Слепые

Слепые

Книга 1

Ника. Глава 1

Передо мной тонкий сенсорный экран величиной с человека. В верхнем правом углу на боковой панели разъёмы для флешек. Чуть ниже расположены разъёмы для датчиков. Чаще всего они подключены и висят тут же. Всё управление осуществляется через экран или непосредственно в Погружении, когда человек подключён к системе с помощью датчиков.

Система позволяет воспроизводить вокруг человека любую локацию — от исторических моментов до сложнейших операций. Всё, что придёт в изощрённый ум программиста.

На самом деле Погружение не является чем-то необычным для нас, мы больше других секций погружаемся в повседневной жизни и на работе, такова сущность управленцев. Но последнее время меня это порядком достало. Погружения становятся всё тяжелее и опаснее, неужели никто больше этого не замечает? Я снимаю очки и швыряю их на стол, датчик так впился в висок, что с первого раза не могу оторвать. Кое-как отдираю его и массирую виски, пора отдохнуть.

Напротив Катя погрузилась в свою локацию, она управляет с удовольствием, ей нравится её работа. Сейчас явно ведёт урок. Мы работаем в одном кабинете, и наши блоки разделяет только стеклянная перегородка. Я накидываю куртку, одеваю маску и выхожу на улицу, сегодня больше не буду работать. Мне не так повезло как Кате, я управленец военных. У нас всегда как на пороховой бочке.

Как только человек подключается к системе, он перестаёт отличать реальность от локаций системы и думает, что все происходит по-настоящему. Только координаторы, специально обученные и подготовленные, могут, погружаясь, трезво мыслить и понимать, где они. Это их работа. Не только самим работать в системе, но и вводить и выводить из неё группы людей. Погружение используется для обучения во всех областях. Поэтому любой координатор владеет ещё как минимум одной профессией, которую преподаёт в системе Погружений. Координаторов мало. Требования к их уровню очень высоки. Справляются единицы. Поэтому их ценят и берегут.

До дома минут 20 пешком есть время подумать. Что-то в последнее Погружение пошло не так. Но что? Мысленно прокручиваю последний урок: теория вооружений первый курс. Загружаю оболочку, ввожу учеников. Оболочка лёгкая, по сути это история второй мировой. Проходим локации Сталинграда. Моя группа небольшая — шесть человек, работают слажено. Убитых нет, есть раненые, проблемы с рукопашным боем — обычное дело, они только начали обучение, отчёт сделаю завтра. Инструкторы отработают с ними вживую, я только координатор, поэтому все тренировки не моя забота, мне нужно провести погружение в локацию и вывести всех из неё. Вывести… Вот оно, нашла, вывод. У меня сегодня был неудачный вывод. Второй раз в этом месяце… Теоретически такое возможно и чаще. На практике чувствуешь себя хуже некуда. Парнишка ранен и ему плохо — при Погружении всё чувствуешь, все ощущения сохраняются. Он кричит от боли, прижимая ко мне свою окровавленную голову. Я пытаюсь заставить его сфокусировать взгляд на мне и произнести команду выхода. Он не может пошевелить губами, команды нет, мы теряем время, его состояние ухудшается. Я достаю пистолет и стреляю.

Вот почему мне так мерзостно. Я действовала по инструкции: если ведомый не может выйти из Погружения, я обязана его пристрелить. Иначе Погружение «раздавит» его: при «долгой» смерти в локации нарушается мозговое кровообращение, пусть на несколько секунд, но человек впадает по настоящему в кому и последствия не предсказуемы. Для этого есть мы — управленцы-координаторы. Мы вводим людей в локацию и выводим из неё. Это наша задача. И если что-то не так, стреляем — шанс отделаться без последствий велик, если не затягивать. А пристрелить самого себя не всякий может, ученики не могут различать реальность и Погружение, для этого нужны долгие тренировки. Конечно есть у нас и другие обязанности, но они не так отвратительны. Парень отделался испугом и занесением первой смерти в Погружении. Неприятно, но не критично, у него есть ещё время исправиться, он только начал обучение.

Подхожу к своему дому, окна не светят, ожидаемо, но печально. Не хочется идти внутрь, на улице тепло, моросит дождь. А внутри подвывает Мелкий, он соскучился. Я не успеваю нащупать выключатель, а он уже с поводком в зубах ждёт вечерней прогулки.

— Подожди, Мел, дай переодеться! — я пробираюсь мимо него к шкафу, натягиваю любимую серую футболку и толстовку, снимаю джинсы и одеваю серые трико. Ноги сами втискиваются в кроссовки, сегодня больше никакой приличной, как сказала бы мама, обуви. Только кроссы. Меняю маску, беру с фильтром, настраиваю его, и мы с Мелом идём гулять. Вообще-то Мелкий уже не совсем мелкий, это немецкая овчарка приличного размера. Но кличка прицепилась с щенячьего детства, и нам обоим нравилась.

Мы бежим по нашей улице вниз к парку. Уже стемнело, в парке мало людей. Одинокие фонари освещают пустые лавочки. Люблю тишину. Фильтр работает, становится тяжелее дышать. Тренировать дыхание необходимо, при Погружении нагрузки бывают ещё те. По спине течёт пот, я устала, но домой возвращаться не хочу, слишком там одиноко после переезда родителей. Папе дали назначение в другой город, и мы не виделись уже очень давно.

На лавочке кучка парней в чёрных футболках с изображением молнии — они из военной секции Возмездия, именно их я координирую. Я хочу пробежать мимо, у меня нет друзей среди военных, но у Мелкого другие планы. Он не любит компании, и очень не любит спиртное. А когда все это вместе — Мел невменяем. У него есть причины. Папа отнял щенка у алкашей, пытающихся его поджечь. Однажды папа пришёл с разбитым лицом и комочком счастья. И сейчас мой пёс несётся прямиком к парням с очень нехорошей ухмылкой на своей морде. Один из них протянул руку к бутылке, и Мел взвился в прыжке.

— Мел, стоять! — кричу я и жалею, что спустила его. В парке не было народа, и он бежал рядышком со мной без поводка.

Вообще-то парню ещё повезло, Мел всё-таки остановился, правда руку зацепил не хило, но не смертельно. Или повезло нам с Мелом? Возмездие всегда с оружием, хорошо не пристрелили. Парень кричит, остальные ошарашенно смотрят на нас. Я успокаиваю пса, Мел смотрит на меня виновато. У парня течёт кровь. Ругательства в адрес всей собачьей семьи и моей человечьей постепенно иссякают. Военный зажимает руку.

Мне хочется уйти, но совесть не позволяет.

— Вам надо в больницу, — говорю я. — Давайте я провожу.

— Чтобы твой неадекватный пёс доел мою руку по дороге? — спрашивает секционник. Он снимает футболку и заливает рану из бутылки, которую только что опустошал. По глазам видно, что процедура болезненна, но маска скрывает половину его лица. И разглядеть ничего кроме тёмных карих глаз я не могу.

— Заводить такую псину и не уметь управлять ей — это самоубийство, — выговаривает мне парень сквозь зубы.

Я извиняюсь и спешу убраться подальше, благо Мелкий не сопротивляется. Мы возвращаемся домой. Ужинать не хочется, Мел усиленно извиняется весь вечер.

— Сколько тебе говорить, что надо думать, что ты делаешь, — ворчу я на собаку.

Долго дуться мы не умеем и спать ложимся лучшими друзьями.

Ночью я снова в Погружении. Сталинград, все выходят, один не может. Он не может сосредоточиться, не может сказать код выхода. Я стреляю. От выстрела просыпаюсь и понимаю, что мне не нравится. Парень через чур сильно чувствует боль. Поэтому не произносит код. При первых Погружениях мы следим, чтобы ощущения были как настоящие, но ниже болевого порога каждого участника. Болевой порог индивидуален, он измеряется у всех секционников и перед Погружением эти данные в систему вношу я. Как так получилось? Я точно все сделала правильно перед запуском. Чем чаще участник погружается, тем ближе к его порогу я вношу данные. Надо проверить всё, может я где-то ошиблась при подготовке?

Книга 1

Ника. Глава 2

Утром меня будит Мел, пора завтракать и гулять. Я медленно доползаю до душа, ночные раздумья не прошли бесследно, так хочется спать. Душ бодрит, после него в зеркале хоть и не красавица, но и не взъерошенная засоня. Я быстро расчёсываю волосы и делаю высокий хвост. Мама говорила, что я красивая, на то она и мама, чтобы так говорить. Зелёные глаза, каштановые волосы, курносый нос, немного веснушек. Обычное лицо. Макияжем пользоваться не имеет смысла — под маской половину моего лица все равно не видно. Не стоит тратить время в пустую.