Страница 1 из 3
Дмитрий Гусев
Музыкальный моноспектакль 'Дневник девушки' на слова Е. Ростопчиной для сопрано в сопровождении фортепиано
Глава II
Начало записок:
СЕМЕЙСТВО СТОЛБИНЫХ
I.
Мы здесь!.. Я видела хваленую столицу,
Громаду пышную больших, высоких зданий -
Но где же солнца свет?.. Но где ж
лазурь небес?..
Где воздух для груди живительный и теплый?..
Я вижу, есть где жить… но чем и как дышать,
Когда недужное сжимает ощущенье
Все чувства бытия, все существо мое?..
Не смею вымолвить неясного сужденья,
Неполных мыслей; но, сдается мне, здесь жизнь,
Здесь город не по мне… Богатая наружность;
Одушевленья нет!.. Всё чинно, всё блестит
Порядком, стройностью, довольством,
просвещеньем;
Но это вид для глаз: к нему легко
привыкнуть,
Легко соскучиться бессменной пестротой.
Потом?.. Где пища здесь для мысли одинокой,
Воображению где место, где приют?..
II
Княгиня Столбина,– в которой ожидала
Найти я знатную, блистательную даму,
Почтенный образец почтенной старины
В преданьях прошлого столетия, что ж? Она,
Княгиня Столбина, – сердитая старуха,
Надменная, полна тщеславия, капризов…
Ничто моим мечтам не отвечает в ней…
Ни тени барского величия, ни крошки
Блестящей ловкости, познания, ума…
Бранится с поваром, на горничных кричит.
Весь дом пред ней дрожит. В присутствии ее
Спешат ей угождать, но за глаза прислуга,
Нахлебники ее, и даже сами дети,
Всё выражается о ней без уваженья
И без любви… В ней смесь понятий и причуд
Разладных: и горда она неимоверно,
И раболепствует ужасно иногда.
Вне Петербурга – мир ей чужд и незнаком,
И разговоры с ней основаны на толках,
На слухах городских. Как бабушка, она
Сестер моих принять хотела благосклонно,
И их нарядами усердно занялась;
Прическу им к лицу велела подобрать;
Их в положенный час впускает в будуар свой,
В карете посмотреть на город посылает;
Зовет, чтоб показать знакомым и родным,
Их имена, лета всем объявляет чинно.
Но каждый раз зато и каждому особо
Твердит, издалека кивая на меня:
"А это, вот, у нас чужая; князь Василий,
Мой старший сын, женат был на вдове, и дочь
Взял за вдовою в дом; конечно, по рожденью,
Она уж не чета меньшим сестрам; за ней
Ни гроша, ни души; но видите, она
Собою не дурна, воспитана прекрасно,
По милости его, Василия, и с рук
Мы сбыть ее легко надеемся, пристроив…
И где ж, как не у нас, найти ей жениха?.."
Что чувствую тогда… что душу мне теснит…
Что пламенем стыда и гнева жжет чело, -
Я выразить в словах вам не умею!.. Только
Ушла бы я скорей, укрылась, улетела,
Когда бы с крыльями имела волю я!
"Но верно не одна княгиня в этом доме?"
Вы скажете, мой друг: – "У ней есть дочь,
семейство
Моложе и добрей: – им можно, должно быть
Приятней, ласковей с гостями молодыми?
В их обществе, для вас – полудетей, пришельцев
Из мира тесного другой семьи незнатной,
И назидательно, и весело, и ново,
Все без сомнения?" – Ах, Боже!.. нет, не так!..
Другие Столбины?.. Но с ними во сто раз
И хуже, и скучней!..
Княжна Наталья, дочь всевластная княгини,
И полная по ней царица в целом доме,
Была красавицей… Ей нынче тридцать лет!
Блистала при дворе… имела женихов,
Поклонников… теперь и чтут и уважают
В ней имя древнее, – в ней любят светский ум,
А более еще открытый дом княгини, -
Но не влюбляются по-прежнему в нее!..
Не замужем она, как слышно, от того,
Что все посланника ждала, или министра, -
А прочих женихов всех гордо браковала.
И вот, как говорят домашние, лет с пять,
Что уж не сватался никто к княжне упорной…
Все ненавистно ей, – ей все противно,
Все сердит без того сердитую княжну.
Она всегда в хандре, когда не при гостях,
Всегда с домашними и ссорится, и спорит;
С гостями ж, при чужих, приветно сыплет фразы
Присутствующим, – но… отсутствующим горе
За то!.. С завистливой досадою на женщин,
С насмешкой горькою на молодых людей,
С жеманной колкостью на всех она взирает,
И всем старается вредить. Но как искусно
И как хитро!.. Она всегда начнет хвалою, -
Чтобы злословием окончить невзначай!
Смешную сторону во всем она лишь видит, -
Прекрасного – нигде, ни в чем! Она не верит
Ни правде, – ни добру, – особенно ж, ни сердцу
И жизни внутренней его!.. Она смеется
Над всем, что не дано, что недоступно ей,
И отрицанием холодным пепелит
Все, что ни есть в других высокого, святого,
Что душу радует, что возвышает мысль.
В вселенной ей одна знакома только проза, -
Она поэзии не может понимать!..
При ней, – поверите ль? – мне холодно, мне больно;
При ней я чувствую какой-то чудный страх,
Как будто бы при злом, враждебном духе,
При мертвом выходце неведомого мира.
Еще участвуют в семейственной картине
Две девушки, – почти ровесницы мои,
Графини Зуровы, племянницы княгини.
Но Боже мой! хоть жизнь мы равными годами
Считаем, – между нас что общего?.. Оне
Воспитаны в чаду столичных развлечений,
Для света модного назначены зараней,
Лишь светом заняты; и твердо им знаком
Устав его забот, приличий и расчетов.
С моей неловкостью, с моим незнаньем света,
Провинциалкой им кажусь я… я смешна им…
Живые, резвые, пригожие собой,
В нарядах дорогих, в богатых кружевах,
Оне, как знатоки, перебирают, судят,
Как дело важное, уборы модных дам, -
Что было на «такой», что «этой» не к лицу;
Всегда о выездах вчерашних говорят,
Или готовятся к забавам предстоящим…
Мой разговор для них и странен и докучлив,
Когда, что на уме, я вымолвлю подчас:
А в речи их и смех я рада бы вмешаться,
Но не могу… Я здесь не знаю никого,
И не могу судить, и не могу понять,
О чем и про кого толкуют близ меня.
Заботливо рукою или платьем
Храня свечи прерывно-бледный луч…
И вот достигла я жилья пустого…
К скрипевшему, заржавому замку
Ключ подношу рукою боязливой…
Открылась дверь… Высок, широк и мрачен
Одетый шкапами покой… и это в нем
Так чутко, что мой шаг, малейший шорох,
Все отдается с звучностию странной