Штабс-ротмистр

Экс-штурмовик сообразил, наконец, что расходует Энергию на порядок быстрее, чем его противник, лишь отклоняющий смертельные выпады. Тот мог часами ждать исчерпания сил нападающего, чтобы к концу схватки сжечь его «детским» фаерболом размером с яблоко, коль тому не останется духу укрыться даже от этой малости.

Хвостицын чуть убавил напор. Явно принялся что-то готовить…

Вокруг пары, разделённой буквально пятью шагами, начался пожар. Вагон железный, но занялась обивка, деревянные двери и скамьи в купе, а также деревянный настил пола. Оба, казалось, не замечали огня.

Тышкевич молился только, чтоб Сэвидж или монах не проявили лишней инициативы. Искров, например, точно знал, когда можно лезть вперёд, а когда, как говорят в Логойске, «хаваться в бульбу». Не мог и сам атаковать. Под натиском его ударов Хвостицын начнёт отступать, он никаким премудростям в стиле «Человек-крепость» не натаскан. Стало быть, битва переместится в противоположный конец вагона, где едут разные люди. В том числе — там купе с тремя попутчиками. Поэтому граф выжидал, пропустив несколько удачных моментов, потому что противника не завалил бы наверняка, а просто изрядно сократил его защиту.

Сконцентрировавшись на плетениях, исходивших от амулетов и самого Одарённого, Тышкевич проморгал момент, когда ситуация изменилась в корне. За спиной экс-корнета полыхнуло так, что больно стало даже глазам, укрытым магической защитой.

Наверно, тот ничего не успел сообразить, как его щиты поползли на спину — к новому источнику опасности, а граф ещё ни разу не атаковал, лишь парировал нападение.

Упускать момент было грех. Он метнулся вперёд и рубанул сверху вниз воздушным мечом. Ничем другим не мог, опасаясь задеть союзника, бросившегося на Хвостицына с тыла и поразившего его шаровой молнией.

Меч завяз в защите и едва достал до головы. Вошёл на каких-то три пальца.

Правда, этого хватило. Человек-гора грузно осел. Плетения защиты погасли как задутые свечи на именинном пироге.

— Как вы его аккуратно, ваше благородие. Даже причёску не попортили. И снимите ради Бога эту шляпу!

Львова вступила в солнечное пятно под уничтоженной крышей и убрала два маленьких солнца, горевших в её ладонях. Явно намеревалась повторить атаку. Там, где рванула Энергия её плетения, вагон потерял и стены, и пол, и потолок, задняя и передняя часть соединялись одной только рамой. Стоило поразиться силе контроля, заложенного в амулет, взрыв ничуть не зацепил графа, отстоявшего от него всего на какие-то пять-шесть шагов.

Виктор Сергеевич растерянно снял ковбойский головной убор, кинув его на шпалы через дырку в полу.

— Спасибо… сударыня!

— Пусть моё участие останется маленькой тайной. С вас — два красных Сосуда, пришлось вложить в негодяя изрядно, опустошила один из самых мощных моих амулетов. Сама-то я девушка безобидная.

Валявшийся у их ног Хвостицын по поводу слова «безобидная» ничего не возразил.

— Будьте любезны переместиться в следующий вагон. Этот не подходит для молодой леди. Я помогу отнести вещи.

Как потом рассказал Сэвидж, с первого грохота, очевидно — от ледяной стрелы Тышкевича, и до окончания баталии прошло не более трёх минут. Они казались очень долгими. Четвёрка пассажиров немедленно перебралась в предпоследний вагон, подальше от разрушенного. Потом разместились в третьем с конца и состроили удивлённые лица, когда в купе заглянул станционный жандарм, проводящий расследование: кто изуродовал хвост состава и устлал коридор трупами. Конечно, отправление задержали. Но ненадолго. Грабежи и разбои в поездах — дело нередкое, не ломать же из-за них расписания. Задний вагон отцепили.

— Меня что смущает, — поделился Пантелеев, когда за окном снова поплыли американские равнины. — Хвостицын запросто сел в поезд. Значит, даже не объявлен в розыск! Вот как власти империи стесняются открыть свои проблемы перед туземцами… Перед уроженцами этих губерний, — поправился он, уловив осуждающий взгляд сыщика.

Сэвидж не забыл, покидая вагон, вернуть себе пиджак. Теперь прощупывал ткань у левого плеча в поисках чего-то мелкого и твёрдого. А двадцать рублей не отдал.

— Можем считать, сегодня одержали победу, — подвёл итоги дня штабс-ротмистр. — Хотя бы то, что живы и невредимы, уже успех. Но ни на шаг не приблизились к разгадке местонахождения наших целей. Кроме того, Морганы или их подручные, прочитав утреннюю газету, узнают, что к ним движется нечто, способное испепелить вагон. Если умные — насторожатся, а за глупцов их не держу.

— Интересно было бы узнать о дальнейших планах, ваше благородие. Город большой, если четвёрка интересующих нас персон находится там, они могут спрятаться где угодно. Или мне снова щеголять разрезом в платье перед малышом Сэмми?

— Конечно, соображения имеются. Но в свете сегодняшних событий ставлю одну только ближайшую задачу: добраться до Питтсбурга целёхонькими. Даже эта задача оказалась нетривиальной.

х х х

О’Нил и Бженчишчикевич с первого дня в боярском дворце получили по комнате на втором этаже бокового крыла. Не такой, как у слуг и рабочих, но отнюдь не как для почётных гостей. Правда, скорее всего, Монморанси никого из гостей и не принимали, в противном случае подверглись бы риску раскрытия опасных тайн поместья.

Как бы то ни было, в каждой из комнат имелась добротная мебель из массива и умывальник, отдельное отхожее место не предусматривалось. Если нужда в облегчении настигала среди ночи, приходилось набрасывать на себя халат и топать по длинному коридору, потом спускаться на этаж.

В одну из ночей поляк крепко и без сновидений проспал практически до четырёх часов. Предшествующий день был посвящён сведениям, вытащенным ещё в Нью-Йорке. Пьера Монморанси чрезвычайно заинтересовал автомат Калашникова, поколением Бженчишчикевича изученный в мельчайших деталях. Именно этому оружию отводилась исключительная роль в отражении агрессии НАТО, которое Войско Польское должно было отбить вместе с Советским Союзом и другими странами Варшавского Договора. Поэтому мальчишки и девчонки в школе, а потом юноши и девушке в вузе учились стрелять из «Калаша», чистить и смазывать, зубрили устройство ударно-спускового механизма, хоть разбирать сам механизм категорически возбранялось.