Страница 180 из 303
Душевное здоровье пошатнулось?
В конце концов, надо еще посмотреть, у кого что пошатнулось.
После того, чем пожертвовал ради вас этот человек, неужели вам все еще недостаточно?
Неужели вы действительно хотите выжать из него всю кровь, пережевать его плоть и принести в жертву его кости? Только так он станет достаточно хорош для вас? Тогда он не посрамит землю и небеса и будет достоин присвоенного ему вами звания Уважаемый Наставник Чу?
Чтобы закрыть его уши, Мо Жаню пришлось поднять руки. Чу Ваньнин и правда был довольно высоким мужчиной, но когда они стояли рядом, его макушка едва достигала подбородка Мо Жаня. Чу Ваньнин вовсе не был хрупким и слабым человеком, но, глядя на него из-под полуопущенных ресниц, в этот момент Мо Жань остро чувствовал, как он уязвим. Не выдержав напора чувств, плотина в его сердце рухнула, и его вмиг затопило безграничной любовью и нежностью.
Еще никогда он так сильно не желал обнять этого человека.
И в этом не было никакой похоти, он хотел просто обнять его, согреть теплом своего тела, своей плотью и кровью защитить его от этого жестокого мира. Только это и ничего более.
Все те пафосные речи и разглагольствования, что только звучали, в стиле «если бы это был я, на его месте я бы уж точно…», Чу Ваньнин слышал не раз, и в отличие от Мо Жаня реагировал на них довольно спокойно, даже безразлично.
Тем временем воспоминание об эпизоде на озере Цзиньчэн закончилось, и этот фрагмент начал разрушаться. Чу Ваньнин отвел взгляд и увидел Наньгун Сы, который так и продолжал стоять на коленях спиной к нему, даже не пытаясь подняться.
Чу Ваньнин тихо вздохнул.
Хотя в глазах всего мира он не был учителем Наньгун Сы, на самом деле Чу Ваньнин всегда считал его своим учеником. Именно поэтому он до конца надеялся, что Наньгун Сы никогда не узнает правды, и всю жизнь проживет с верой в то, что по несчастливой случайности Жун Янь погибла в сражении с монстром. Но его надеждам не суждено было сбыться, и спустя столько лет пламя все же добралось до бумаги и превратило ее в пепел.
В глазах Чу Ваньнина стоящий на коленях взрослый Наньгун Сы и преклонивший колени перед гробом матери малыш из его воспоминаний вдруг наложились друг на друга.
Тот ребенок с большим трудом пытался по памяти декламировать текст из «Свободного скитания». Но взявшись за то, что было ему не под силу, он не смог запомнить все хорошо. Вытирая слезы, то и дело спотыкаясь, Наньгун Сы упрямо читал наизусть для своей матушки:
— В Северном океане обитает огромная рыба Кунь. Она может обернуться птицей Пэн, у которой спина длиннее, чем горный хребет… – всякий раз, когда он запинался, на его нежном детском личике отражалось такое глубокое горе, которое не должен знать такой малыш. — Если бы целый свет… хвалил… не загордился, весь свет… осуждал… он бы не… испугался. Покой… покой внутри и снаружи делится на…
Тонкий детский голос неожиданно оборвался. Похоже, он забыл следующую строку. Крохотное тело задрожало, как ветка ивы на ветру. В конце концов, он закрыл лицо руками и, не в состоянии больше сдерживаться, зарыдал в голос.
— Мама… я был не прав, Сы-эр виноват… Просыпайся... проснись, ладно? Мама… я больше никогда не буду баловаться… Как только ты проснешься, ты будешь снова учить меня, ладно?
Позже «Свободное скитание» стало той книгой, которую Наньгун Сы по памяти переписывал на каждом утреннем уроке. Она стала его неизменным спутником с детства до бурной юности молодого хозяина Духовной школы Жуфэн.
Госпожа Жун ушла, и больше никто не смог его обучать.
А вскоре и Чу Ваньнин ушел, не оглядываясь.
Наньгун Сы больше не принял ни одного постоянного наставника. Полагаясь лишь на отремонтированный ветхий колчан и опираясь на одну истину «жадность, ненависть, ложь, убийство, блуд, воровство, грабеж — семь вещей, что недопустимы для благородного человека из ордена Жуфэн» в величайшей духовной школе в мире, где чужую душу не увидеть за льстивой улыбкой[167.5], в конце концов, он вырос хорошим человеком и настоящим героем, в корне отличающимся от своего отца.
Так прошло уже около пятнадцати лет с того дня, как умерла госпожа Жун.
Фрагменты призрачной иллюзии снова собрались вместе, и на этот раз перед глазами людей появились внутренние покои Наньгун Лю. В ночь полнолуния Наньгун Лю скрючился на занавешенной сверху летней циновкой плетеной кровати, мертвой хваткой вцепившись в плетеную бамбуковую подставку[167.6]. Несмотря на то, что на дворе было лето, и Наньгун Лю накинул на себя несколько толстых матрасов, его губы посинели, а тело била крупная дрожь.
Чу Ваньнин похлопал Мо Жаня по руке:
— Отпусти, я тоже хочу наблюдать.
Мо Жань ответил:
— Вы можете и не смотреть, я все вам перескажу, — он все еще не хотел отнимать руки от ушей Чу Ваньнина, но когда Чу Ваньнин хлопнул его по ладоням, Мо Жань понял, что ему его не переспорить и неохотно опустил руки. Все еще недовольный, он мрачно оглянулся вокруг, про себя решив, что если еще хоть кто-нибудь осмелится сказать плохо о Чу Ваньнине, он обязательно запомнит этих людей, чтобы впоследствии разобраться с каждым по отдельности.
Тем временем в иллюзии Сюй Шуанлинь неспешно вошел в комнату и с ленцой поприветствовал Главу бледным подобием уважительного поклона. Но Наньгун Лю, похоже, уже давно привык к подобному небрежному обращению и не придал этому никакого значения. Уставившись на него налитыми кровью глазами, он дрожащим голосом спросил:
— Шуанлинь, лекарство? Где мое лекарство?
— Так уж получилось, что у меня ничего не вышло.
— А-а-а! — закричал Наньгун Лю. От гнева, боли и страха из его глаз брызнули слезы и потекли по искаженному лицу, смешиваясь со слезами и соплями. – Как… Как так…. Почему… ты же сказал, что это возможно… я больше не вынесу! Мои кости словно шипы раздирают мое тело! Скорее, помоги мне закрыть окно поплотнее, чтобы и лучик света ни проник сюда, чтобы ни один лучик…
— Оно уже очень плотно закрыто. Сегодня полнолуние, так что даже если ты не выйдешь наружу, все равно будешь чувствовать боль. Бесполезно, тебе этого не избежать, — ответил Сюй Шуанлинь.
— Нет… нет! Лекарство? — Наньгун Лю словно сошел с ума. — Лекарство! Что с лекарством!? Ты сказал, что сможешь подобрать нужный состав! Я ведь поверил тебе! Где мое лекарство?!
— Я заново пересмотрел все свитки. Это проклятие слишком сильное и от его ужасного яда нельзя избавиться, если не использовать одну вещь.
— Что за вещь? Я отдам тебе все, что хочешь! Только дай мне лекарство! Дай мне лекарство!
— Мне нужно духовное ядро того, кто наложил это проклятье, — ответил Сюй Шуанлинь.
— ..! — от лица Наньгун Лю вмиг отлила вся кровь.
— Духовное ядро… ты хочешь… ты хочешь его духовное ядро?
— А оно есть?
— Откуда же оно возьмется?! — взревел Наньгун Лю. От этого всплеска эмоций его волосы растрепались, а в уголках губ выступила слюна. — Ты ведь знаешь того, кто меня проклял! Мой «хороший» учитель, это ничтожество… благородный человек! Ло Фэнхуа! Он захватил мое место, так что, как только я занял пост Главы, сразу же приказал разорвать его труп на тысячи частей! После этого я взял его останки и бросил в самое проклятое место на земле, Кровавый Пруд[167.7], тем самым отправив его душу на Последний Круг Ада без права на перерождение! Ныне даже кости его сгнили и ничего не осталось! А ты хочешь, чтобы я отыскал его духовное ядро? Где мне его искать?! Как я его найду?!
Сюй Шуанлинь промолчал. Дождавшись, пока Наньгун Лю закончит орать и начнет задыхаться от отчаяния и боли, он неспешно предложил:
— Я знаю еще один способ, но будет очень трудно воплотить его в жизнь. Хочешь услышать?
— Говори… говори, скорее, расскажи мне!
— Хотя Ло Фэнхуа и умер, ты должно быть знаешь, что в «Книге мертвых[167.8]» написано, что душа, попав на Последний Круг Ада, несмотря на то, что теряет возможность переродиться, все же может объединить все свои три души и семь духов[167.9], чтобы, сформировав дьявольский зародыш, внутри него воссоздать кости и плоть своего прижизненного облика. Чем более трагической и жестокой была смерть, тем сильнее будет порожденное душами дьявольское отродье, вплоть до того, что дьявольский зародыш может сформировать вокруг себя огромный скелет, который будет защищать души от рассеивания.
167.5
[167.5] 人心隔肚皮 rénxīn gé dùpí жэньсинь гэ дупи «чужое сердце [нутро] за кожей живота не разглядеть» — обр. чужая душа - потемки.
167.6
[167.6] 竹夫人 zhúfūrén чжуфужэнь — бамбуковая жена: бамбуковая плетеная подставка для рук и ног — постельная принадлежность в жаркую погоду.
167.7
[167.7] 血池 xuèchí сюэчи — пруд крови: будд. место для грешников в аду.
167.8
[167.8] 亡人录 wángrénlù ванжэньлу — записи/список мертвецов/пропащих душ.
167.9
[167.9] 三魂七魄 sānhúnqīpò саньхуньципо— даос. тройственное духовное (разумное) начало и семь нечистых (животных) духов (в теле человека); три бессмертных души и семь смертных форм в даосизме, противопоставляющие духовную и плотскую стороны человека.