Страница 159 из 303
Тут Сун Цютун внезапно вскочила на ноги и перебила его криком:
— Ты все врешь!
— Если я вру, почему ты так дрожишь?
— Я… меня оскорбляют… я… — она испуганно взглянула на Наньгун Сы. — Господин…
Наньгун Сы привлек ее к себе и заслонил свой спиной. Пара свирепых волчьих глаз мрачно уставилась на человека в черном:
— Не смей обливать людей грязью.
— Я обливаю людей грязью? Чтобы до тебя, наконец, дошло, я расскажу тебе кое-что, — со смехом сказал человек в черном. — Молодой господин Наньгун, ты ведь уже знаешь, что у красавицы Сун на бедре левой ноги есть приметная красная родинка, не правда ли?
Услышав это, Наньгун Сы словно окаменел:
— Ты…
— Размером она где-то с рисовое зернышко, ярко-красного цвета, но не темно-красная, а кроваво-алая. Если бы я своими глазами не видел, как эта девица развлекается с господином Е, откуда бы мне было знать об этой пикантной детали?
— Это…
— Молодой господин!.. — Сун Цютун в панике схватилась за рукав Наньгун Сы и со слезами на глазах пыталась оправдываться, — это неправда, все не так! Меня оболгали!.. Должно быть, он подсматривал за мной во время купания…
— Что интересного в том, как ты моешься? — перебил ее человек в черном, которому, похоже, ее слова пришлись не по вкусу. — Если уж за кем-то подглядывать, так лучше взобраться на Пик Сышэн и посмотреть, как купается и переодевается старейшина Юйхэн.
История о том, как ученица пыталась подсмотреть за купанием старейшины Юйхэна, в мире совершенствующихся давно уже стала притчей во языцех, которую в красках пересказывали сказители в каждой чайной. Когда человек в черном упомянул об этом, многие из гостей восприняли его слова как забавную шутку. Те смельчаки, которые рискнули своими глазами увидеть реакцию Чу Ваньнина, тут же испуганно отвели взгляд, потрясенные убийственной яростью, исказившей его ледяное лицо.
Между тем человек в черном обошел вокруг Наньгун Сы и Сун Цютун и вдруг, словно придя в восторг от пришедшей ему в голову идеи, захлопал в ладоши и со смехом сказал:
— Да, точно! Я вдруг кое-что вспомнил! Когда господин Е выкупил барышню Сун на аукционе в Палате Сюаньюань, в подтверждение качества товара на ее руку самим Божественным Мастером Ханьлинем была нанесена шоугунша. И раз уж барышня Сун до сих пор прозрачна, как лед, и чиста, как яшма[159.2], а я своим поганым ртом необоснованно позорю честное имя девушки, значит, на ее запястье до сих пор должна была сохраниться печать, нанесенная киноварью.
Выдержав театральную паузу, он ехидно взглянул на дрожащую, как лист на ветру, побелевшую от страха Сун Цютун, и с легким смешком продолжил:
— Барышня Сун, раз ты утверждаешь, что все еще чиста и непорочна, что мешает тебе предъявить нам доказательство своей невинности?
Обескураженный Наньгун Сы оглянулся на Сун Цютун и сказал:
— Ничего страшного, просто покажи им ее, пусть все увидят и…
И потрясенно замолк, увидев, что губы Сун Цютун совсем потеряли цвет, лицо стало белее листа бумаги, зубы стучали, а тело била дрожь. Наконец, все еще не понимая, что происходит, он удивленно спросил:
— Что с тобой… Что случилось?
Сун Цютун отпустила руку Наньгун Сы и отступила на шаг. Вцепившись в собственный рукав, заливаясь слезами, девушка затрясла головой:
— Нет… ни за что…
Наньгун Сы в шоке уставился на нее. Все выглядело так, словно он уже понял, что произошло, и теперь не мог выдавить из себя ни слова.
Продолжая холодно усмехаться, человек в черном с притворным участием спросил:
— Что такое? Не можешь?
— Нет, все не так… это ошибка… я тоже не знаю, как… — силы покинули Сун Цютун, и она, рыдая в три ручья, обессиленно опустилась на пол. — Я не знаю… Я тоже не знаю… умоляю… пощадите меня…
Она плотно прижимала рукав к руке так, что под ним ничего нельзя было рассмотреть, но такое поведение говорило само за себя, и все свидетели этой сцены уже поняли, что слова человека в черном правдивы, и шоугунши на ее запястье больше нет.
Она была девственной невестой, до свадьбы не делившей ложе со своим будущим мужем, но киноварный девственный замок на ее руке исчез.
Прыгнув в реку Хуанхэ, от грязи не отмыться[159.3], и теперь девушке было сложно оправдаться.
Человек в черном как раз хотел что-то добавить, как вдруг в тишине раздался ясный и холодный голос, привлекая всеобщее внимание к прямой и стройной фигуре поднявшегося с места Чу Ваньнина:
— Киноварная печать на запястье барышни Сун была на месте еще несколько дней назад. Это противоречит твоим словами о ее давней порочной связи с господином Е. Боюсь, что ты намеренно замыслил погубить их.
Неизвестно почему, но стоило человеку в черном услышать этот голос, и на него словно напала немота. Кроме того, стоило ему резко обернуться к Чу Ваньнину, и его подавляющая властная аура вмиг растаяла как дым:
— …
После длинной паузы человек в черном только тихо вздохнул.
Свидетели всего, что случилось в этом зале, не поверили своим ушам. Только что рот этого обличителя порока извергал такие бурные потоки слов, которые было ничем не остановить: он угрожал и наседал, загоняя своих жертв в угол, но сейчас его голос был полон терпения и снисходительности:
— Уважаемый Наставник Чу прав, вот только я не говорил, когда именно господин Е и барышня Сун совершили прелюбодеяние, а всего лишь сказал, что эти двое состоят в незаконной связи. И если же вы хотите узнать точное время, то это, и правда, случилось всего несколько дней назад.
Е Ванси пробормотал себе под нос:
— …Какая чушь…
Лицо Чу Ваньнина стало еще более холодным, и он грозно постановил:
— Нет ни одного доказательства, которое могло бы подтвердить или опровергнуть твои слова. Не препятствуй мне, и я выясню правду.
— Вы…
Пока старейшина Юйхэн произносил свою речь, кончики его пальцев вспыхнули золотым сиянием. Когда человек в черном заметил этот свет, зрачки его испуганно расширились. Буквально в самый последний момент он все же успел уклониться от стремительного броска божественного оружия Чу Ваньнина.
— Уважаемый Наставник Чу, что это вы творите?
Улепетывающий со всех ног от ивовой лозы человек в черном смотрелся довольно забавно, однако он настолько мастерски владел своим телом, что преследовавшей его Тяньвэнь никак не удавалось его связать. Царившая в банкетном зале гнетущая атмосфера рассеялась, и в свете последних событий все происходящее стало напоминать свадебный розыгрыш.
— Не надо меня бить, я еще не все сказал, — шутливым тоном выкрикнул человек в черном, в очередной раз скрывшись за спинами гостей.
— Если тебя что-то не устраивает, то почему бы не снять маску и не поговорить лицом к лицу! — парировал Чу Ваньнин, сурово сдвинув свои прямые как мечи брови.
— Если вы этого так хотите, то, конечно, я ее сниму, но не сейчас!
— Почему не сейчас?!
— Я очень уродлив! На свету распугаю весь честной народ.
Человек в черном очень долго метался по залу, ловко уклоняясь от Тяньвэнь, однако удары Чу Ваньнина становились все более стремительными и свирепыми, и их противостояние достигло точки, когда все могло выйти из-под контроля. Тогда он сделал хитрый ход и нырнул за колонну и, не обращая внимания на золотые брызги, посыпавшиеся в разные стороны от удара Тяньвэнь о деревянную преграду, закричал во все горло:
— Е Ванси, разве ты не благородный человек? Сегодня я открою миру твое истинное лицо! Ты купил женщину для парного совершенствования и принудил Сун Цютун обслуживать тебя! Ты попрал все нормы морали и осквернил невесту своего господина! Ты… ты разодетая в шелка скотина! Зверь в человеческом обличии!
Е Ванси, наконец-то, разозлился:
— Вздор! Что ты несешь?!
— А что я сказал не так? Разве не ясно, почему шоугунша Сун Цютун исчезла? — орал человек в черном, продолжая скрываться за колонной. — Позавчера, стоя перед тобой на коленях, она молила отпустить ее[159.4] и не принуждать к этой связи теперь, когда она стала невестой твоего господина. Но ведь ты не отступился, продолжал настаивать на своем, еще и сказал ей…
159.2
[159.2] 冰清玉洁 bīngqīng yùjié бинцин юйцзе «прозрачный как лед, чистый как яшма» — обр. о высоких моральных качествах девушки (реже юноши).
159.3
[159.3] 跳到黄河洗不清 tiào dào huánghé xǐbùqīng «прыгнув в Хуанхэ трудно отмыться» — о ситуации, когда трудно снять с себя подозрения.
159.4
[159.4] 网开一面 wǎngkāiyīmiàn ванкайимянь открыть сети с одной стороны — обр. в знач.: допускать послабление, относиться снисходительно; дать возможность уйти, сохранив достоинство.