Страница 38 из 66
Глава 8
Первомайская демонстрация — куда же без нее? И, разумеется, для всех комсомольцев — а, значит, и для Михаила — явка обязательна. К остальным такого требования формально не было, но на «отказников» начали бы немедленно коситься не только учителя, но и одноклассники. А потому таких не было! Ибо «День международной солидарности трудящихся» — один из главных советских праздников, наравне с днем Великой… Ноябрьской, в этом мире, Социалистической революции. Это потом уж ельцинские пропагандоны переименовали его в «День весны и труда» и, оставив первое мая выходным днем, постарались затереть истинный смысл праздника, превратив лишь в еще один повод для выпивки. Интересно, многие ли спустя тридцать-сорок лет с того времени будут помнить предысторию праздника? Почему-то Михаил в этом очень сильно сомневался…
Сейчас же отношение к празднику было совсем иным! На проходившем перед праздником комсомольском собрании вспоминали первомайскую забастовку в Чикаго и последовавшие за ней события, большевистские маевки и борьбу рабочего класса за свои права, говорили про события 1917 года… И все были искренне убеждены, что скоро настанет конец капитализма! Что окончательная победа социализма во всем мире уже недалека… И оттого Михаилу становилось откровенно грустно. Куда буквально через десять-пятнадцать лет все это делось в его мире? Ведь и там, несмотря на куда более топорную пропаганду, в эти годы люди верили в светлое коммунистическое будущее. Однако «партийные вожди», то ли по дурости, то ли из откровенного предательства, сделали все для того, чтобы задушить, растоптать эту веру… Внушить людям мысль о том, что у нас в стране все плохо, а будет и того хуже, и единственный выход из тупика — все «перестроить»! Сначала в пользу так называемого «социализма с человеческим лицом» (вот только рожа бандита-уголовника, на котором клеймо ставить негде — она ведь тоже вполне себе человеческая), а потом и в сторону капитализма… Нет! Властолюбивым ублюдкам, ради собственных амбиций развалившим страну, сломавшим судьбы миллионов людей, лишившим их веры в будущее, нет и не может быть прощения! И уж он постарается сделать так, чтобы в этом мире они получили по заслугам… К счастью, о возможности такого будущего пока никто не догадывался и искренне верил в неизбежную победу дела Ленина-Сталина…
Так что на демонстрацию пришли все без исключения — даже те, кто в комсомоле не состоял. Несмотря на то, что поутру было еще весьма прохладно, все были в хорошем настроении — сколько себя помнил Михаил, первомайские демонстрации вообще проходили достаточно весело, с каким-то чувством душевного подъема. Целое море красных флагов, транспаранты, портреты советский вождей, где, в отличие от прошлого мира, присутствовал и товарищ Сталин, снующие туда-сюда, располагая школьников в одном только им понятном порядке, учителя, яблоневые ветки и живые и самодельные, склеенные младшеклассниками, цветы, воздушные шарики… Все такое давно позабытое, и в то же время словно давно забытое… Как ни крути, последний раз на демонстрацию Михаил ходил еще в университете. Потом, на заводе, это уже становилось больше делом постоянного партийно-комсомольского актива и начальства…
Колонна школы, как обычно, вливалась в общую колонну носившего в этом мире имя товарища Сталина района, куда входили представители всех учебных заведений и трудовых коллективов… И все вместе двигаются в сторону центра города, к площади Революции. По пути, как обычно, болтали, смеялись, пели песни… Многие студенты, как знал Михаил по опыту прошлой жизни, сейчас уже начинали «заправляться» спиртосодержащими жидкостями — конечно, не до состояния нестояния, а лишь «для сугреву». А вот после демонстрации очень многие будут не прочь малость «стукнуть по конусам»… Впрочем, в студенческие годы таким же способом зачастую отмечали и успешную сдачу экзаменов. Аж ностальгия вдруг при воспоминаниях полезли…
Студентов, кстати, на демонстрации было очень немало… В том числе и весьма симпатичных девчонок-студенток, на кого порой волей-неволей обращал внимания Михаил. Такие молодые, веселые, нарядные, что так и хотелось подойти и с кем-нибудь познакомиться… «И что ты им дашь? — обрывал подобные мысли Михаила ехидный внутренний голос. — Участь жены революционера, которого в любой момент могут убрать те, кто готовит развал СССР? «И вечный бой, покой нам только снится»? Так что ли?» Нет уж, со своей личной жизнью он определился раз и навсегда. Пока он не сделал так, чтобы хотя бы в этой реальности сохранились СССР и социализм, ни о чем таком не может быть и речи! Правда, потом, скорее всего, будет уже поздно, но приносить проблемы другим людям Михаил не хотел совершенно…
Расходились с демонстрации уже каждый сам по себе — плакаты и флаги, у кого они были, складывали в присланный «шефами» грузовик и шли по домам. И вот уж Михаил вновь шел в своей «пролетарской» компании домой — по пути выпили в автомате по стаканчику давно забытой газировки с сиропом, стоившей в этом мире, где не было хрущевской деноминации, соответственно тридцать копеек, погуляли по детскому парку… Погода к этому времени несколько потеплела, светло солнышко — так что бежать домой никто не стремился.
— Как думаете, ребят, — глядя на проезжающую мимо машину со сложенными флагами и транспарантами, вдруг спросила Танька. — К 2000 году построим коммунизм во всем мире?
— Да, ясен пень, построим! — решительно произнес Петька.
— Конечно! — поддержал его Тоха. — Задавим империалистов и коммунизм настанет!
— Американцы — хитрые сволочи, — заметил Михаил. — Они свой пролетариат здорово обманывать научились…
Эх, а ведь когда-то он и сам думал, что вот-вот коммунизм настанет… И, возможно, в тот раз даже сам говорил что-нибудь на счет этого — хотя сейчас вспомнить те события уже и не получалось. Однако сейчас, с опытом прожитых лет, эти рассуждения казались какими-то наивно-детскими, оторванными от реальности. Это была та самая мечта о светлом будущем, которую ловко растоптали, обесценили и уничтожили партийные перевертыши… Однако сказать всю правду Михаил все равно не мог — да и не хотел, по большему счету. Он сам бы с радостью забыл все то, свидетелем чего ему довелось стать, и жил себе спокойно и счастливо. Вот только сможешь ли спокойно жить, знаю про все это жутковатое будущее? Пожалуй, никак не выйдет — если только не успел продать свою совесть…
— Да и хрен бы с ними! — решительно ответил Тоха. — Будущее за коммунизмом — это всем известно! Придет время — будет и в Америке своя пролетарская революция!
— Быть-то будет, конечно, — внезапно достаточно разумно ответил Витька, их комсорг. — Но вот только когда? Сейчас Штаты со всего мира соки тянут, превращаются в мирового паразита. Жируют с того, что другие люди мрут с голоду да от болезней, гибнут в развязанных ими войнах… Так что с ними справиться непросто будет. Но к 2000-ому году, уверен, справимся и с ними. Если не коммунизм, так уж социализм точно построим.
— А я верю, что не долго буржуям осталось! — ответила Танька. — Вот увидите!
И никто во всем мире еще не мог бы и подумать, насколько эти слова были близки к истине… Так что Михаил лишь мысленно усмехнулся услышанному. Добравшись до дома, Михаил вновь приступил к привычным делам, совершенно не догадываясь о том, что уже ближайшее будущее страны и всего этого мира окажется таким, какое он не мог себе представить даже в страшном сне. И события ближайших лет во многом обесценят и перечеркнут мечты и надежды большинства советских людей…
Перед Днем Победы, отмечавшемся в этом мире 12 мая, у них вновь состоялось комсомольское собрание, где обсуждали план предстоящих мероприятий, решали, кого из ветеранов позвать на предстоящий классный час — и в итоге сошлись на дяде Тохи. В прошлом мире он был уволен из армии по хрущевской демобилизации, в этом — уволился по возрасту. Отец-то Тохи в годы войны был еще пацаном и, как и две старшие сестры, работал в колхозе вместо взрослых, родителей-ветеранов еще нескольких комсомольцев из их класса уже приглашали, а повторения не хотелось. Было, правда, еще несколько — по сути, почти у каждого в семье был кто-то из фронтовиков, но далеко не все из них хотели вспоминать те годы и что-то рассказывать. Как, например, и дядя Михаила, от которого он за всю жизнь не слышал ни одного рассказа про войну! А ведь он всю войну прошел в составе войск НКВД… Или отец той же Вики — офицер-артиллерист, тоже очень не любивший вспоминать те годы… А сколько у каждого из их класса погибших родственников? Затем говорили и об историческом значении победы над фашистской Германией и роли советского народа, вспоминали про товарища Сталина и видных советских военачальников…