Страница 22 из 303
Утреннее солнце слепило глаза, но, казалось, лучистые глаза этого юноши горят еще ярче. Раскрасневшийся и задыхающийся от быстрого бега и волнения, он остановился около Хуайцзуя.
— Я нашел его! — Мо Жань сдул со лба выбившиеся из хвоста и упавшие на лицо волосы и бережно протянул монаху фонарь с душой Чу Ваньнина. — Он согласился идти со мной… Он вот… он вот здесь, — Мо Жань, не отрываясь, смотрел на духовный фонарь в своих руках. Было видно, что он колеблется, не решаясь передать душу Чу Ваньнина кому-то другому. Когда он все же протянул фонарь Хуайцзую, монах поднял руку, останавливая его.
Облегченно выдохнув, монах осмотрел юношу с ног до головы, а затем сказал со смехом:
— Раз уж ты его нашел, держи крепко и мне не отдавай.
Мо Жань очень осторожно прижал фонарь к своей груди.
Хуайцзуй взял прислоненный к дереву посох и дотронулся им до глади воды. Капля, упавшая с посоха, стала бирюзовой и, вернувшись в реку, превратилась в плот из зеленого бамбука, скрепленного белой веревкой.
— Дело не терпит отлагательств. Прошу, благодетель, скорее взойди на плот.
Ни для кого в мире живых не было тайной, что воды горного источника Пика Сышэн впадали в реку мертвых, что была частью Подземного мира. Однако попасть в Преисподнюю, справившись вниз по реке, было невозможно, ведь миры были разделены магическим барьером, препятствующим их слиянию.
Однако плот, созданный великим мастером Хуайцзуем, был наделен способностью соединять Инь и Ян в одной точке, существуя в обоих мирах. На этом плоту Мо Жань вместе с душой Чу Ваньнина быстро преодолел тысячи ли и полдня спустя достиг водопада, который был границей Призрачного Царства.
Стена воды, за которой был скрыт мир мертвых, казалось, не имела ни конца, ни края и была необъятна, как сама вселенная. Вода, подобно занавесу из прозрачных бусин, падала вниз с отвесной скалы и, разбиваясь о землю миллионами брызг, превращалась в туманную дымку.
Прежде чем Мо Жань успел что-то рассмотреть, течение подхватило бамбуковый плот и затянуло прямо в пасть водопада, похожего на огромного ненасытного доисторического монстра. Он был не готов к тому, что струи воды, словно бесчисленные острые кинжалы, в тот же миг пронзят его плоть, стремясь разорвать и уничтожить живого человека.
— Учитель!
Даже в минуту смертельной опасности Мо Жань переживал лишь за духовный фонарь, который он крепко прижимал к своему сердцу. Даже увлеченный в бешеный водоворот, когда небо и земля множество раз поменялись местами, Мо Жань все также крепко сжимал фонарь в своих руках...
Он не знал, сколько это длилось, но, наконец, оглушительный рокот водопада перестал резать его уши.
Ливень, что причинял боль, словно казнь «тысячи надрезов[105.1]» также мгновенно стих.
Мо Жань медленно открыл глаза и с облегчением вздохнул, когда убедился, что фонарь в его руках цел. Когда же он поднял голову, то потерял дар речи от картины, что предстала перед его глазами.
Водопад на границе Инь и Ян исчез. Теперь их бамбуковый плот медленно плыл по глади огромного чернильно-синего озера, в котором, казалось, отражались миллионы маленьких звезд. Это бесчисленные души, сбившись, как рыба в косяки, дрейфовали в глубине темных вод. Тусклый лунный свет освещал берега озера, заросшие цветущим тростником, и белый пух[105.2] кружился в воздухе над водой.
В глубине зарослей можно было разглядеть силуэты двух людей. Движущиеся словно во сне мужчина и женщина затянули песню, исполненную печали и отрешенности:
— Тело мое сброшено в пучину, руки и ноги сгнили и стали грязью. Череп мой лежит в чистом поле, глаза вытекли, волосы стали пылью. Мое сердце пожрал большой рыжий муравей, огромный гриф клюет мои кишки… Моя душа вернулась домой… Моя душа вернулась домой…
Чистые воды реки мертвых всегда текли на восток, и ее течение нельзя было обратить вспять.
Мо Жань плыл на бамбуковом плоту уже довольно долго, как вдруг заметил в темноте высокую арку. Подплыв поближе, он увидел, что это потрясающее воображение величественное сооружение было создано руками очень умелого мастера, уделившего много внимания даже мельчайшим деталям. Нависающая над водой арка была похожа на благородного зверя, увенчанного ожерельем из янтарных бусин и украшенного инкрустациями и накладками из золота, нефрита и кости. Несмотря на свою красоту и величие, этот зверь был коварен и безжалостен к своим жертвам. Поджав под себя мощные лапы, испокон веков он вглядывался в бескрайнюю ночь и, разинув свою истекающую кровью пасть, ждал, когда бесчисленные души сами приплывут и упадут ему в желудок.
Вблизи можно было разглядеть пронзающие небо остроконечные башенки, похожие на обнаженные клыки. Сама же голова зверя была исполнена грозного величия создания, вечность внимающего жалобам душ на несправедливость мира.
Когда они приблизились к арке, душа Чу Ваньнина в фонаре выказала беспокойство. Скрытое шелком золотистое сияние то меркло, то ярко вспыхивало.
Почувствовав его тревогу, Мо Жань наклонился и, почти прикоснувшись губами к фонарю, прошептал:
— Все хорошо, — он обнял фонарь и влил в него еще немного своей духовной силы. — Учитель, не бойтесь. Я здесь.
Огонек души, немного померцав, опять загорелся ровным золотым светом.
Не удержавшись от улыбки, Мо Жань посмотрел на него из-под полуопущенных ресниц, погладил фонарь, и еще крепче прижал его к себе.
В темноте ночи перед ними вспыхнула надпись «Адские врата». Каждый ослепляющий взгляд иероглиф был словно только что написан кровью живых людей.
Бамбуковый плот, наконец, пристал к берегу, и Мо Жань ступил на вымощенную глиной дорогу в Царство Мертвых, от которой исходил явственный запах свежей крови.
Чем дальше он уходил по этой дороге, тем больше у него появлялось попутчиков. Тут были мужчины и женщины, старики и дети, встретился даже мертворожденный младенец, который не мог говорить и только горько плакал. Вне зависимости от того, кем ты был в смертном мире, правителем или крестьянином, генералом или солдатом, купцом или нищим попрошайкой, сейчас все шли по одной дороге в Призрачное Царство. И неважно сколько ты нажил за жизнь и сколько ритуальных денег сожгли на твоих похоронах, этот трудный путь каждый должен был пройти сам.
Мо Жань влился в поток душ и вместе со всеми двигался ко входу в Преисподнюю.
У ворот их встретил всего один стражник, который сидел, обмахиваясь тростниковым веером[105.3]. Судя по одежде, он был обычным солдатом, которого смерть настигла на поле боя, когда ему вспороли живот, поэтому время от времени его кишки выпадали наружу.
Раздраженно запихнув выпавшие внутренности назад рукояткой веера, он поднял глаза на подошедшую душу недавно умершего человека и лениво спросил:
— Имя?
— Сунь Эру[105.4].
— Причина смерти?
— Я умер от старости.
Страж у ворот взял большую печать и небрежно приложил к телу духа. Душа вспыхнула, и в руках у стража появилась табличка «смерть от старости», которую он передал Сунь Эру со словами:
— Не потеряй эту бирку. Если потеряешь, за новой придется идти в Семнадцатый Дворец. Следующий.
Сунь Эру заволновался. Впрочем, наверное, каждый умерший будет волноваться о следующей жизни, как бы храбр и умен он не был в прошлой.
— А когда я предстану перед Судом? Я, правда, порядочный человек! При жизни даже курицы не обидел и никогда не лез на рожон. Могу же я переродиться в здорового ребенка с успешной судьбой или хотя бы жениться на девушке из богатой семьи…
Преисполнившись беспокойства о своем будущем, старик болтал, не умолкая ни на минуту.
Страж, который слушал вполуха, только отмахнулся:
— Суд? Под призрачным солнцем так много душ ждут Суда. До тебя очередь дойдет не раньше, чем лет через восемь или десять, а до тех пор будешь как все жить в Призрачном Царстве. Только прибыл, а уже так многого хочешь. Чем ты лучше других? Подойдет твоя очередь, тогда и расскажешь Судье убивал ли ты куриц и не женился ли на снохе. Следующий.
105.1
[105.1] 凌迟 língchí линчи — казнь «тысячи надрезов»: древняя пытка, постепенное срезание кожи и частей тела с еще живого человека.
105.2
[105.2] 芦花 lúhuā лухуа — летучка (пух) семян тростника.
105.3
[105.3] 蒲扇 púshàn пушань — веер из душистого тростника или из листьев рогоза.
105.4
[105.4] 孙二五 Sūn èrwǔ — Плохой росток, где 二五 можно перевести как »дурной»/»дурак»; филос. две жизненные силы и пять стихий; будд. два вида прозрения (頓 мгновенное и 澌 постепенное).