Злые улицы 2

– Как в старые времена, да, Генри? - спросил Джо. - Мы снова тебя куда-то везём.

– Да, только теперь это нужно не мне, а вам, - ответил наш капо.

– Тебе оно тоже надо, - ответил я. – Чем больше мы платим, тем больше у тебя денег, разве нет?

– Да, но все равно примерно половину придётся отдавать дону, - на лице Генри не было никаких эмоций. - Такие дела, как фальшивомонетничество, он держит под своим контролем. Думаю, он и вас вызовет поговорить. Лучше послушать его.

– Без проблем, дон - головастый мужик, он ведь рулит семьей уже столько лет, - сказал Джо, разводя руками. - Так что мы только рады будем.

– Слушай, а этот Моше. Он НПС? - спросил я.

– Удивишься, но это игрок. Один из старейших игроков в "Злые улицы". Он играет уже пять лет.

– Пять лет, и ни разу не умирал? - спросил я. - Да еще и за еврея? Сам ведь знаешь, как к ним относятся.

Евреи были не просто одной из национальностей, но и чем-то вроде игрового класса. У них была куча бонусов к характеристикам, но вешался дебаф "социальная дискриминация", который никак нельзя было убрать.

Впрочем, у негров все было еще хуже, у них не было даже бонусов. Но их банды все равно были сильны и многочисленны. Наверное из-за поклонников рэпа и других элементов чёрной культуры.

– И за пять лет его ни разу не убивали? - спросил я.

– Насколько я знаю, он пережил с полдюжины покушений. Дважды был на грани смерти, но его вытаскивали доктора. Сами ведь знаете, там, что ни еврей, то доктор или адвокат.

– А как давно ты играешь? Спросил Джо. И как вступил в семью?

– Да года четыре, но на этом персонаже всего два с половиной. В семью попал… Да случайно, так же, как и вы. Спас своему бывшему капо жизнь, он стал работать со мной, в итоге я "сделал кости", и меня приняли. Ну и была там еще одна история, меня посадить пытались, а я никого не сдал. Вообще ничего копам не сказал.

"Сделать кости" - это убить кого-то. Обязательный ритуал для вступления в Организацию. Нам, правда, этого делать не пришлось, потому что засчитали убийство ирландского босса. Но мы и так немало народа покрошили для семьи.

Потихоньку мы добрались до еврейского квартала. Генри указывал дорогу, я рулил, особо не разгоняясь, чтобы не пропустить поворот.

Скоро мы доехали до нужного места, припарковал машину на обочине, и мы все дружно вышли из нее. Я заблокировал двери.

– Сюда, - сказал Генри, и повёл меня в подворотню.

Над невзрачной дверью висела табличка "Левенштейн и компания". Наверное под компанией подразумевалась вся еврейская мафия. Да, не похоже, чтобы они были особо заинтересованы в новой клиентуре.

Генри подошел к дверям, позвонил в звонок. Через полминуты открылось окошко, как раз на высоте человеческих глаз, и голос спросил.

– Кого ты привел, Бруни? Они надёжные?

– Надежные, - ответил Генри. – Открывай давай, нам надо поговорить с Моше.

Окошко закрылось, а за дверью загремели замки. Я успел насчитать четыре штуки перед тем, как нас пропустили внутрь. Да, они здесь точно очень хорошо заботятся о своей безопасности.

Встречал нас чернявый парень с большим носом, державший в левой руке пистолет. Рядом к стене был прислонен дробовик "Ремингтон". Гостей тут, очевидно, встречают неласково.

– Проходите, - совсем не приветливо сказал он. – Мне надо двери закрыть.

Мы прошли и буквально через пару шагов были остановлены еще одним парнем, сидевшим за видавшим виды столом. Они, что, еще и экономят на всем?

– Пушки, - сказал он.

– У нас лицензированные, - попытался возразить Джо.

– А мне плевать, - ответил еврей. - Правила простые: либо сдаете оружие, либо валите отсюда.

Генри уже достал свой "Highway Patrolman", и передал парню. Мне не оставалось ничего, как последовать его примеру. Скоро и наши с Джо пушки перекочевали к охраннику, и оказались спрятаны в ящик стола.

Мы прошли дальше, и скоро оказались в очень скромном кабинете. Здесь даже обоев не было, и кресло с виду было дешевым, и стол немногим лучше того, что стоял в прихожей, несколько колченогих стульев. Да уж, а он точно вращается в высших кругах и вертит финансовыми потоками? А то не очень-то похоже.

В помещении было трое: один сидел за столом с гроссбухом и ручкой, еще двое стояли у стены. Еще охранники. Наверное, достаточно надежные люди, если он обсуждает дела при них. Хотя, скорее всего, это НПС с выкрученными на максимум ползунками лояльности.

– О, Генри, - проговорил сидевший за столом еврей, и привстал, протягивая нашему капо обе руки. - А кого это ты привёл? Своих друзей?

– Это наши друзья, - ответил Бруни. – Томас и Джованни, они члены Организации. И им нужна твоя помощь?

– Ну и зачем таким людям понадобился скромный Моше Левенштейн?

– Покажи ему, Джо, - сказал я.

Мой напарник положил на стол чемодан, открыл, и развернул его так, чтобы еврей увидел деньги. Тот усмехнулся, достал одну из пачек, быстро пересчитал, а потом выдернул одну из купюр и посмотрел ее на просвет. Хмыкнул, провел большими пальцами, и уставился уже на нас.

– Очень качественно, - сказал он. - Я бы сказал, высший сорт. Далеко не каждый сможет отличить их от настоящих, хотя в официальные банки я бы с этим все равно не пошел, раскусят. Ну, так что, вам потребовалась моя помощь, чтобы сбыть это?

Он говорил, как самый настоящий еврей. Да, правду говорят, игроки, которые долго на "Злых улицах", уже в них не играют. Они тут живут.

– Да, - сказал я. - И мы готовы поделиться прибылью. Десять процентов от общей суммы.

– Десять процентов? - он усмехнулся. - Да вы, наверное, шутите, мальчик мой. У вас нет ничего, кроме печатного пресса. У меня есть сеть распространения и возможность реализовать эти деньги, не поднимая лишнего шума. Без меня они не стоит и бумаги, на которой вы их печатаете. Половина, не меньше.

– Пошли, - я повернулся. – Это не имеет смысла.

Я закрыл чемодан, взял его за ручку, и двинулся прочь из кабинета. Но не успел я выйти наружу, как за спиной послышался окрик:

– Вернитесь. Так дела не делаются.

– Да я лучше их бедным раздам, чем отдам вам половину, - ответил я. - Хоть уважение прокачаю.

– Вернитесь, поговорим.

Я все-таки развернулся, и на этот раз позволил себе присесть за стол. Посмотрел еврею прямо в глаза.

– Все равно, десять процентов это слишком мало. Сколько вы собираетесь производить этих денег в месяц?

– Немного, - ответил я. - Шестнадцать тысяч долларов. В перспективе - двадцать. Но не больше.

– И все десятками?

– Да, - кивнул я.

– Мой вам совет, лучше увеличить эту сумму в два раза. Или в три. Иначе получится несерьезно. А так вашей половины будет достаточно.

– Я не дам тебе половину, - сказал я. - И расширять производство тоже не буду. Если ты хочешь выдоить нас за пару месяцев, а потом скормить федералам, ничего не получится. Мы собираемся печатать эти деньги годами.

– Хорошо, - сказал он. – Если вы настроены на долговременное сотрудничество, я готов снизить свою долю до тридцати процентов. Это будет выгодно всем.

– Пятнадцать, - ответил я. - Или мы раздаем эти деньги бедным. Представляете, как это будет весело, когда мы начнем раздавать бабки по всей Маленькой Италии? Настоящий карнавал.

– Хорошо, - он глубоко вздохнул. – Двадцать пять процентов. Взять меньше я просто не могу. Мне ведь тоже придётся платить людям.

– По рукам, - ответил я, протягивая ему ладонь.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, а потом все-таки пожал мою руку.

Четверть Генри, столько же жиду. Получается, что нам остаётся по четыре тысячи на брата. Хотя меньше, надо же платить Росси, но там совсем небольшая сумма, можно и из других денег поделиться. Ну и минус на отмывку, сушку и прочее. Но никак не меньше двух с половиной тысяч долларов.

А если вывести это все в реал… Да, хватит на пару недель очень небедной жизни. В целом оно того стоит.