Страница 226 из 303
Сюэ Мэн слегка прищурился. Он просто шел по лесу и, услышав тихие вздохи в кустах, подумал, что это какая-то развратная парочка учеников устроила тайное свидание, укрывшись в роще на горе Хоу.
Стоит сказать, что Сюэ Мэн не был уполномочен пресекать такого рода инциденты. Из десяти великих духовных школ, только в Храме Убэй и Храме Шанцин[186.1] в уставе был прописан запрет на любовные отношения и двойное совершенствование. Хотя на Пике Сышэн ученики были освобождены от «обета целомудрия», внутренними правилами ордена все же запрещались «беспорядочные любовные связи», «посещение публичных домов», а также «любовные отношения, идущие вразрез с человеческой природой».
Но, в конце концов, разве это был не Сюэ Мэн?
Личный ученик и верный последователь Чу Ваньнина.
На протяжении многих лет для Сюэ Мэна именно Чу Ваньнин являлся образцом для подражания. Все слова и поступки Учителя были для него непреложной истиной, и раз уж Чу Ваньнин не одобрял, когда ученики слонялись без дела и зажимались по кустам, то он также яростно осуждал не только сексуальные практики в паре, но и любые проявления привязанности между соучениками.
По горе Хоу проходила граница между человеческим и призрачным миром. Учитывая насколько непрочен был барьер, каким дураком нужно быть, чтобы обжиматься и лобызаться в таком опасном месте? Охваченный праведным негодованием Сюэ Мэн поднял фонарь повыше и направился к кустам, чтобы пресечь это безобразие.
Но он и подумать не мог, что тусклый свет выхватит из тьмы именно этих двух людей.
Ошеломленный Сюэ Мэн пришел в полное замешательство[186.2]. Он даже забыл формально поприветствовать Чу Ваньнина, просто выпалив:
— Вы что здесь делаете?
Барьер не был нарушен и в ремонте не нуждался. Вокруг не было цветущих растений и целебных трав, да и пейзаж был, мягко говоря, не для любования. В такую отдаленную глушь, просто праздно гуляя, не добрести.
Если бы Сюэ Мэна спросили:
— Вот представьте, в безлюдном захолустье в кромешной темноте и полной тишине в кустах прячутся два человека. Они не гуляют по освещенной ярким солнцем мощеной дорожке, не любуются красивыми видами, не вдыхают аромат цветов и не слушают щебет птиц. Молодой господин, что вы о них подумаете?
Конечно, в ответ Сюэ Мэн усмехнулся бы и, не раздумывая, ответил:
— Что тут думать? Уединившись в таком месте, чем еще можно заниматься? Это любовное свидание, без вариантов.
Если бы его снова спросили:
— А если оба они холостые мужчины, которые давно знают друг друга, внешне привлекательные и имеющие приблизительно один социальный статус. Молодой господин, как думаете, какие между ними могут быть отношения?
Сюэ Мэн, конечно, тут же закатил бы глаза и презрительно фыркнул:
— Какие у них могут быть отношения? Больные на голову педики, отрезанные рукава, вот они кто! Фу, как противно, меня сейчас стошнит!
Если бы после этого ему вдруг сказали:
— Ха-ха! Молодой господин, эти двое — учитель и ученик, так что впредь не стоит вам делать таких поспешных выводов…
Скорее всего Сюэ Мэн, даже не дослушав, вспылил бы и начал орать:
— Какое бесстыдство! Куда это годится?! Кто эти похотливые скоты?! Я прямо сейчас погоню их взашей с Пика Сышэн!
Однако достаточно было бы озвучить, что эти учитель и ученик — Мо Вэйюй и Чу Ваньнин, и Сюэ Мэн наверняка тут же замер бы словно громом пораженный. После того, как на его лице, будто в калейдоскопе, сменилось бы множество самых разных эмоций, схватившись за лоб, он бы сел на землю и заявил:
— В таком случае все, что я тут наговорил раньше, не считается. Ты… да, ты… просто задай мне все эти вопросы еще раз. Я уверен, что наверняка всему этому есть логичное объяснение.
...Вот именно так все и было бы.
В устоявшейся системе ценностей Сюэ Мэна имя Чу Ваньнина просто не могло быть связано с нарушением закона, дисциплины и морали. И уж тем более его Учитель не мог быть вовлечен в подобные грязные и противоестественные отношения, поэтому он, конечно же, сразу отбросил все крамольные мысли и решил, что что-то не так понял.
Но после первоначального шока Сюэ Мэн все еще чувствовал гулкую пустоту в голове и, услышав слова Мо Жаня, упрямо пробормотал себе под нос:
— Что за чушь! Что можно обсуждать в подобном месте?
Чу Ваньнин уже открыл рот, чтобы попытаться объяснить, но в этот момент под прикрытием длинных рукавов Мо Жань незаметно сжал его руку, подав ему знак молчать.
В конце концов, даже трехлетний ребенок лгал убедительнее, чем Чу Ваньнин, так что для них обоих будет лучше, если он возьмет этот разговор на себя.
— Вечером я встретил здесь новогодний пирог с османтусом[186.3], — начал он.
Чу Ваньнин: — ...
Ошеломленный Сюэ Мэн переспросил:
— Что ты нашел?
— Всего лишь дух ароматного и очень сладкого новогоднего рисового пирога с османтусом, — с самым серьезным видом заявил Мо Жань. — Росточком чуть выше тридцати сантиметров, с листом лотоса на голове. Еще у него был хвост, на кончике которого горело синее пламя.
— Что за нечисть такая? В справочниках я ничего подобного не видел.
— Так и я не встречал, — с широкой улыбкой ответил Мо Жань. — Но раз уж удерживающая демонов Пагода ордена Жуфэн рухнула, освободилось множество нечисти, которая считалась давно вымершей. Вдруг этот дух один из них? Так что я решил позвать Учителя взглянуть на него.
Услышав это объяснение, Сюэ Мэн, наконец, смог выдохнуть с облегчением, а к его побледневшему лицу прилила краска. Он и сам не знал почему, но сейчас у него будто камень с души свалился. Он поднял фонарь повыше и, озираясь по сторонам, подошел к ним:
— Так вы нашли этого духа рисового пирога?
— Нет.
Сюэ Мэн зло зыркнул на него:
— Я Учителя спрашивал, а не тебя.
Чу Ваньнин ответил:
— ...Нет, не нашли.
Мо Жань рассмеялся:
— При виде Учителя этот сладкий рисовый пирожок так испугался быть съеденным на десерт, что тут же спрятался.
Возмущенный Чу Ваньнин сначала даже дар речи потерял, а потом сердито прикрикнул:
— Мо Вэйюй! Хочешь снова отправиться в библиотеку книги переписывать?!
Привычный обмен колкостями окончательно успокоил Сюэ Мэна. Мысленно он обругал себя: нет, правда, что на него нашло? Как он мог хотя бы на миг допустить, что между Учителем и Мо Жанем есть какая-то противоестественная связь... Это же просто смешно! Как такое может быть?
Учитель словно самая холодная святая вода в мире в его ладонях, и он никому не позволит даже прикоснуться к ней, не говоря уже о том, чтобы осквернить ее чистоту.
В это время Мо Жань спросил его:
— Я уже все тебе рассказал, теперь твоя очередь. Скажи-ка, сам-то ты что здесь забыл?
Сюэ Мэн пробормотал:
— Я ищу маминого Цайбао[186.4].
Мо Жань приподнял брови:
— Это тот толстый кот, которого она подобрала недавно?
— Да.
— Рыжий, с узором на голове, похожим на корону? Он еще ест только рыбу, а мясо на дух не переносит?
— Да, все верно, ты его видел? — Сюэ Мэн жалобно вздохнул, всем видом демонстрируя свою беспомощность. — Он хоть и толстый, но бегает очень быстро. Я обошел всю гору вдоль и поперек, побывал даже там, где не ступала нога человека, но и следа его не нашел… — он осекся, словно в голову его пришла какая-то идея. Уставившись на Мо Жаня широко раскрытыми глазами, он испуганно воскликнул: — Ааа! А вдруг этот рисовый оборотень съел его?!
— …
Мо Жань хотел рассмеяться, но все же сдержался, сделав вид, что закашлялся:
— Насколько я могу судить, этот дух слишком мал, чтобы представлять угрозу для кого-либо. Думаю, если бы он столкнулся с Цайбао, беспокоиться нужно было бы не о коте, а о сладком рисовом пироге.
186.1
[186.1]上清 shàngqīng шанцин — даос. высшая чистота; одна из трех небесных сфер, райские кущи.
186.2
[186.2] Здесь автор использует игру слов, где имя 蒙 méng мэн — глупый, невежественный, одураченный, перекликается с омофоном 懵 měng мэн — одурманенный, одураченный, в смятении, в замешательстве.
186.3
[186.3] 桂花糖年糕 guìhuā táng niángāo гуйхуа тан нянъао — новогодний пирог с сахаром и сладким ароматом османтуса.
186.4
[186.4] 菜包 cài bāo цайбао — приготовленная на пару булочка с овощами.