Страница 45 из 303
Когда он хорошо относился к людям, то совсем не думал получить за свое хорошее отношение что-то взамен. Также он не хотел, чтобы люди, которым он помог, чувствовали себя неловко или считали, что должны ему.
На самом же деле Чу Ваньнин просто боялся своей пылкости и импульсивности, которые были другим полюсом демонстрируемой им холодности и выдержки.
Поэтому, будучи от природы справедливым и открытым, он не предавал огласке свои добрые поступки, предпочитая скрывать их от других людей.
Чу Ваньнин носил маску всю жизнь.
Но однажды человек, который ему нравился, протянул руку, сорвал с него эту разрисованную в темных тонах злую маску и вытащил его из крабового панциря.
И в этот момент он просто остолбенел, не зная, как поступить в подобной ситуации.
Пока Чу Ваньнин растерянно молчал, Мо Жань уже встал перед ним на колени. Он так и не выпустил из рук его ладонь, словно боясь, что Учитель может снова исчезнуть. В этот момент в голову Чу Ваньнина невольно закралась абсурдная и весьма постыдная мысль...
Этот его ученик всегда был безрассудным и часто шел против заведенного порядка, и тут он вдруг так крепко хватает его за руку, нарушая все нормы приличия. Тут невольно задашься вопросом, а не задумал ли он сотворить что-то непотребное?
— … – Чу Ваньнин сам испугался своих мыслей и, бессознательно маскируя свое смущение, помрачнел еще сильнее. Не зная иного способа «сохранить лицо», он мог только прикрыться привычной надменной отчужденностью.
Вот только Мо Жань и не собирался делать ничего «такого», а просто вцепился в него, как в потерянное и обретенное вновь сокровище.
Верно, ведь в прошлой жизни он сам выбросил этого человека, как стоптанные сапоги.
— Учитель.
Вся ненависть осталась позади, он стоял перед ним на коленях, исполненный искренности и почтения, даже какой-то слишком раскаленный и опаляющий.
— В прошлом я ошибался. В будущем, если вы скажете мне пойти на восток, я сразу отправлюсь на восток, скажете идти на запад – я немедленно пойду на запад. Я сделаю все, лишь бы вы были довольны, – может быть от того, что эти слова были сказаны с любовью и шли от сердца, хотя Мо Жань все еще улыбался, в его глазах стояли слезы. — Вы же вернетесь со мной, ладно?
Чу Ваньнин по-прежнему молчал. Его лицо было спокойным, как водная гладь, но сердце, объятое пламенем войны, подавало тревожные сигналы[114.8].
— Учитель.
Полный очарования юности голос звучал так мягко и кротко.
Если Мо Жань ненавидел человека, то ненавидел искренне и всей душой.
Но если ему кто-то нравился, то он отдавал этому человеку всего себя без остатка.
Так вышло, что он всегда был склонен впадать в крайности, идя на поводу у собственных страхов и навязчивых идей.
— Пообещайте, что вернетесь со мной, ладно?
Чу Ваньнин даже не шелохнулся, лишь равнодушно смотрел на него, как будто с головой погрузившись в свои мысли.
Мо Жань испугался, что Учитель совсем не обрадован его предложением. Поэтому, несмотря на то, что на душе у него было тяжело, сохраняя на лице лучезарную улыбку, он предпринял еще одну попытку, стараясь при этом не слишком наседать, чтобы не расстраивать его еще больше. Он взял его за руку и начал трясти, словно бы поддразнивая его:
— Учитель должен согласиться. Просто кивните разочек.
— …
Мо Жань, испугавшись, что он так и не кивнет, чуть подумав, сказал:
— Может, я досчитаю до трех?
— …
— Если Учитель ничего не скажет, будем считать, что вы пообещали мне, — очень мягко и кротко сказал Мо Жань и после небольшой паузы начал медленно считать:
— Один, два, три.
Но Чу Ваньнин сейчас напоминал человека, которого вдруг опустили в теплую воду, после того как он долгое время провел на морозе. Сейчас он чувствовал не тепло, а только сильную боль.
Раньше, когда он был одинок, холод был привычен и не доставлял неудобств, однако, стоило появиться человеку, который окутал его своим теплом, он испытал сильнейшую боль, когда каждый кусочек его оттаявшей плоти, каждый сантиметр его замороженной кожи потрескался и начал кровоточить.
Чу Ваньнин испытывал невыносимые сердечные страдания.
Кончики его пальцев в потной ладони Мо Жаня чуть дрожали.
Из-за его молчания Мо Жань занервничал все больше. Он очень боялся, что Чу Ваньнин совсем пал духом и не хочет возвращаться с ним в мир живых.
Мо Жань не осмеливался даже шевелиться, боясь, что Учитель бросит его и уйдет. Все еще сохраняя на лице невозмутимое выражение, он с деланным весельем сказал:
— Я считал слишком быстро. Вы не были готовы, поэтому я начну считать снова. Один, два, три.
— …
Мо Жань судорожно глотнул и содрогнулся всем телом. Его улыбка стала умоляющей:
— Учитель, вы меня слышите?
В глазах феникса, наконец, появился намек на эмоции, но Чу Ваньнин все еще выглядел очень отстраненным. Застывшим взглядом он смотрел на Мо Жаня и молчал.
— Я еще раз медленно посчитаю. Боюсь, вы можете не расслышать. Один, два, три.
— …
— Давайте, в последний раз?.. Один, два, три.
— …
— Теперь точно в последний раз. Один... Два… Три…
Чу Ваньнин смотрел на стоящего на коленях Мо Жаня, как на пустое место. А он считал снова и снова… Как самый последний дурак, он повторял: один, два, три... один, два, три… Как будто словами можно вернуть плодородие выжженной почве, повернуть время вспять, заставить зацвести сухое дерево и оживить умершего любимого человека.
Но этот ученик перед ним, такой глупый и упрямый, продолжал считать с таким упорством, словно подсчитывал и собственные грехи, и все то хорошее, что сделал для него Учитель.
В конце концов, у него задрожал голос, а натянутая улыбка превратилась в паническую гримасу:
— Учитель.
Мо Жань запрокинул голову. Глаза у него были красными, но он уже причинил столько страданий Чу Ваньнину, и не хотел еще и разрыдаться перед этим благородным и сдержанным человеком, тем самым еще больше расстроив его.
Поэтому он сдержался и снова улыбнулся через силу, стараясь говорить спокойно и непринужденно:
— Я посчитаю еще раз. Просто позаботьтесь обо мне, ладно?
Услышав эти слова, Чу Ваньнин почувствовал себя так, словно ему всадили нож в сердце.
Содрогнувшись всем телом, он попытался медленно выдернуть пальцы из руки Мо Жаня, но тот только сжал их сильнее, продолжая говорить. Этот юноша не сводил с него немигающего горящего решимостью взгляда, своим упорством и хваткой напоминая пса.
— Один. Два…
Вдруг снаружи послышался топот множества ног, крики и ругательства. Чу Ваньнин поднял голову и увидел море огней во дворе. Многочисленная призрачная стража окружила здание, намереваясь пойти на штурм.
В конечном итоге Жун Цзю нашел удобный случай расквитаться и донес на них.
— Они там, наверху! Все наверх!
— Схватить этого мелкого бандита!
— Этот нарушитель законов небес, он здесь!
Вокруг царил хаос, держащие в руках факелы призраки все прибывали, готовые в любой момент, подобно приливной волне, захлестнуть и раздавить две мятежные души, навеки лишив их шанса переродиться вновь.
Мо Жань даже не повернул голову. Он все еще держал Чу Ваньнина за руку, слишком спокойный и умиротворенный в такой опасной ситуации.
Пусть Чу Ваньнин не был его любовником, он любил, уважал и почитал этого человека. Ему было достаточно просто смотреть на него, чтобы в его мятежном сердце наконец воцарился покой.
Чу Ваньнин прикрикнул:
— У тебя в голове помутилось?! Почему ты все еще ничего не сделал?
С этими словами он крепко схватил Мо Жаня за руку и одним рывком поднял его с колен. На свету его глаза ярко вспыхнули. Сейчас Чу Ваньнин выглядел решительным и собранным, совсем как при жизни. Гневно сдвинул брови, он крикнул:
— Уходим!
Мо Жань замер от неожиданности:
— Мы?
Чу Ваньнин рассвирепел еще больше:
114.8
[114.8] 心中烽火狼烟 xīnzhōng fēnghuǒ lángyān синьчжун фэнхо ланъянь — в сердце огонь сторожевой башни и «волчий» дым, где 烽火 fēnghuǒ сигнальный огонь (костер/фейерверк), зажженный на сторожевой башне, в обр. знач.: военная тревога, пожар войны;
狼烟 lángyān «волчий» дым — дымовой сигнал, предупреждающий о приближении противника, в обр. знач. хаос войны. Название происходит из легенды о том, что древняя армия, столкнувшись с опасностью, для привлечения внимания союзников сжигала волчий навоз, источающий удушливый дым.