Страница 26 из 40
В марте 2018 года я оказался в одной из самых дерьмовых ситуаций: в послеоперационной палате интенсивной терапии после того, как "минимально инвазивная" процедура замены клапана превратилась в полноценную операцию на открытом сердце. В какой-то момент во время операции хирург случайно пробил стенку моего сердца, поэтому пришлось быстро вскрывать грудную клетку и устранять повреждение, пока заменяли клапан старым добрым способом.
Если бы все прошло нормально, я бы выписался из больницы через пару дней, а еще через пару дней был бы на ногах как ни в чем не бывало. Именно по этой причине я решился на процедуру . За несколько недель до этого я был на встрече с девяностолетним стариком, которому за несколько дней до этого была проведена такая же процедура, и он выглядел так, словно только что побывал в спа-салоне. Это идеальное время, подумал я. Я знал, что мне необходимо заменить клапан, срок службы которого составлял десять-двенадцать лет. Изначально он был установлен в 1997 году, когда мне сделали первую операцию на сердце, чтобы исправить так называемый бикуспидальный аортальный клапан, который представляет собой так называемый пренатальный порок сердца, который у одних людей всю жизнь протекает бессимптомно, а у других может стать фатальным, как это случилось с моей матерью на следующий год. Я откладывал операцию по замене сердца, потому что был занят и потому что, насколько я слышал, операции на сердце все еще остаются неприятными. Теперь мне сказали, что это почти как артроскопическая операция, а это именно то, что мне было нужно, потому что через несколько месяцев я должен был быть в Будапеште, чтобы приступить к съемкам фильма "Терминатор: Темная судьба". План был таков: сделать операцию, отдохнуть неделю, а затем вернуться в спортзал и готовиться к съемкам.
Затем я очнулся. Надо мной стоял врач, а в горле у меня была зажата дыхательная трубка. "Извините, Арнольд, - сказал врач, - возникли осложнения. Нам пришлось тебя вскрыть".
Пока врач объяснял ситуацию, у меня в голове крутилось множество мыслей и эмоций. Мне было страшно, потому что они чуть не убили меня. Я был взбешен, потому что это будет серьезной проблемой для производства. Я был расстроен, потому что помнил, сколько мне потребовалось времени, чтобы вернуться к 100-процентному состоянию после первой операции на открытом сердце, а ведь я был на 21 год моложе. Врачи сказали мне, что я пробуду в больнице не меньше недели, а после выписки мне нельзя будет поднимать тяжести как минимум месяц. И меня не отпускали до тех пор, пока я не смогу делать глубокие вдохи без нагрузки на легкие, ходить без посторонней помощи и срать - или, как я это называл, "декларировать победу" - без посторонней помощи входить и выходить из туалета.
Я дал волю всем этим эмоциям, но потом, когда врачи наконец покинули палату, я сказал себе: "Ладно, Арнольд, это не то, что ты бы предпочел, но ты жив. Давай переключим передачу. Теперь у тебя есть цель - выбраться из этого места. И у вас есть задача - выполнить все упражнения и добиться результатов, которые позволят вам выписаться. Пора приступать к работе".
Я позвонил по кнопке вызова, расположенной рядом с моей кроватью. Вошла медсестра, и я попросил ее стереть участок доски с сухим лаком на стене напротив меня и написать вверху слова "Дыхание" и "Ходьба", а под ними - черту. Каждый раз, когда я завершал сеанс дыхательных упражнений или совершал прогулку и достигал намеченной цели - конца коридора, вокруг поста медсестер, к лифту, - я просил ее ставить на доске отметку. Я собирался относиться к этому так же, как к своим старым тренировкам в Граце и подготовке к фильмам и выступлениям. Это была система, которая работала. Я знал, как это делать. Кроме того, это позволяло мне наглядно отслеживать свой прогресс, что придавало мне уверенности и придавало импульс. Это также означало, что мне не нужно было думать об этом, и я мог использовать всю эту умственную энергию, чтобы не обращать внимания на жжение в легких, когда я вдыхал и выдыхал в дыхательный аппарат, похожий на нечто среднее между химической мензуркой и игрушкой кошки. Отсутствие необходимости гадать, есть ли у меня прогресс, позволило мне сосредоточиться на работе мышц ног, рук и спины, когда я шел по больничным коридорам, сначала с ходунками, потом с тростью, а в конце концов просто с подставкой для капельницы, на которой лежал пакет, подключенный к дренажной трубке, торчащей из груди.
Я "объявил о победе" на день раньше, чем ожидалось, и вернулся домой после шести дней пребывания в отделении интенсивной терапии. Через месяц после операции - может быть, на день или два раньше, если быть честным, - я был в своем домашнем тренажерном зале, рядом со мной стояла капельница, а дренажная трубка, все еще торчащая из груди, была перекинута через перекладину тренажера для подтягиваний, и я делал кучу повторений без веса, чтобы разбудить мышцы. Еще через месяц я прибавлял вес в каждом подтягивании - двадцать фунтов, потом сорок, потом шестьдесят и так далее. Через месяц после этого я уже летел в Будапешт, чтобы приступить к съемкам, точно по расписанию.
Я не часто рассказываю эту историю, но когда я это делаю, многие спрашивают меня, не подал ли я в суд на врачей за то, что они чуть не убили меня на столе. Меня это всегда удивляет, потому что я ни разу не задумывался об этом. Ошибки случаются. На самом деле я заранее знал, что ошибки могут случаться при подобных процедурах. За год до этого актер Билл Пэкстон умер от осложнений во время аналогичной операции по замене клапана в той же больнице. Именно поэтому я сказал администрации больницы, что не буду проводить операцию там, если во время процедуры в палате не будет присутствовать бригада хирургов открытого сердца. Помимо этого, и помимо того, что я готовился к такой возможности, эти врачи - всего лишь люди. Они сделали все, что могли. И не забывайте, что они спасли мне жизнь! Какой смысл подавать на них в суд? Это не изменит того, что произошло. Кто от этого выиграет, кроме адвокатов? Что положительного может извлечь каждый из нас из этого опыта, если он закончится судебным разбирательством?
Известный австрийский психолог и человек, переживший Холокост, Виктор Франкл считал, что, хотя мы не можем контролировать многие вещи, происходящие в нашей жизни, у нас всегда есть возможность контролировать свои чувства и свои действия по отношению к ним. Итак, вот несколько вопросов для Вас: Как вы думаете, сколько часов в неделю вы тратите на жалобы по поводу того, что с вами произошло и что вы не можете контролировать? Сколько времени вы тратите на беспокойство о том, что может произойти, а вы не в силах это предсказать или предотвратить? Сколько минут в день вы позволяете себе читать статьи и посты в социальных сетях, которые выводят вас из себя, но не имеют никакого отношения к вашей жизни? Сколько раз вы злились в пробке и несли эти негативные эмоции с собой в офис, в класс или через входную дверь дома? Мы только что говорили о том, насколько загружен ваш ежедневный график и как нужно беречь те драгоценные несколько часов, которые у вас есть каждую неделю для выполнения работы по достижению вашего видения. Поддаваясь негативу, вы позволяете этим вещам украсть время у вас, у вашей мечты и у близких вам людей, которыми вы обязаны руководить - будь то ваша семья, ваша спортивная команда, проектная группа на работе, ваше подразделение, что бы это ни было.
Но вы можете вернуть это время! Вы можете использовать его по назначению. Вы можете сделать его продуктивным. Вы можете превратить негативную ситуацию в позитивный опыт. Все начинается с того, что вы ловите себя каждый раз, когда начинаете жаловаться, а затем уговариваете себя переключить передачу и найти в происходящем хорошее. Если вы можете выбрать радость вместо зависти, счастье вместо ненависти, любовь вместо обиды, позитив вместо негатива, то у вас есть инструменты, позволяющие извлечь максимум пользы из любой ситуации, даже из той, которая кажется неудачной.