Страница 22 из 203
Так что очень скоро тот заметил, что хотя Мо Жань больше не чавкает, но хватает ребрышки руками, отчего его пальцы блестят от жира, а губы отвратительно измазаны кисло-сладким соусом.
От попыток сдержать гнев на лбу Чу Ваньнина выступили вены. Опустив ресницы, он уставился в свою тарелку, лишь бы не видеть как отвратительно ест Мо Жань.
Может, дело было в том, что Мо Жань слишком заигрался или так увлекся едой, что позабыл об осторожности, но в какой-то момент он бросил обглоданную кость прямо в тарелку Чу Ваньнина.
Чу Ваньнин свирепо уставился на безобразно обглоданное ребрышко. Прямо на глазах температура воздуха между ними опустилась до абсолютного нуля.
— Мо Жань!..
— Учитель… — Мо Жань выглядел очень испуганным, но было непонятно, являлся этот страх настоящим или притворным. — Это… э, я ведь не нарочно.
Однако, странное дело.
— …
— Не злитесь, я прямо сейчас это уберу!
С этими словами он бесцеремонно сунул свои палочки в чашку Чу Ваньнина и быстро вытащил свиное ребрышко.
Лицо Чу Ваньнина побледнело так, что, казалось, еще немного — и он потеряет сознание от тошноты.
Мо Жань невинно захлопал ресницами, и на его прелестном личике появилось несчастное выражение несправедливо обиженного ребенка:
— Учитель, я так противен вам?
— …
— Учитель, я виноват, простите.
«Довольно», — подумал Чу Ваньнин. — «Зачем я опускаюсь до уровня этого ребенка?»
Он смог справиться с порывом призвать Тяньвэнь и отхлестать Мо Жаня, но аппетит пропал напрочь. Поднявшись со своего места, он объявил:
— Я наелся.
— А? Так ведь почти ничего не съедено? Учитель, еда-то в вашей тарелке почти не тронута.
— Я не голоден, — холодно отрезал Чу Ваньнин.
В душе Мо Жаня от счастья расцвели цветы и запели птицы, изо рта же по-прежнему лились полные приторной сладости слова:
— Тогда я тоже больше не буду есть. Пошли. Мы вместе вернемся в Ад Алого… э, Павильон Алого Лотоса.
Чу Ваньнин прищурился:
— Мы? — в его глазах ясно читалась насмешка. — Что значит «мы»? Помни об уважении к старшим и получше следи за своим языком.
Хотя добродушно улыбающийся Мо Жань внешне выглядел послушным, здравомыслящим, рассудительным и милым, про себя он в этот момент думал: «Уважение к старшим? Следить за языком?.. Хе-хе, если бы ты, Чу Ваньнин, знал, что случилось в прошлой жизни, то понял бы... в конце концов, в этом мире единственный, кто достоин уважения, — это Мо Вэйюй».
Чу Ваньнин, этот благородный, холодный и высокомерный человек, разве в итоге он не превратился в кусок грязи на подошвах его обуви, чье выживание полностью зависело от его милости?
Быстрым шагом следуя за Учителем, весь обратный путь Мо Жань по-прежнему сохранял на лице сияющую самодовольством улыбку.
Если Ши Мэй — белый лунный свет в его сердце, то Чу Ваньнин — рыбная кость, застрявшая в его горле. Он обязательно выдернет этот шип, раздавит и потом проглотит, чтобы разъесть его своим желудочным соком.
Иными словами, в этой жизни он может пощадить любого, но только не Чу Ваньнина.
Однако Чу Ваньнин, похоже, также не намеревался щадить его.
Мо Жань стоял перед библиотекой Ада Алого Лотоса и, уставившись на пятьдесят книжных стеллажей высотой в десять ярусов, думал, что он ослышался.
— Учитель, вы сказали… что?
Чу Ваньнин ответил самым что ни на есть безразличным тоном:
— Протри все книги.
— …
— Протерев, составь опись.
— …
— Завтра поутру я проверю твою работу.
— !..
Что?! Он должен остаться в Аду Алого Лотоса на всю ночь?!
Но ведь ему удалось договориться о встрече с Ши Мэем, чтобы этим вечером тот сделал ему перевязку!
Мо Жань открыл рот для попытки поторговаться, но Чу Ваньнин не обратил на него никакого внимания. Взмахнув своими длинными рукавами, он развернулся и направился в мастерскую, да еще и самым бессердечным образом плотно закрыл дверь за собой.
Из-за сорванного свидания Мо Жаня накрыло волной глубочайшей ненависти и отвращения к Чу Ваньнину… Ему захотелось прямо сейчас взять и спалить все его книги!
Хотя нет!
Пораскинув мозгами, он придумал куда более вредоносный способ отомстить…
[Визуал к 8 главе]
Глава 9. Этот достопочтенный вовсе не позер[9.1]
У Чу Ваньнина и правда оказался ужасный вкус.
Пресный. Однообразный. Вгоняющий в тоску.
Вы только посмотрите на эти полки, битком забитые весьма потрепанными на вид книгами!
«Собрание изображений древних магических барьеров», «Иллюстрированный определитель экзотических растений», «Музыка для циня Духовной школы Жуфэн из Линьи», «Каталог деревьев и трав». Из всего этого более-менее развлекательным чтивом, наверное, можно было назвать «Путевые заметки странника по Сычуани» и «Рецепты сычуаньской кухни».
Выбрав несколько книг, которые выглядели новыми, а значит, Чу Ваньнин вряд ли их часто читал, Мо Жань дал волю своему воображению и разрисовал некоторые страницы порнографическими рисунками.
В процессе создания своих «шедевров» он размышлял:
«Хе-хе, здесь книг просто тьма тьмущая, так что еще неизвестно, когда[9.2] Чу Ваньнин обнаружит, что некоторые из них пополнились непристойным содержанием. А к тому времени он уже не сможет доказать, что виновником их появления был именно я, и ему останется только молча кипеть от гнева. Просто замечательно! Великолепно!».
Сжимая в руках разрисованную книгу, Мо Жань не смог сдержать довольный хохот.
Вложив душу в сей творческий порыв, он изрисовал больше десятка книг, полностью раскрыв свой творческий потенциал и чувство прекрасного. Как описать его сбивающие с праведного пути творения? Это был стиль крупных мазков и четких линий с изображениями достойных людей в летящих по ветру одеждах, облегающих их нагие тела, как струи прозрачной воды. Если бы кто-то вдруг решил одолжить у старейшины Юйхэна пару книг и случайно прихватил одну из этих, то слухов было бы точно не избежать:
— Этот ваш почтенный старейшина Юйхэн — зверь в человеческом обличье! Кто бы мог подумать, что хранящиеся у него в библиотеке «Чистые помыслы» разрисованы совокупляющимися мужчинами и женщинами!
— Как можно называть старейшину Юйхэна образцовым учителем, если у него в «Практикуме по фехтованию» маньхуа о любви двух мужеложцев!.. Это не Бессмертный Бэйдоу, а разодетая в шелка скотина!
Чем больше Мо Жань себе все это представлял, тем больше веселился. Дошло до того, что, держась одной рукой за живот, а в другой сжимая кисть, этот мечтатель катался по полу, весело дрыгая ногами. Он так увлекся, что даже не заметил, как кто-то подошел к двери библиотеки, так что когда Ши Мэй зашел в комнату, то увидел кучу разбросанных книг и Мо Жаня, который валялся на них и хохотал как сумасшедший.
— …А-Жань, что ты делаешь? — удивленно спросил Ши Мэй.
Мо Жань на миг окаменел, затем быстро сел, отряхнулся и поспешно закрыл книгу со своим последним «шедевром». Придав своей довольно скалящейся собачьей морде подобающее порядочному человеку выражение, он пробормотал:
— Тру[9.3], то есть полы натираю.
Ши Мэй из последних сил сдерживал смех:
— Натираешь своей одеждой?
— Кхе, а где я здесь тряпку найду? Ох, давай не будем об этом. Ши Мэй, зачем ты пришел сюда среди ночи?
— Я не нашел тебя в комнате, поэтому порасспрашивал и узнал, что ты на отработке у Учителя, — Ши Мэй прошел в библиотеку и начал помогать ему собирать разбросанные по полу книги. Расставив их по порядку, он ласково улыбнулся ему. — Как только смог, я сразу пришел с тобой повидаться.
Мо Жань был счастлив и очень польщен таким вниманием с его стороны. Известный балагур и болтун, он вдруг не смог найти слов и смущенно поджал губы.
9.1
[9.1] 戏精 xìjīng сицзин — королева (король) драмы: человек, ведущий себя с преувеличенным драматизмом и эмоциональностью.
9.2
[9.2] 猴年马月 hóu nián mǎ yuè хоу нянь ма юэ «в год обезьяны, месяц лошади» — обр.: неизвестно когда.
9.3
[9.3] 擦 cā ца — тереть, драить; втирание: мазок кисти в живописи.