Штабс-ротмистр

Он получил обычную боксёрскую двойку — в печень и в челюсть, после чего граф распахнул дверь, из-за которой доносились звуки, что не спутать ни с чем.

Низко подглядывать за соитием… Поэтому он и не стал, прерывая сладкий апофеоз.

— Мистер Джон Морган! С санкции Третьего (охранного) Отделения КГБ объявляю вас арестованным по обвинению в государственной измене Российской Империи.

Надо было говорить по-русски, столь простой текст формулы ареста любой бы понял. Но чёртово плетение, не доведенное до ума, снова само переключилось на испанский. Его Морган-младший, видимо, знал не хуже английского. Во всяком случае, скатился со стоматологини и принялся одеваться. Видимо, решил, что демонстрацией покорности усыпил бдительность вошедшего. В руке Моргана появился револьвер.

Голая женщина, очевидно, та самая Линда Фрост, зажала уши ладонями, затем нырнула под одеяло.

Грохнули три выстрела. Любовничек изумлённо глянул на противника, не в силах разглядеть его лицо, но понимая: тот и не думает падать-умирать. Потом на револьвер, в который врезался огненный комочек, отчего ствол размяк и согнулся, а раскалившуюся рукоять пришлось выпустить из обожжённых пальцев.

Конечно, у семьи Морганов вдосталь денег, чтоб накупить любые амулеты, всех мало-мальски Одарённых обучить плетениям. Но, как убедились русские за время пребывания в Гаррисберге и в Питтсбурге, большинство обывателей в американской глубинке чуралось магии и прибегало к ней только в крайнем случае. Например, к целительской, если обычные пилюли не помогают. Оттого отвод глаз, щит от пуль и расплавивший оружие фаербол произвели должное впечатление.

— Испанский? Я догадался откуда ты, дьявольское отродье, — на том же языке прошипел Морган. — Ты с юга… Ничего, у отца есть друзья, что с вами поквитаются.

Юг. Монтеррей. Сейчас не время было это сопоставлять и анализировать.

Молодой буржуа вёл себя дерзко, нагло, несмотря на расплавленный пистолет. Без малейших признаков страха.

Вошли Львова и Пантелеев.

— Сеньорита! Отбросьте одеяло, под ним найдёте нагую женщину, — распорядился Виктор Сергеевич, не в силах переключиться с испанского. — Накиньте на неё что-нибудь и отведите синьору в соседнюю комнату. Второй охранник стреножен?

— С ним занимаются, — доложил Пантелеев, намекая на Сэвиджа и не называя имён вслух.

— Хорошо. Давайте спеленаем и этого красавца. Потом зададим ему несколько простых вопросов. Ответит правильно, возможно, сохраним ему жизнь.

— Так и знал, что это никакой нахрен не арест! Грёбаные мексиканские бандюки!

Джон натянул штаны. Тышкевич не препятствовал ему одеваться, только глянул — нет ли там амулетов. Чисто.

— Садись на кровать. Можешь даже прилечь — минуту назад тебе было на ней так хорошо, — начал штабс-ротмистр. — Но давай без шуток. Иначе следующий фаербол полетит тебе прямо в el bicho.

Рука американца инстинктивно дёрнулась, прикрывая причинное место. Мужчина опустился на самый краешек постели, не убирая пальцев с промежности.

— Какого дьявола? Что вам нужно?

— У тебя находятся люди из Нью-Йоркского института П. И. П. Выдай мне их всех. И все бумаги с их изобретениями.

Для подтверждения серьёзности намерений граф слепил ещё один небольшой шарик огня, вроде расплавившего револьвер, и тот медленно поплыл в сторону Моргана, распавшись с хлопком в полусажени.

— Ну?

— Хорошо… Отдам. Не всех. В Питтсбурге только один из них.

— Кто?

— О’Коннор. Титулярный советник из Абердина. Поляка у меня нет.

— Где он?

— Точно не знаю…

— Бумаги?

— В конторе. У меня в сейфе.

— Единственные экземпляры?

— Ну какие же единственные… Копии отправлены по предприятиям и лабораториям, где пытаются воплотить… Синьор! Если вы меня собираетесь убить, делайте это прямо сейчас. Но помните, вас найдут.

— Смерть тоже бывает разная, — Тышкевич тоже присел на кровать, на противоположный конец. — Например, тот же шарик огня начнёт путешествовать от развилки к сердцу. Раз за разом буду его останавливать и снимать мучительную боль, а вы, дабы отсрочить очередную порцию мучений, со слезами на глазах выболтаете очередные секреты. Вижу, мужества вам не занимать. Но такое ещё никто не выдержал. Затем шарик дойдёт до сердца, и я с вами попрощаюсь. А вы уже не попрощаетесь ни с кем. Начнём?

Снова возник фаербол, ненавязчиво согрев пальцы Моргана у чувствительного места.

— Другие варианты?

Только судорожно дёргавшийся кадык на худой шее выдавал волнение. Смуглый и жилистый, Джон сам с успехом сошёл бы за латиноамериканца. Или сицилийца из Палермской губернии.

— Варианты есть. По доброте душевной предлагаю тебе самый выгодный. Сначала едем в контору. Открываешь сейф, отдаёшь мне оригиналы документов. Потом к О’Коннору. Его я заберу, тебя — отпущу. Ещё нужно узнать, где польский пан. Небось, в Монтеррее? — по дрогнувшим векам Моргана Тышкевич догадался, что попал в точку. И что мужчина не договаривает — врал же, что не знает местонахождение. — Дополнительное условие: язык себе в задницу, и молчишь о том, что сегодня произошло. Иначе… ну, ты понял.

При всей колоритности русского мата испанские ругательства звучали не хуже.

— О’кей…

— А теперь ма-аленькая предварительная процедура.

Американец вскрикнул, получив укол глубоко внутри задницы.

— Мерда! Что это было?

— Фаербол внутри тебя. Закончим по-хорошему, уберу. Но если ты, эль идиота, вздумаешь нарушить уговор, огонь начнёт гулять вверх до горла и обратно.

Морган разразился таким фонтаном ругательств, что даже полиглотское плетение спасовало. И непонятно было, это злость от ощущения бомбы в заднем проходе или от срыва намерений что-то учудить, когда выйдут из «стоматологии». Он поднялся на ноги с таким видом, будто нехотя поднял флаг капитуляции.

Телохранители остались на полу, оба в сознании, но в верёвках и с кляпами, а ещё с расплывающейся синевой на челюсти.

— Как там сеньора?

— У меня есть плетение на случай, если отвод глаз не спасает барышню от слишком настойчивого кавалера. Будет почивать до утра, — заверила Львова.

Пантелеев, сориентировавшись, принял облик первого громилы, открывшего дверь. Стал выше ростом и куда шире в плечах, глаза приобрели выражение тупости и свирепости. Сэвидж вздрогнул, увидев его садящимся в машину, но быстро догадался — кто это.