Дорогой незнакомец

Лили услышала, как часы на большой лестнице пробили два, и окончательно потеряла надежду заснуть. Она соскользнула с кровати, накинула просторный легкий пеньюар и вышла из комнаты. Она решила направиться в северное крыло дома в надежде, что музыка поможет ей отвлечься от невеселых мыслей.

С тех пор как умерла мама, только уединение в музыкальной гостиной да игра на клавикордах служили отдушиной для Лили. Это было единственное место, где Фрибл никогда не появлялась, поскольку считала его зловещим. Она не раз пыталась убедить отца избавиться от имущества Витморов, хранившегося в комнатах верхнего этажа, и забить дверь, ведущую на мост. Но он обещал покойному лорду Витмору содержать это крыло дома в том самом виде, в каком оно было при его прежних хозяевах, и держал свое слово.

Фрибл ничего не имела против того, чтобы у Витлэса оставались ключи от отдельного входа в крыло, ведущего в комнаты его покойного отца. Фрибл настаивала на том, что это должно быть позволено во имя утешения бедного дорогого лорда Витмора.

Лили приблизилась к пересечению трех коридоров. За ее спиной лежало южное крыло. Впереди ступеньки вели вверх на второй этаж и к мосту. Справа тянулся коридор, граничащий с восточным крылом.

По этому проходу можно было попасть в комнаты, которые занимал Оливер.

За исключением небольшого пространства, освещенного слабым светом лампы, горевшей на некотором расстоянии от того места, где она стояла, все тонуло во мраке.

Ясно тебе теперь?

Да, теперь она отчетливо понимала, что имела в виду Фрибл. Объяснения были излишни. Он был красив и полон сил, он привлекал к себе всеобщее внимание одним своим присутствием, даже не произнося ни слова. А когда он начинал говорить, он мог покорить любую аудиторию.

Она была смешна и нелепа. Ей не следует впредь оказываться в таком положении.

Лили стала решительно взбираться по ступенькам. По необходимости она научилась передвигаться в почти полной темноте при самом скудном освещении. Она делала так, чтобы не привлекать ничьего внимания и тихонько возвращаться к себе в комнату до рассвета.

На сердце у нее было тяжело. Каждая Божья тварь заслуживает, чтобы ее ценили за то, что делает ее неповторимой. Ни с одной женщиной или мужчиной нельзя считаться меньше, чем с любыми другими, только оттого, что случай, который делает лицо и фигуру или красивыми, или неказистыми, обладает силой придать одному человеку больше значимости, чем другому.

Она знала с самого детства – Фрибл постаралась, чтобы она хорошенько это усвоила, – что не слишком щедро наделена природой. Так оно и есть. Она ненадолго забыла об этом. Но теперь она хорошо об этом помнит.

Что подразумевал Оливер, когда говорил, что хочет провести с ней личную дискуссию?

Слова, только слова.

Могут ли у него быть планы каким-то образом обмануть отца? Если это так, она должна помешать ему. Судя по всему, Оливер не делал попыток заставить своего хозяина рассматривать себя как будущего зятя. Если бы он их предпринимал и отец посчитал бы это стоящим делом, едва ли возник бы вопрос о том, чтобы принять предложение лорда Витмора.

Ох, она тысячу раз прокручивала в мозгу все эти соображения.

Но она ничего не потеряет от того, что встретится лицом к лицу с виновником своих переживаний.

Лили повернулась. Она колебалась лишь мгновение, а потом поспешила обратно, туда, откуда только что пришла.

На месте пересечения трех коридоров она поспешно свернула налево и ринулась дальше.

Одно промедление, и она повернет назад – уже бесповоротно.

Эта часть дома годами пустовала с тех самых пор, как умерла мама, а отец постепенно прекратил устраивать приемы. Оливеру предложили расположиться здесь, и он выбрал себе зеленые покои, как называла эти комнаты Фрибл. Тетя считала, что они безобразны и мрачны, но все равно слишком шикарны для слуги.

Лампа, свет которой заметила Лили, покоилась на плоской голове декоративного слона, сделанного из кожи и латуни.

Слон стоял как раз напротив открытой двери в зеленые покои.

Внутри большой, по-мужски убранной гостиной горел свет.

Это означало, что он тоже не спит. Она никогда, никогда не была глупой, пугливой простофилей и теперь не намеревалась таковой оказаться. Она готова встретиться с врагом лицом к лицу и показать себя в истинном свете. Проявить силу.

Она постучалась, но силу ей проявить на сей раз не удалось. Ее робкий стук в темную дверь был едва слышен. Никакого ответа: ни приглашающего войти, ни приказывающего убраться – не последовало.

Лили постучала громче, но опять не получила никакого ответа – те же тишина и безмолвие.

Она шагнула за порог и позвала:

– Оливер! – Но ее голос прозвучал тише, чем ей хотелось.

Черное дерево и подернутая легкой паутиной латунь таинственно мерцали в мягком свете лампы. Вся мебель, собранная здесь, относилась к раннему периоду наполеоновской эпохи и очень нравилась отцу. Стены были обиты зеленым шелком с тонкой золотистой каймой, и шелковый ковер в зеленых тонах покрывал большую часть старинных дубовых полов.

– Оливер! – На этот раз она окликнула его значительно увереннее. Подбодренная звуком собственного голоса, она добавила: – Это Лили. Можно с тобой поговорить?

Она взглянула на дверь справа от нее, тоже открытую, но без малейшего проблеска света за ней.

Лили нахмурилась. Это, должно быть, его спальня. Она вдруг вспомнила о том, который теперь час, и о своем совершенно неподобающем облачении. И одна мысль о том, что она решила встретиться с джентльменом при столь щекотливых обстоятельствах, повергла ее в шок. Может быть, и в самом деле на такую женщину, как она, ни один приличный мужчина не посмотрит, но все же есть предел дозволенного.

По крайней мере она спохватилась прежде, чем он обнаружил ее присутствие. Она поднялась на цыпочки, намереваясь потихоньку выскользнуть, как вдруг почуяла едкую вонь.

Что-то горит?

Угли в камине давно дотлели. Они не источали ни единой струйки дыма, которая могла бы быть источником этого запаха. И тем не менее запах явственно ощущался, сильный и неприятный.

От глухого удара сердца у Лили перехватило дыхание. Он курил сигары с отцом каждый вечер после ужина. Возможно, он курил и здесь.

Курят ли мужчины в постели?

Забыв об осторожности, она бросилась к двери и распахнула ее настежь. Свет из гостиной осветил массивную кровать с пологом, на которой виднелась какая-то бесформенная груда, – это, по-видимому, был Оливер, запутавшийся в смятом покрывале.

Лили напрягла зрение.

Что-то горело именно здесь. Она бросилась к постели и закричала:

– Оливер, Оливер, проснись! Пожалуйста, проснись!

Она бешено металась из стороны в сторону. Он должен ответить! Опершись на матрас, она потянула на себя покрывало.

Внезапно комната осветилась.

– Лили? Что… что вы здесь делаете?

Это был Оливер! Он стоял на пороге спальни. У нее душа ушла в пятки.

– Горит! Я почуяла запах гари и пришла вас разбудить.

– В самом деле? – Держа в одной руке подсвечник, он направился к ней. – Прямо из своей комнаты?

Сначала она не поняла смысла сказанного, но, когда он дошел до нее, вспыхнула и отрицательно замотала головой:

– Нет! Конечно же, нет. Я… я проходила мимо, а дверь была открыта.

– Проходила мимо?

Ох как неловко! Они оба прекрасно знали, что она не могла так просто проходить мимо этой комнаты в глухой полночный час. У нее вообще не было повода проходить мимо. В этот коридор она могла зайти лишь с единственной целью – посетить его комнаты.

Встав рядом с ней, Оливер поднял свечу и бегло осмотрел смятую постель. Он потянул носом воздух, и в тот же миг брови его сошлись на переносице.

– Вы правы. Что-то горит, черт побери. – Он откинул покрывало, потянул ближайшую подушку с матраса и вскрикнул от неожиданности.

Посреди белой простыни красовалось большое пятно. Черное, с дырой, прожженной посередине, и коричневыми подпалинами с боков. На нижнюю сторону подушки налипли кусочки сажи. И все было мокрым.