Страница 81 из 127
Тем не менее, в последние дни июля герцог Грамон был преисполнен уверенности в успехе. «Он верил в силу митральез; в тот момент они казались последним словом его дипломатического искусства, — с иронией свидетельствовал генеральный консул в Гамбурге Гюстав Ротан. — После наших побед, сказал он мне, у нас будет больше союзников, чем нам нужно»[802].
Не сидел сложа руки и Бисмарк. Он передал в распоряжение британской «Таймс» составленный в 1867 г. по французской инициативе проект договора об оборонительном и наступательном союзе с Пруссией. В соответствии с ним, Северогерманский союз получал право на присоединение южнонемецких государств в обмен на аннексию Францией Бельгии и Люксембурга. Бисмарк подкрепил сенсационные разоблачения в прессе приглашением иностранным представителям в Берлине ознакомиться с подлинником, собственноручно написанным Бенедетти.
Оправдания французов, что они стали жертвами расчетливой интриги, утонули в общем возмущении. Особенно болезненно отреагировала Великобритания, чьи интересы французские посягательства задевали особенно чувствительно. Главной своей цели Бисмарк достиг: симпатии британских политиков и общества в разгоравшейся войне оказались не на стороне Франции. Даже отправка в Лондон датского журналиста Ж. Хансена, бойкое перо и многочисленные связи которого во французском МИД хотели использовать для противодействия прусскому влиянию, не имела, по его собственному откровенному признанию, почти ни малейшего успеха[803]. Усиление Пруссии теперь многим казалось необходимостью, призванной уравновесить французские великодержавные притязания. Однако, война компроматов, как это часто бывает, в равной мере ударила по репутации и самого Бисмарка, ибо доказательств своей полной невиновности во всех обнародованных закулисных сделках он предъявить не смог.
Великие державы исходили из того, что силы Франции и германских государств примерно равны, война в одинаковой мере истощит силы как побежденного, так и победителя, и им придется учесть интересы соседей при заключении мира. Все это побуждало их занять выжидательную позицию и тем самым локализовать конфликт.
Важным событием стало провозглашение Россией невооруженного нейтралитета. Нейтралитет этот был дружественен Пруссии. Россия официально предупредила Вену, что отправит свои войска к границам Австро-Венгрии, если последняя мобилизует свою армию, соблазнившись возможностью поквитаться с Пруссией за свои прежние поражения. Александр II мотивировал это тем, что нападение австрийцев на Пруссию (совместно с Францией) неминуемо вновь откроет «польский вопрос», а значит, угрожает спокойствию его империи. Взамен российский самодержец обещал оказать воздействие на Берлин, дабы тот учел австрийские интересы в случае своей победы и очередной перекройки границ[804].
Надо сказать, что Горчаков противился слишком категоричным обещаниям пруссакам по части сдерживания Австро-Венгрии. Многие связывали взятый вице-канцлером в разгар всех этих событий отпуск — решение и впрямь примечательное — с желанием лукавого царедворца дистанцироваться от демаршей царя. На какое-то время инициатива в принятии решений перешла к Александру II и военному министру Д. А. Милютину, проведшему ряд предмобилизационных мероприятий.
Нажим России и августовские поражения французских корпусов в приграничных сражениях окончательно убедили Вену и Флоренцию повременить со вступлением в конфликт на стороне Наполеона III. Объективно помощь со стороны Франца-Иосифа и Виктора Эммануила II не была Второй империи гарантирована с самого начала, на что указывало и отсутствие каких-либо формальных союзных соглашений накануне войны. К тому же между Итальянским королевством и Францией по-прежнему стоял неразрешимый «римский вопрос». Присутствие в «Вечном городе» французских войск, оставленных там с 1860 г. для защиты суверенных прав папы римского Пия IX, препятствовало завершению объединения Италии. Вена, имевшая соперницу в лице России, была вынуждена проявлять осмотрительность. Свобода ее маневра ограничивалась дополнительно новыми конституционными реалиями двуединой монархии, требовавшими солидарности венгерского правительства, которое не видело в новой войне с Пруссией для себя никаких выгод[805].
Учитывая, что Австро-Венгрия не была готова к полномасштабному вступлению в войну, Франция добивалась от союзницы в качестве первого шага мобилизации армии и флота, выставления на германских границах 150-тысячного корпуса и пропуска через свою территорию 70–80-тысячной итальянской армии для действий в Баварии. Как Грамон убеждал своего визави канцлера Бойста, «никогда подобный случай не представится вновь, никогда вы не найдете поддержки столь реальной, никогда Франция не будет столь сильна, как сегодня…»[806]. Однако эти доводы не дали перевеса сторонникам решительных действий на коронном совете, состоявшемся в Вене 18 июля. Спустя несколько дней Австро-Венгрия последовала примеру России и также опубликовала декларацию о нейтралитете, пусть ее формулировки и не содержали никаких жестких обязательств.
Параллельно Вена приступила к повышению боеготовности своей армии, не выходя за рамки предмобилизационных мер: подготовке артиллерийского парка и закупкам для армии десятков тысяч лошадей, что, вспоминая слова Бисмарка по схожему поводу, всегда «пахло порохом». Было решено также удержать в рядах армии тех, чей срок службы подходил к концу. Уже на этой стадии стало ясно, что к быстрой мобилизации ничего не готово, перевооружение австро-венгерской армии не завершено, а оперативно восполнить недостающее мешает нехватка финансовых средств. Тем не менее, военный министр Кун рвался воевать с Пруссией и Россией разом и безуспешно настаивал на всеобщем призыве резервистов[807]. Одновременно Вене приходилось думать о том, как обезопасить себя от всяких случайностей со стороны Сербии и Италии.
Флоренция также не спешила давать ход просьбам французов об отправке против немцев итальянского экспедиционного корпуса. Наполеон I был готов пойти на уступки в «римском вопросе», однако те пока исчерпывались лишь выводом французских войск, но не свободой рук в отношении Рима[808]. Идея вмешательства имела в Италии своих сторонников, но необходимость длительной подготовки армии дала итальянцам, как и австрийцам, благовидный предлог выждать месяц-полтора, дабы выяснить, какой оборот примут дела на франко-германской границе.
На протяжении всего августа 1870 г. европейские кабинеты продолжали оживленные маневры, чутко реагируя на каждый новый поворот франко-германской войны. Германские успехи побуждали великие державы сплотить ряды «Европейского концерта», дабы избежать обострения других тлеющих конфликтов и, по возможности, сообща или порознь удовлетворить собственные интересы. В дипломатических канцеляриях параллельно циркулировали два вопроса: во-первых, проблема возможности выработки компромиссного мира между Парижем и Берлином при участии Европы, во-вторых, идея увенчать «парад нейтралитетов» оставшихся вне войны государств каким-нибудь взаимообязывающим соглашением.
Инициатива последнего принадлежала Италии. В начале августа 1870 г. французские войска начали покидать Рим, отозванные для защиты собственной столицы. Это открывало соблазнительные перспективы перед Итальянским королевством, сразу же приступившим к подготовке оккупации города. Еще в конце июля 1870 г. Вена и Флоренция обсуждали условия союза, который предусматривал бы совместную и согласованную мобилизацию, благожелательный Франции вооруженный нейтралитет и гарантии существующих границ. Австрийский канцлер Бойст очень рассчитывал непосредственно вовлечь Италию в войну против Пруссии. Платой должна была стать уступка Парижа в «римском вопросе». Итальянцы хотели большего: в придачу к Риму также Южный Тироль и границу по реке Изонцо за счет австрийцев, а также часть Ниццы и уступки итальянской торговле в Тунисе за счет Франции[809]. Эвакуация французских войск из Рима открывала дорогу к австро-итало-французской комбинации, не получившей своего воплощения годом ранее.
802
Rothan G. Op. cit. Vol. I. 40.
803
Hansen J. Les Coulisses de la diplomatie, quinze ans à l’étranger (1864–1879). Paris, 1880. P. 220–225.
804
Шнеерсон Л.М. Указ. соч. С. 110.
805
См. подробнее: Decsy J. Prime Minister Gyula Andrássy’s influence on Habsburg foreign policy during the Franco-German War of 1870–1871. Boulder, 1979. P. 37–45.
806
Les Origines diplomatiques de la guerre de 1870–1871… Vol. 29. Paris, 1932. No. 8607. P. 43.
807
Lackey S. The Habsburg Army and the Franco-Prussian War: The Failure to Intervene and its Consequences // War in History. 1995. Vol. 2. Issue 2. P. 168–172, 175.
808
Lill R. Italiens Außenpolitik 1866–1871 / Europa vor der dem Krieg von 1870. München, 1987. S. 96–97.
809
Diószegi I. Österreich-Ungarn und der französisch-preussische Krieg 1870–1871. Budapest 1974. S. 60–69.