Академия мрака

– Я вас не расслышал, мистер Прентисс. Вы извиняетесь? – Вот он перестал растягивать слова, без южного акцента звуча и вполовину не так приятно. – И за что же?

«За многое, – подумал Калеб, устремив взгляд на крапчатый галстук Йока. Среди крапинок он приметил нечто выбивающееся – пятнышко – и невольно фыркнул: Что это у него там, чесночный соус?»

Подняв глаза, Калеб понял, что Йоквер и в самом деле ждет ответа. Смысл? Зачем продолжать давить на того, кого и так уже приперли к стенке? Театральщины ради? Чтобы произвести еще больше впечатления на Кандиду? Скорее нет, чем да. Такие причины – слишком самоочевидные, чересчур человечные.

Калеб уже твердо решил, что прогуляет следующую пару по современной поэзии. Ему просто хотелось съесть яичницу с беконом в столовке, вернуться к себе в комнату и поспать еще несколько часов. Вечером, может быть, закинуться пивком. Постирать вещи и порыться на «иБэй», дочитать книжку, позаимствованную у Вилли…

Да, он дождется ночи, прежде чем осмелится украдкой проскользнуть в подвал университетской библиотеки и заняться настоящей работой.

Прочистив горло, Калеб попытался улыбнуться, но не смог заставить губы двигаться правильно.

– Извините, что отвлекся в середине вашей лекции. В тот конкретный момент я не думал ни о чем особенном, профессор Йоквер, сэр. – На этом стоило закончить, боже. Но иногда Калеб просто не мог остановиться. В нем закипало желание огрызнуться в ответ, росла острая необходимость хоть немного сорваться с поводка. Калеб не мог сказать, дышит ли еще, и очень надеялся, что не начал задыхаться. – Ну, разве что с нежностью вспоминал, насколько удобна и безопасна материнская утроба…

Йок поднял свои бледные руки над головой, растопырив костлявые пальцы.

– Молодой человек, я вас понял. Не извиняйтесь.

– Не буду. – Калеб кивнул.

– В смысле?

– Я не извиняюсь.

Он услышал, как Джоди, сидящая за партой аккурат позади, издала один из тех раздраженных вздохов, значащих что-то типа «о-пожалуйста-Калеб-не-навлекай-на-нас-еще-большие-несчастья». Эти вздохи были отточены до совершенства. Джоди лучше, чем кто-либо другой, знала, как он боялся этого курса, но все равно считала, что Калеб справится, возлагала на него слишком много надежд, и он не понимал, с чего вдруг. Джо была причиной, по которой Калеб записался на курс Йоквера по философии в первую очередь. При обычных обстоятельствах одного факта начала занятий в восемь утра было достаточно, чтобы отпугнуть Калеба от курса, но в последнее время они с Джоди проводили так мало времени вместе, что парень решил записаться в любом случае. А еще время было удобным, чтобы ночевать у Джоди в комнате, – пусть совместные ночевки и не всегда проходили так, как он надеялся.

Дружеский огонек, заплясавший в глазах Йоквера на прошлой неделе, когда Калеб бросил заявление об уходе на профессорский стол, показал, сколь большое удовольствие доставил студент преподавателю, обличив свою неприязнь к нему и к его предмету. Температура воздуха между ними будто резко упала в тот момент – Калебу почти казалось, что он видит клубы пара у себя изо рта. Молча скомкав листок, профессор Йоквер швырнул его в корзину для мусора и вернулся к вычеркиванию больших фрагментов из «Сумерек богов» Ницше.

Десять дней назад Йоквер читал лекцию о том, что такой вещи, как движение, не существует. В качестве примера он привел стрелу, сказав, что в каждый промежуток времени она остается неподвижной, затвердевая в пространстве, занимаемом в данный конкретный момент. Чем-то подобным, наверное, можно было удивить детей, прогуливавших уроки физики в школе. Йок подкрепил тираду еще одним убийственным примером, кружась перед классом с воплями: «Я неподвижен!» – если пересказывать, вроде и забавно, а на деле смотрелось очень тупо и даже как-то уродливо.

Позже Калеб настучал декану, обладателю докторских степеней по физике, химии и (подумать только) теологии, о выходках Йока. Парень молил, чтобы декан закрыл глаза на правила принятия заявлений от учащихся и освободил его от этой пытки. Но декан лишь бросил на Калеба долгий взгляд, говорящий: «Даже не пытайся свалить ответственность за собственные промахи на меня, взрослого занятого человека». Ни словом не обмолвился – такому и взгляда хватало.

Но ведь и у Йока есть хорошие стороны, в конце концов.

Вот сейчас он улыбается, забавно шевелит бровями, разыгрывает очередное шоу.

– Вы, значит, не извиняетесь? Ну, другого от вас и не ждал, молодой человек… но скажите мне, почему тогда…

«У любого есть свой предел, о’кей? Так что хватит…»

– Значит, говорите…

«…рвать меня на лоскутья…»

– …что вы не извиняетесь…

«…старый ты стремный черт!»

– …Кальвин?

Да, вот до чего дошло. Этот издевательский, насквозь водевильный акцент, с которым Йоквер назвал его Кальвином – с абсолютно хулиганской интонацией, с такой зовет тебя полным именем школьный задира, держа коробку с завтраком над головой, чтобы зарядить под дых, когда пытаешься дотянуться. Акцент чуть не стал последней каплей. Калеб – так его звали, никакой не Кальвин, так что дешевая подколка улетела в молоко… но дело даже не в этом. Неужели ситуация настолько вышла из-под контроля? Неужто Йок взялся всерьез крутить Калебу нервы или это у него шарики за ролики помаленьку закатываются?

– Я подумал, так… – Калеб чувствовал, как сбивается его дыхание, – так… будет вежливо… намекнуть вам, чтобы вы от меня отвязались.

Он закрыл пустую тетрадь. Так, ну что там у нас по плану – «неуд»? Все что угодно, лишь бы убраться отсюда к чертовой матери.

Сняв очки театральным жестом, как Кларк Кент в момент невзгоды – река выходит из берегов, школьный автобус без тормозов скользит по горной дороге, словно вот-вот сорвет рубашку и обнажит синеву лайкры с алой литерой S, – Йоквер помассировал переносицу и лихорадочно почесал морщинку между глазами. Конский хвост перекинулся сперва через левое плечо, а затем – через правое, когда профессор покачал головой и громко закудахтал.

– Видимо, вы считаете, что уже знаете все ответы, и поэтому не желаете вникать в истинную суть моего курса. Итак, Кальвин, почему бы вам не рассказать мне и всей группе, что на самом деле творится у вас в голове?

Калеб улыбнулся, и брови Йока слегка опустились. Улыбаться было куда приятнее. Что-то жидкое и кипящее внутри вдруг затвердело. Он больше не чувствовал биения пульса на запястьях, но голова все еще немного болела. Откинув волосы со лба, Калеб сказал:

– Если бы я хотел посмотреть на клоуна – пошел бы в цирк.

– Вот как?..

– Да, каких-то там десять долларов – и мне покажут потешного карлика, умеющего жонглировать велосипедными шинами, и даже предложат в подарок маленькую лазерную указку, чтобы пируэты чертить в темноте. Ну и еще – пудели танцующие, знаете же… все веселее, чем ваши попытки объяснить скорость.

Джоди, подавив смешок, прошептала:

– О, Калеб…

Кто-то из парней откликнулся неопределенным мычанием – звук такой, будто церковный хор вышел на разогрев. Господи, как школьники из младших классов – неужели этим людям до сих пор доставляет удовольствие зрелище чьей-то публичной выволочки? «Ну-ка в угол, негодный вы мальчишка!» – неужто всем настолько скучно, что даже такое в кайф?

Ну да, само собой. Всегда так было, всегда так будет.

– Я думаю, что социально приемлемый термин в наше время – это «маленькие люди», а не «карлики», Калеб.

– Я уже три недели посещаю ваши занятия, и вы до сих пор ни на секунду не сменили свое амплуа уличного факира, чтобы обсудить что-нибудь действительно важное. Какие-нибудь этические, моральные или социальные дилеммы, а также такие сложные вопросы, как загробная жизнь, расизм, цензура, порнография, аборты или… – Он подыскивал что-то подходящее, и все сошлось в одной длинной вспышке образов, о которых в отдельности почти никогда не думал. – …проституция, джихадизм, инцест, Руби-Ридж[4], гедонизм, войны или те умники, что хотят устроить для больных СПИДом концлагерь в пустыне. – Калеб сглотнул слюну, собравшуюся во рту, – гуще сиропа. – Новые законы о социальном обеспечении… теракт в Оклахоме… и са… самоубийства.

4

Руби-Ридж (англ. Ruby Ridge) – местность, расположенная в северном Айдахо. В 1992 году стала местом одиннадцатидневной осады, начавшейся 21 августа, когда представители властей США инициировали действия по задержанию и аресту некоего Рэнди Уивера на основании судебного ордера после его неявки по обвинению в сбыте и хранении огнестрельного оружия. Уивер отказался сдаться, и члены его семьи, а также друг семьи Кевин Харрис, также оказали сопротивление федеральным маршалам, в результате чего погибли жена Уивера Вики и его четырнадцатилетний сын Сэмми.