Штабс-ротмистр

Длилось это какие-то доли секунды. Прямо со сталью в теле, граф одним рубящим движением снёс голову Луи Монморанси, затем вытащил из себя его саблю и только после этого позволил себе рухнуть на доски пола, уже в падении срывая блокиратор магии.

Пришёл он в себя довольно быстро — уже минуты через три. Открыл глаза и, лёжа на спине, обвёл глазами окруживших его.

— Ты — сумасшедший! — её голос источал такую злость, что, казалось, обещанная шаровая молния полетит не в друзей покойного задиры, а в самого Виктора Сергеевича.

— Я — в раю? Если здесь сударыня Анастасия, я точно в раю. Ан нет, то же самое кафе. Господа! Не поможете ли мне подняться?

Он ещё успел насладиться выносом тела противника. Товарищи усопшего положили того на ковровую дорожку и подняли. От их неловкого движения голова, пристроенная возле тела, выпала и покатилась к ногам графа, едва удержавшегося, чтоб не пнуть её ногой.

— Капитан! Нет слов… — начал командир отряда и запнулся, в самом деле не представляя, как обозвать сумасбродную выходку своего офицера.

— Полноте, ваше высокоблагородие. Я служил в охране, где до самых печёнок вбито: защищай доверенную тебе персону даже ценой жизни, принимай на грудь назначенный для неё удар. Мы принимали несмертельные раны, врачуемые амулетом, и ещё успевать нанести удар в ответ. Сабля этого негодяя за миг застряла в моих рёбрах, и ему было нечем прикрыть шею. Просто совсем вышло, будто отобрал леденец у ребёнка. Правда, боль изрядная, когда тебя протыкают насквозь, — он широко улыбнулся и предложил: — Желающих могу научить приёму!

Таковых не нашлось.

х х х

Выслушав доклад Великого Князя Шереметьева, Князь-Государь уточнил:

— Цифры жертв окончательные?

— К сожалению — нет, Ваше Императорское Величество, — Шереметьев был патриархом Совета Великих Князей, его возраст приближался к двум сотням и тому пределу, когда жизнь и бодрость магия всё ещё способна сохранить. Облик имел старческий, не скрывая года. — Отдельные адские твари могут ещё бродить. До дюжины. И что прискорбно, некая их часть проникла по воде в залив, оттуда могла и в Карибское море. Туш для разделки нет, не знаем, будут ли морские гады размножаться. Те, что на суше, Бог миловал, не приносят потомства.

— Позвольте? — Львов встал. — У Его Светлости устаревшие сведенья. Размножаются.

Он только прилетел из Америки.

— Вот как? Откуда такая уверенность? — усомнился император.

— Мой гвардеец сумел добыть и запереть в клетку живую тварь. Она отложила шесть яиц. Зачатье, положим, произошло в Тартаре. Но, как известно уважаемым Великим Князьям, членам Совета, я отправлял разведку в Тартар. Температура и давление в том мире выше. Но на экваторе и у нас достаточно жарко. Московская профессура утверждает: различья незначительны. За пробоем — двойник нашей Земли. Так что в наших тропиках, стало быть, и в тропических морях — вполне даже возможно.

— Учтём. На будущее. Всё же, смею надеяться, кампанию сочтём законченной и успешной, господа. Особо отмечу гвардию Великого Князя Львова, отразившую самый страшный натиск — на Мехико. А также гвардию Оболенского, север, и Орлова, южный рубеж. Их командиров, а также казаков и штурмовиков, велю поощрить высочайшим указом. Кстати, князь, кто же тот смельчак, что решился заарканить живого монстра? И велика ли добыча?

— Капитан Тышкевич, Ваше Императорское Величество. Племянник начальника охранки. Безумной храбрости офицер. Он единственный, кто вышел из разведки в Тартар живым, пленил рептилию, сковав её магией, и привёл ко мне на верёвке. Шагов семь или восемь в длину!

Он извлёк из папки картинку, фотопортрет Красотки, и протянул Государю. Фото самого графа в папке не нашлось.

При виде дракона с раскрытой пастью и вздыбленными шипами на спине император изумлённо поднял брови.

— Хорош! Офицер ваш ордена имеет?

— Только Святого Павла III степени, несколько медалей, — вспомнил Львов не без труда, его офицер не любил висюлек и ходил только с орденской планкой.

— Жалую Владимиром III степени и десятью тысячами целковых, — расщедрился Государь. — А зверя такого негоже держать. Пусть учёные режут да потрошат, из шкуры чучело набьют — в Императорский музей Торжка. То же и с яйцами. И с выродками, коль вылупились.

Львов с готовностью кивнул, памятуя свою оторопь, когда ящер вышел из-за спины Тышкевича и впился плотоядным взором в княжеское семейство. Великий Князь едва сдержался, чтоб не перерубить гада пополам, не хотел тем самым выдать испуг.

Дальше обсуждение протекало обычным образом. Орлов, ревностно подглядывавший за Львовым, старая вражда из-за Анастасии давала о себе знать, доложил о настроениях в Америке. Вроде бы и рады туземцы, что пришли русские и спасли их. Одновременно и ропщут: отчего поздно пришли, столько погибло… Сотни тысяч! Хоть на самом деле — свыше миллиона.

Львов напомнил о Монморанси.

— Как же не вовремя, княже! Вынужден просить вас отложить войну с ним, — бросил Государь.

— Никак невозможно, Ваше Императорские Величество, и резонов несколько. Во-первых щенок Луи Монморанси посмел навязываться моей дочери, офицеру связи моей гвардии, а получив отпор, ударил саблей того самого графа Тышкевича.

— Я наградил покойника⁈

— Никак нет. Тышкевич, получив рану, достойно ответил и отрубил голову стервецу, сам выжил. Но это не случайность. Монморанси знает о моей неприязни к их дому. Наверняка решился действовать первым, нацелившись на мою дочь и лучшего офицера. Не остановится. Если и другой резон. Известно почти наверняка, что в его дворце Санта-Катарина держится в плену тот самый польский учёный, от которого получена масса ценного о науке другой Земли.

— Допустим, — не сдавался император. — А ежели я сам попрошу выдать поляка? И помирю вас с Монморанси? Ваши люди живы, его сын лишился головы… Самое время заключить мировую. Конечно, что для Великого Князя какой-то провинциальный боярин? Но спокойствие на целом континенте важней. Может, позже подерётесь.

— Третий резон. Ходит упорный слух, что в Санта-Катарине разводят тартарских тварей, вывезенных из Европы в прошлом веке. Луи Монморанси косвенно это подтвердил. Но мысль не развил — умер.

— Господи… Зачем они ему?

— Не могу знать, Ваше Императорское Величество. Предполагаю — как оружие. Та же Красотка порвёт любого, если Тышкевич позволит. Убить тварь сложно, мелкие раны на них заживают быстро. К тому же сбособна отваживать фаерболы, мимо летят.