Страница 60 из 127
Однако находившийся в Туре Шарль де Фрейсине свидетельствовал, что необходимость ускорить ход вещей, действовать в полном смысле революционно стала очевидна многим в Туре задолго до того, как это осознали в Париже. Окончательно отсеченная от столицы, Делегация теперь была обречена играть более самостоятельную роль и нуждалась в авторитетном лидере. В начале октября в Туре и вовсе разразился правительственный кризис: из-за накопившихся разногласий с коллегами адмирал Фуришон отказался дальше направлять ход военных дел, оставив за собой лишь портфель морского министра.
Ситуация изменилась после того, как 9 октября из столицы в Тур прибыл Леон Гамбетта, совершивший опасный перелет над прусскими позициями на воздушном шаре. Население импровизированной столицы свободной от немцев Франции встретило молодого политика восторженно. Всем казалось, что началась новая эра[545]. Объединив в своих руках посты военного министра и министра внутренних дел и заразив на какое-то время энтузиазмом даже политических противников, новоявленный «диктатор» действительно придал наконец необходимый импульс военным усилиям страны.
Глава 9
Рождение тотальной войны
Пока в Париже разворачивались драматические события, две немецкие армии неторопливо продвигались к французской столице. Казалось, конец войны наступил и у Франции нет иного выхода, кроме как просить мира. Тем не менее, боевые действия еще не были завершены, и 3 сентября Мольтке отдал подробный приказ о наступлении на Париж[546]. 4 сентября германские корпуса пришли в движение. Вскоре стало ясно, что эти меры вовсе не были излишними. Седанская операция завершила первую часть кампании, но война продолжалась. Более того, вскоре она приобрела совершенно иной характер — настолько, что некоторые исследователи предпочитают говорить о двух разных войнах в рамках одного вооруженного конфликта[547].
Однако пока что помешать немецкому наступлению было просто некому. 13-й корпус Винуа, которому посчастливилось не успеть в Седан, был переброшен в Париж для обороны города. Избежать сражения ему удалось лишь с определенным трудом. Судя по всему, значительную роль в этом сыграли утомление и эйфория от одержанной победы с германской стороны. Во всяком случае, преследование 13-го корпуса немцами велось не слишком умело и энергично, хотя VI корпус имел все шансы помешать противнику[548].
В германской главной квартире господствовали оптимистические настроения. Да, 6 сентября Фавр официально заявил, что Франция не готова ни на территориальные уступки, ни даже на снос крепостей. Тем не менее, было непонятно, как долго продержится новая власть и хватит ли у нее сил для того, чтобы придать своим громким фразам реальную основу. «Каждый в большей или меньшей степени чувствует, что поход завершен», — писал Мольтке одному из своих подчиненных[549]. «После Седана повсеместно полагали, что нам нужно просто поспешить в Париж, и там будет продиктован мир», — вспоминал впоследствии Верди[550].
5 сентября германское командование прибыло в Реймс, 14-го — в Шато-Тьерри. Немцы не встречали сопротивления; Верди назвал происходящее «увеселительной прогулкой»[551]. Единственным чрезвычайным происшествием стал взрыв в Лане 9 сентября. Когда цитадель уже капитулировала перед противником, один из солдат подорвал пороховой погреб. Погибло 42 немца, еще 72 получили ранения; число убитых и раненых французов было около 300[552].
15 сентября увидели свет приказы об окружении Парижа[553]. Маасской армии были назначены позиции на правом, северном берегу Сены, 3-й армии — на левом. Парировать их наступление французам было практически нечем. Генерал Дюкро — один из тех офицеров, которые попали в плен при Седане, но, нарушив данное немцам слово, продолжили воевать — прибыв в столицу, настаивал на том, чтобы дать бой германским авангардам. Однако под его командование был передан только вновь сформированный 14-й корпус, боевая ценность которого вызывала серьезные вопросы.
19 сентября в районе Шатийона к югу от Парижа эти части дали бой передовым частям V и II баварского корпусов. Исход был предсказуем; несмотря на энергию офицеров, добиться какого-либо успеха французам не удалось. Полк зуавов (элитные части, в нормальных условиях формировавшиеся из наиболее опытных солдат), попав под артиллерийский обстрел, попросту бежал с поля сражения. Другие подразделения оказались лишь немногим более стойкими. Баварцам удалось захватить передовое укрепление французов с находившимися на нем восемью тяжелыми орудиями; в германской армии оно получило название «баварского шанца»[554]. Здесь были обнаружены большие запасы продовольствия и военного имущества.
Маасская армия вообще не столкнулась с каким-либо сопротивлением врага. На пути немцев встречались лишь небольшие разрозненные группы солдат и искусственные преграды, созданные местными жителями. Некоторые из них носили довольно комичный характер; Бронзарт в своем дневнике пишет о баррикаде из артишоков[555]. Тем не менее, это были тревожные сигналы усиливающейся партизанской войны.
20 сентября авангарды двух армий встретились к западу от Парижа. Кольцо замкнулось, французская столица была отрезана от внешнего мира силами 150 тысяч немецких солдат. Подводный телеграфный кабель, проходивший по дну Сены, в конце сентября был обнаружен немцами; сперва они подключились к этой линии, но, поняв, что оперативно расшифровывать сообщения не могут, просто перерезали его. Жители осажденной столицы могли поддерживать связь со страной только при помощи почтовых голубей и воздушных шаров. И тех, и других немцы нередко перехватывали.
Мольтке не собирался устраивать штурм Парижа. Впоследствии будет высказываться точка зрения о том, что в сентябре немецкие войска могли бы с ходу ворваться во французскую столицу — ни ее укрепления, ни гарнизон не были в достаточной степени готовы к обороне. Однако германское командование решило не рисковать, имея на то веские причины. В городе находилось не менее 300 тысяч вооруженных людей; по данным А. Хорна, к моменту появления немецких войск в Париже имелось около 60 тысяч линейных солдат, 13 тысяч морских пехотинцев, более 100 тысяч мобильных и около 350 тысяч национальных гвардейцев — практически все взрослое мужское население города[556]. Конечно, подавляющее большинство защитников города составляли необученные и недисциплинированные мобильные и национальные гвардейцы. Они вряд ли смогли бы бросить вызов немцам в открытом бою, однако штурм парижских фортов, а затем уличные бои обернулись бы для атакующих масштабным кровопусканием с неопределенным исходом. Достаточно сказать, что в Париже имелось в общей сложности более двух с половиной тысяч орудий, в том числе тяжелых, у немецких армий — 620 единиц полевой артиллерии[557]. Французская столица являлась одной из сильнейших крепостей в Европе. Город окружала сплошная система укреплений, состоявшая из 93 бастионов, связанных друг с другом куртинами. Перед этой «городской стеной» на расстоянии примерно 2–4 км от нее были построены 16 мощных фортов, задача которых заключалась в том, чтобы удерживать противника на расстоянии. Построенные в 1840-е гг., они уже не вполне отвечали современным требованиям, но их штурм без соответствующей подготовки и осадного парка привел бы к весьма большим потерям.
545
Freycinet Ch. Op. cit. P. 124.
546
Moltkes Militärische Werke… S. 279.
547
Hale L. The «People’s War» in France 1870–1871. L., 1904. P. 4.
548
Kunz H. Die deutsche Reiterei. S. 206.
549
Moltke H.K. B. v. Ausgewählte Werke. Bd. 2. S. 106.
550
Verdy du Vernois J. Im Großen Haupquartier. S. 162.
551
Ibid. S. 169.
552
Barry Q. The Franco-Prussian War 1870–71. Vol. 2. P. 17.
553
Moltkes Militärische Werke… S. 297.
554
The Franco-German War. P. 269.
555
Bronsart von Schellendorf P. Op. cit. S. 85.
556
Horne A. Op. cit. Р. 62.
557
The Franco-German War. P. 261.