Страница 302 из 303
Слева и справа стояли сделанные из духовных камней скульптуры отгоняющих злых духов божественных стражей, которые были настолько огромны, что только большой палец ноги каждого из них был размером с шестилетнего ребенка. У этих божественных изваяний было по три лица, отражавших спектр эмоций от благосклонности до гнева, а в руках, украшенных от предплечья до запястья многочисленными браслетами — по ритуальному сосуду. Странное дело, подобного рода статуи божественных стражей обычно имели выпученные глаза леопарда, веки же этих статуй были смежены, а брови нахмурены, отчего казалось, что они задумали что-то недоброе.
Не моргнув глазом, Наньгун Сы уколол стрелой кончик пальца и, начертав кровью на духовном камне магический символ, произнес вслух:
— Кровный потомок основателя Духовной школы Жуфэн в седьмом поколении Наньгун Сы имеет честь кланяться.
Со страшным грохотом задрожала земля.
Какой-то невежественный человек закричал:
— Глаза открылись! У той статуи!
Стоя в толпе людей, Мо Жань, так же как и все, запрокинул голову.
Если бы обстановка не была такой напряженной, он бы точно возразил тому человеку: «Не у одной, а у двух».
Оба стража, слева и справа, открыли глаза цвета янтаря с узким змеиным зрачком.
Изваяние с левой стороны неторопливо открыло рот и из каменной дыры полился звук, похожий на звон гигантского колокола:
— Наньгун Сы, хорошо ли ты помнишь семь табу Жуфэн?
— Жадность, ненависть, ложь, убийство, блуд, воровство, грабеж — семь недопустимых вещей для благородного человека! — ответил Наньгун Сы.
Позади него Хуан Сяоюэ холодно усмехнулся:
— Лучше говорить, чем петь[211.5].
На самом деле, не только Хуан Сяоюэ, но и многие другие свидетели этой сцены, проговаривая про себя эти семь табу, не могли не подумать о том, что сейчас эти слова были самой большой насмешкой над сгинувшим орденом Жуфэн.
Статуя справа тоже открыла рот и до них донесся голос, который, казалось, пришел из глубины веков:
— Наньгун Сы, высоко подвешено чистое зеркало[211.6], внизу бездонные адские глубины, ты идешь по жизни с чистой совестью?
От переводчика: статуя требует ответа у Наньгун Сы «перед всевидящими Небесами и бездонными глубинами Ада».
— С чистой совестью.
Эти два вопроса Наньгун Сы помнил с детства. Чтобы войти на земли Кургана Героев, любой человек из рода Наньгун должен был услышать эти два вопроса и дать эти два ответа.
Когда основатель ордена Жуфэн учредил эту традицию, скорее всего, он надеялся, что, поднявшись на гору для поклонения духам предков, услышав эти вопросы, его потомки вспомнят оставленные им заветы, задумаются о своих поступках и образумятся.
В этот момент Наньгун Сы не мог не подумать об отце, который каждый год в день зимнего солнцестояния, поднимаясь на гору для проведения церемонии поклонения духам предков, отвечал на эти два вопроса. Был ли он хотя бы немного взволнован, испытывал ли хотя бы намек на угрызения совести?
Или же воспринимал эту традицию двух вопросов только как ключ к дверям семейного склепа, считая, что это всего лишь заклинание, открывающее магический барьер на гору Цзяо, и ничего более?
Магический барьер открылся.
Каменные изваяния с двух сторон вдруг затряслись и одновременно опустились на одно колено.
— Покорно просим, хозяин, поднимитесь на гору.
На какое-то время Наньгун Сы застыл на месте, но так как он стоял спиной к толпе, никто не видел выражения его лица, даже Е Ванси.
Наобайцзинь громко завыл, пытаясь выбраться из колчана, зацепившись за его край своими белоснежными лапами с золотыми когтями:
— Вууу, ууу…
— Входите!
Придя в себя, Наньгун Сы произнес это лаконичное приглашение и взял на себя инициативу, первым ступив на территорию горы Цзяо.
— Здесь нам все еще нужно быть осторожными в словах и делах? — спросил Сюэ Чжэнъюн, сняв с себя заклятье безмолвия.
— Нет необходимости, — ответил Наньгун Сы, — этот запрет действует только в окрестностях горной цепи Паньлун, ведь, на самом деле, главное его назначение — оградить гору от людей, держащих камень за пазухой или обиду на орден Жуфэн. После того, как водный дракон признал, что мы не враги, он не будет обращать внимания на нашу речь.
Но даже после его слов большинство людей про себя все еще скорбели и не были склонны к тому, чтобы много говорить, в полном молчании следуя за Наньгун Сы на гору. Каждые триста метров слева и справа от горной дороги высились парные каменные зодиакальные барельефы. Сначала пара мышей, затем бык и корова, тигр и тигрица, кролик и крольчиха… где-то на середине подъема начинались захоронения великих героев Духовной школы Жуфэн.
Спящие вечным сном на горе Цзяо герои были погребены от нижних уровней до вершины в соответствии с их заслугами и прижизненной жертвой.
Сейчас они достигли самых нижних захоронений.
Здесь стоял сияющий белизной нефритовый столб высотой в два с половиной метра, на котором были выгравированы имена героев, а на самом верху — эпитафия «Курган беззаветно преданных душ».
— Слышал, что на этом уровне захоронены самые верные слуги и последователи прошлых поколений семьи Наньгун, — прошептал Сюэ Мэн, обращаясь к Мо Жаню. — Здесь не меньше тысячи имен.
Он был прав: эта часть горы была сплошь покрыта могилами, которые простирались вдаль, насколько хватало глаз.
Охваченный тревогой Ши Мэй спросил:
— А что делать, если все эти тысячи поднимутся? Удостоенные захоронения на горе слуги семьи Наньгун, несомненно, сильные и умелые воины, как бы нам не увязнуть здесь.
Сюэ Мэн торопливо зажал ему рот:
— Тсс, с ума сошел!? Быстро сплюнь, накаркаешь еще...
Шедший рядом с ними Мо Жань мрачно произнес:
— Боюсь, что ему и каркать не надо…
— Эй, сукин сын, ты куда пошел-то?
Не обращая внимания на обеспокоенного Сюэ Мэна, Мо Жань отделился от общей колонны, подошел к одной из могил и, опустившись на колено, начал ее изучать.
Могильник героев Духовной школы Жуфэн отличался от обычного кладбища тем, что здесь не было земляных насыпей над телами умерших. Каждый из героев был захоронен в полупрозрачном гробу из похожего на тонкий лед белоснежного нефрита. Половина гроба была погружена в землю, а верхняя часть оставалась снаружи. Со стороны это массовое захоронение выглядело как сплошной нефритовый пояс, переливающийся и сияющий в свете луны словно горный хрусталь.
Эти гробы были похожи на тот, что был установлен в Зале Шуантянь Пика Сышэн: в нем останки не разлагались и труп сохранялся таким, каким был при жизни. Опустив голову, Мо Жань внимательно изучал гроб перед собой. Похоже, за этими захоронениями никто особо не следил, поэтому гроб покрывал толстый слой пыли и грязи. Сквозь полупрозрачную крышку с трудом удалось различить очертания покойника в гробу: черты лица были слишком размыты, но судя по телосложению, это была женщина.
Некоторое время он смотрел на покойницу, но потом его взгляд снова заскользил по поверхности гроба…
Он просто нутром чувствовал, что с ним что-то не так, но никак не мог сообразить, в чем же конкретно дело.
Оглядевшись, Мо Жань убедился, что никто не обращает на него никакого внимания, после чего приложил руку к поверхности гроба и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям…
Внезапно он почувствовал дрожь в центре ладони и широко распахнул глаза, изменившись в лице.
В этом гробу действительно ощущалось присутствие нечистой силы, но ощущение было довольно слабым, да и шашки Чжэньлун внутри точно не было… Неужели он просчитался?
— Мо Жань! — окликнул его Сюэ Мэн, который вместе с основной колонной ушел уже довольно далеко.
— Сейчас, — прошептал Мо Жань, скорее для себя, чем для него.
Он провел рукой по крышке гроба, стирая толстый слой грязи, чтобы рассмотреть наружность той женщины, что лежала внутри.
211.5
[211.5] 说的比唱的好听 shuō de bǐ chàng de hǎotīng «лучше говорить, чем петь» — насмешка над кем-то, кто дает пустые обещания, типа «звучит красиво, еще бы было правдой».
211.6
[211.6] 明镜高悬 míngjìng gāoxuán «светлое (чистое) зеркало высоко подвешено» — обр. в знач.: справедливость и правосудие; беспристрастный и справедливый судья. Легенда гласит, что у императора Цинь Шихуана было зеркало, которое могло видеть добро и зло человеческих сердец.