Проект "Мессия"

Сын выглядит разочарованным, но отца слушается, кивает и бежит дальше по улице.

Бергий опять одергивает китель.

Значит, бежать надумали, авар лен Валлин.

Бергий хмурится.

Да поможет им Ясноликая в их непростом деле.

Увальня Бергий знает с детства, чернявый Руперт Авари потерял сначала мать, сгинула в горячке, потом отца, охотника, унесло в эннувин на льдине, последним к корням отправился старший брат, так Руперт и оказался у тетушки Ринайи, она то его и пристроила прислуживать в доме авара.

Руперт сидит напротив него, руки на груди сложил и ухмыляется пухлыми губами, как у барышни. Масло с его волос давно выветрилось, черные кудри топорщатся в разные стороны. Помял его лейтенант, видно, вот синяк зреет на скуле, да и глаза красные. Бергий опять вздыхает и тоже руки на груди складывает.

— Может, рассказал бы мне чего интересного, а, Руперт? Ты подумай, что делать то будешь, когда авар улетит, кто тебя защитит, когда гвардейцы императора придут? Злые придут, а уж когда авара здесь не найдут…

Увалень молчит, но больше не улыбается.

—Может, задумал авар чего? Зачем ему корабль в порту нанимать, есть он порталы открывать умеет?

Каморка у Бергия тесная, хоть он ее кабинетом и называет, потолок низкий. Вот сидят они друг напротив друга, да стол в углу стоит, да больше и не поместится никто. За окном опустела тренировочная площадка, все набились в караулку. Курят, засранцы, дым сквозь щели тянется к потолку. Курят и ждут приказа.

А Бергий все медлит.

— Худо будет, если по душу девочки харонов пригонят, — продолжает говорить Бергий. — Слышал я, еще когда на границе служил, что проклятье окойо огнем из плоти изгоняют, были случаи даже когда деревни выжигали, чтобы скверна не распространилась.

Руперт качает головой и смеется. Зло и беспомощно. Голову опускает, за кудрями своими лицо прячет.

— Ты мне Бергий сказки то не рассказывай, — говорит увалень и трясет головой. — Я не такой тупой буду. Пусть приходят твои гвардейцы, с меня взять нечего. Мое дело маленькое – подай, принеси, серебро почисти.

Дверь распахивается, в каморку втискивается лейтенант Кардилис, широкое лицо его влажное, липкое и бледное от страха.

— Капитан, — больше он сказать ничего не успевает, в проеме за его спиной появляются две фигуры в белых плащах. Бергий медленно поднимается со стула, но ног уже не чувствует, сердце заходится в груди от дурноты. Капюшон одного из гостей откидывается и Бергий видит сначала два серых глаза, потом бледную, натянутую на череп кожу. С виду может показаться, что перед ним человек, только болен чем-то, может горячка его в дороге прихватила, если бы ни голый череп и татуировка на нем. Правильный, симметричный узор с двух сторон.

Такие Бергий уже видел раньше, когда служил на границе, там от восставших мертвецов спасу не было, потому на трех солдат по одному харону приходилось.

Бергий стягивает кепку, мнет в руках и кивает, будто сам себе. С облегчением даже. Теперь авар лен Валлин больше не его забота. Он поворачивается и видит лицо Руперта, тот аж посерел. Сначала Бергий думает, паника парня накрыла, но тут увалень начинает дергаться, как в припадке, глаза закатывает и падает лицом вниз, на грязный пол. Один из харонов отталкивает лейтенанта, кидается вперед, опускается на колени, поворачивает Руперта лицом к себе, но мальчишка уже не дышит. Лицо его, до этого круглое и упитанное, буквально провалилось, на вогнутых щеках проступили борозды и круги. Харон отдергивает руки и к удивлению Бергия брезгливо вытирает их о плащ.

— Собирайте своих людей, — командует тот, кто остался стоять по другую сторону двери. — Мечи, кольчуги и доспехи оставьте. Только луки и стрелы с костяными наконечниками. Кто ослушается – умрет.

Бергий механически кивает, а сам взгляда отвести не может от лица увальня.

Мертвец он и есть мертвец, вот только этого словно бы вчера из земли достали, весь высох, кожа сморщилась, словно солью покрыли.

Пока Бергий кусает губы и трет лысину, лейтенант Кардилис уже на тренировочной площадке командует сбор. Бергий с трудом заставляет себя сдвинуться с места. Порог вдруг кажется ему невероятно высоким, он с трудом понимает ногу и делает шаг. Петли на дверях скрипят непривычно громко. Бергий хватается за дверной косяк и трясет головой. Звон колокола с тренировочной площадки, команды лейтенанта. Звук причиняет боль. Он пытается сделать шаг и выйти на крыльцо, но свет с той стороны слишком яркий. Бергий закрывает лицо руками и морщится. Спасительная тень загораживает собой дверной проём. Бергий часто моргает, трясет головой и по привычке трет лысину. Гладкое, как стекло, лицо харона стынет напротив. Татуировки на гладком черепе чуть мерцают. Когда харон наклоняется вперед, вытягивая подбородок, Бергий еле сдерживает гримасу отвращения, но не отступает. Он еще на границе заметил, что харонам нравится человеческий страх. Страх подчеркивает разницу между ними, как между хищником и добычей. Бергий не собирается становиться добычей и делает шаг вперед. Харон неуловимым движением сливается с тенью, пропуская его вперед, на крыльцо, залитое светом.

— Мы ждем вас, капитан, — говорит харон, говорит медленно, словно каждое слово требует усилий.

Бергий делает глубокий вдох и решительно идет вперед. Он должен позаботиться о своих людях.

Пророчество

Над домом висит серая мгла. Вдалеке, над черной водой, мелькают молнии и гаснут. Ветер все крепче треплет голубое пламя маяка. Ставни на первом этаже скрипят и рвутся с цепи. Все двери и окна закрыты. Внутри не горит ни сцер, ни свеча, только тонкие контуры охранных печатей над входной дверью, да под каждым окном, светятся. Дом погружен в тишину. Келли больше не мечется в бреду, она уснула, кожа остыла, почернела и теперь отваливается хлопьями. Она дышит ровно и спокойно.

Преподобный все так же молится у постели Каттери.

Доктор сидит в пустой столовой и гладит пальцами скатерть, похожую на флаг.

Авар в своем кабинете, смотрит на карту на внутренней стороне мраморной чаши. Мысленно Терранс уже проложил маршрут и теперь ждет.

И Дом ждет.

Авар знает, что Руперт, посланный нанять корабль, не вернется, но продолжает излучать уверенное спокойствие. Терранс ждет харонов. Корабль, который пересечет границу Хребтов он нашел, но кто-то должен указать им дорогу. Без проводника его план добраться до Предела обречен на провал.

Терранс смотрит на карту. На ее пустой, белый край, туда, откуда ни один обычный человек еще не возвращался. Эбориты каждый год засылают туда смельчаков, но пока безуспешно. Если кто и возвращается живым, то в состоянии помешательства. Терранс перерыл всю библиотеку Ордена, пытаясь найти ответ как преодолеть этот невидимый барьер безумия. Он знал, что это возможно, ведь кто-то же привозит дикарей из племени харонов, живущих на берегу реки Стикс. Белых дикарей, без отпечатка возраста, которых почти невозможно убить, ткани так быстро регенерировали, что никаких следов не оставалось. Их ценность была в том, что они умели извлекать память прошлых жизней. Окойо, так называемые восставшие мертвецы, одержимые памятью, говорили истину, которую тысячелетиями скрывал Орден. Хароны были самым надежным оружием против них.

Каста харонов в Ордене занимала особое место, никто кроме мэтресс, не знал, как она устроена и на чем держится. Хароны отличались дисциплиной, слепой преданностью, и отсутствием каких-либо чувств. Они были скорее функцией, чем живым организмом, и сейчас Террансу была нужна эта функция, чтобы сбежать от Ордена и спасти свою дочь.

Терранс то и дело наклоняет голову и прислушивается. Он уже знает как все будет и теперь ждет.

Он видел вероятность будущего, хароны придут из деревни и приведут с собой Бергия и его полиционеров, бросят их вперед, как кусок мяса и попытаются выманить его наружу. Хароны в отличие от людей знают, на что способен хранитель и будут осторожны. Не от страха, а выполняя приказ мэтресс. Ванесса лен Валлин так закостенела в своей самоуверенности, что отказывается видеть опасность. Как там, в древних текстах? Уходить, уступать место. Кажется, упиваясь властью, она совсем забыла о кодексе Ордена. О том самом последнем пределе – смертности. Она ведет себя как Неведомые, не признающие ограничений плоти. Она отказывается уходить.