Страница 201 из 303
— Но у меня никогда не спрашивали о них. Помимо красивого вида и способности передавать сообщения, эти цветы совершенно бесполезны, так что вряд ли они стоят дороже.
Мо Жань лишь рассмеялся:
— Тогда продайте их мне, ладно? Я отдам вам деньги прямо сейчас.
Чу Ваньнин отдернул руку и золотой лепесток, потеряв духовную подпитку, сорвался с кончиков его пальцев. Протянув раскрытую ладонь, он холодно сказал:
— По рукам.
— ...
В повисшей неловкой тишине Мо Жань потянулся за кошельком. Только тогда он вспомнил, что все их деньги были выжаты старой черепахой, и почувствовал себя немного сконфуженным.
Подняв глаза, Мо Жань увидел, что Чу Ваньнин с улыбкой смотрит на него, и смутился еще больше.
— Учитель знал, что у меня нет денег, поэтому… — обиженно пробормотал он себе под нос.
Чу Ваньнину это показалось очень забавным:
— Сам же бахвалился, что можешь купить меня.
— Я...
Мо Жань хотел было начать оправдываться, но замолк на полуслове.
Внезапно он понял, что слова, которые только что произнес Чу Ваньнин, прозвучали довольно двусмысленно.
На самом деле он хотел сказать «купить у меня цветы», но оговорился и все прозвучало так, словно вместо духовных цветов Мо Жань собирался купить его самого. От этой мысли у него перехватило дыхание, быстро забившееся сердце пропустило несколько ударов.
Он боялся смотреть в глаза Чу Ваньнину, опасаясь, что тот поймет, какие непристойные помыслы бродят у него в голове. Он просто пялился на его ладонь и тут внезапно осознал, что Чу Ваньнин так долго мыл посуду на улице, что горячая вода успела остыть и стала ледяной, так что кончики его пальцев покраснели от холода.
Не долго думая, Мо Жань просто крепко сжал эти холодные пальцы.
Чу Ваньнин был поражен и напуган. Изображая спокойствие и невозмутимость, он даже протянул руку, чтобы шутливо потребовать плату, но вместо этого попал в плен пары широких и теплых ладоней. Температура этих щедрых рук была очень приятной, но Чу Ваньнин отдернул пальцы, словно обжегшись о раскаленное железо.
— Что ты делаешь?!
— ...
У Мо Жаня изначально не было грязных мыслей, он просто хотел согреть Чу Ваньнина, ведь его сердце тревожилось за него. Столкнувшись с такой бурной реакцией, от неожиданности он ошеломленно замер.
В тусклом свете эти двое просто молча смотрели друг на друга, пока повисшую между ними тишину не нарушил треск оплывшей свечи.
Чу Ваньнин понимал, что повел себя слишком импульсивно и нужно как-то разрядить обстановку, но от неловкости только еще плотнее сжал губы и не смог проронить ни звука.
Мо Жань молча смотрел на него, чувствуя невыносимый зуд в груди. Невидимый росток, проросший в его сердце, начал набирать силу и стремительно расти, пытаясь вырваться наружу.
— Учитель...
— ...
— Возможно, вы...
Мо Жань умолк, так и не договорив. Кто знает, как все обернется, если он спросит. Его разум не дал ему сорваться в бездну[176.4], и он снова замолчал.
Однако, хотя Мо Жань и не закончил свой вопрос, Чу Ваньнин тут же отрезал:
— Нет.
Мо Жань даже опешил:
— Что «нет»?
— Что бы ты ни хотел у меня спросить, мой ответ — нет, — Чу Ваньнин нахмурил брови и напрягся, со стороны напоминая кота, который вздыбив шерсть и выпустив острые когти, не желает никого подпускать, защищая свою территорию. — Убери руки.
Мо Жань сразу отпустил его ладонь и тут же оперся локтями на спинку стула, всем видом демонстрируя невинность и послушание.
Чу Ваньнин вернулся к созданию цветов из духовной энергии, начав с оторванного лепестка. Внешне он выглядел очень холодным и неприступным, по привычке скрывая за гневом собственную беспомощность. Помолчав немного, Мо Жань сказал:
— Учитель, на самом деле я просто собирался спросить, не холодно ли вам и хотел... согреть ваши руки.
— Мне не холодно.
Ложь! Рука, которой он только что касался, была ледяной.
Чувствуя неловкость оттого, что они вот так сидели и молчали, Чу Ваньнин в итоге предложил:
— Если хочешь спать, ложись. Завтра я отведу тебя продавать цветы[176.5].
— ...
Обычно Чу Ваньнин говорил «отведу тебя практиковаться», «отведу тебя медитировать», «отведу тебя в библиотеку»...
А теперь он собирался отвести его «продавать цветы», и это звучало как-то...
Мо Жань изо всех сил пытался сдержать смех, но ему не удалось спрятать смешинки, бликами свечи прыгающие в его глазах. Он скрыл смешок за носовым «хм», но с места не двинулся.
— Иди спать.
Мо Жань бросил взгляд на кровать.
Он уже твердо решил, что не ляжет раньше Чу Ваньнина.
Дело в том, что Мо Жань так и не понял, ложиться ему спать на кровать или же на пол, поэтому он хотел принять решение исходя из выбора Чу Ваньнина. Если тот займет только одну половину кровати, оставив место и для него, значит, он сможет лечь рядом с ним.
А если Чу Ваньнин ляжет по центру, то... ничего не поделаешь, придется это принять.
От этой мысли лицо Мо Жаня залил стыдливый румянец.
— Я не хочу идти спать.
— Зачем сидеть здесь без дела? — нахмурился Чу Ваньнин.
Мо Жань поднял руку, соединив пять своих длинных красивых пальцев, и внезапно во вспышке духовной силы с них слетела огненно-красная бабочка[176.6].
Чу Ваньнин: — ...
— Я просто продам ее, — Мо Жань засмеялся и щелкнул пальцами, после чего алая бабочка взлетела и села на отложенные Чу Ваньнином в сторону яблоневые цветы. Ее крылышки ярко вспыхнули, когда она пробралась в сердцевину золотого цветка и начала его опылять. — У меня нет ни стыда ни совести, так что я попрошу десять золотых за одну.
Чу Ваньнин внимательно следил, как такая же бесстыжая, как и ее хозяин бабочка порхает с цветка на цветок, слизывая с тычинок сладкий нектар.
Лицо его почернело.
— Мо Вэйюй!
— ...Что случилось?
Он был так зол, что не знал, что сказать.
В конце концов, Чу Ваньнин с трудом подавил свой гнев и хрипло выдавил:
— Ей красная цена три медяка, не больше.
Мо Жань расхохотался.
Насмеявшись всласть, он создал еще одну бабочку, которая на этот раз мягко приземлилась на яблоневый цветок, еще не покинувший кончики пальцев Чу Ваньнина.
— Другим людям я продам ее за десять золотых. Думаю, это хорошая цена.
Чу Ваньнин разозлился:
— Тогда давай ты продашь своих бабочек мне! — переведя дыхание, Чу Ваньнин жестко закончил. — А я перепродам их, потому что не могут они быть дороже моих цветов!
Поразмыслив немного, он дополнил свое деловое предложение:
— Но пока у меня нет денег, так что я заплачу тебе, когда мы вернемся на Пик Сышэн.
Создав третью бабочку, Мо Жань с улыбкой легонько подул на нее и огненная красавица запорхала вокруг Чу Ваньнина в причудливом танце. Сам же молодой человек, подперев голову загорелой рукой, мягко сказал:
— О чем вы?
— ...Не хочешь давать мне в долг?!
С надменным выражением лица Чу Ваньнин гордо вскинул подбородок и гневно свел брови. Про себя он решил, что если Мо Жань не даст ему в долг, то он разорвет их связь учителя и ученика, а потом преподаст урок этому невежественному и заносчивому нахалу.
Однако этот беспринципный наглец только широко улыбнулся, продемонстрировав ему свои сладкие ямочки, а потом вкрадчиво произнес:
— Нет, я хотел сказать...
И что же он хочет сказать?
Придав своему лицу еще более холодное и величественное выражение, Чу Ваньнин приготовился принять бой.
— Купите меня.
Намеренно или нет, но Мо Жань выразился так же двусмысленно, как сделал до этого Чу Ваньнин. Подперев щеку рукой, он серьезно посмотрел на него и, ласково улыбнувшись, сказал:
— Берите все, не нужно платы[176.7].
176.4
[176.4] 悬崖勒马 xuányá lèmǎ сюанья лэма «сдержать коня на самом краю пропасти» — обр. в знач.: одуматься пока не поздно, опомниться.
176.5
[176.5] 卖花 màihuā майхуа «продавать цветы» — обр. в знач.: продавать любовь за деньги; заниматься проституцией.
176.6
[176.6] 蝴蝶 húdié худе — бабочка (дневная). От переводчика: бабочка является символом любви и верности. В Китае очень популярен перевод европейской пословицы: «любовь похожа на бабочку: сожмешь слишком сильно — она задохнется, отпустишь — и она улетит».
176.7
[176.7] От переводчика: в оригинале фраза звучит очень двусмысленно и ее можно интерпретировать как «я готов отдаться тебе целиком и бесплатно».