Страница 66 из 73
— Как дети малые, ей-богу, — сказала тётя Фира, которая, к слову, выполнила обещание и, после избавления от рака, вопреки мнению окружающих и официальной, насквозь атеистической политики государства, покрестилась в православную веру.
— Главное, шею себе не сверните, — вздохнула бабушка. — Ну, то есть, себе-то ладно, но, если, не приведи господь, с Серёженькой что-то случится… Даже думать об этом не хочу.
— И не думай, баб, — сказал я. — Всё будет хорошо, обещаю.
Бабушка опять вздохнула, на этот раз молча.
И только прабабушка Дуня отнеслась к нашей затее философски.
— Делайте, коли охота есть. Всё лучше, чем по кабакам последние портки пропивать.
— Мама! — возмутился дед. — Когда это я по кабакам штаны пропивал? Да ещё и последние?
— Так я и говорю — лучше это, чем то, — сказала прабабушка и прикрыла глаза, показывая, что дальнейший разговор ей мало интересен.
Остался позади июнь. Пролетал, оставляя за собой плавящийся днём от солнца асфальт и душные ночи, июль. Близился август, а вместе с ним и моё возвращение домой — в Кушку.
Во дворе деда созрел виноград. Сладчайший чёрный «кишмиш» и белый «дамские пальчики». С удовольствием уплетал оба. Не забывал и Наташу угощать. Виделись мы не так часто, как могло бы быть и хотелось, но всё-таки виделись.
Нас тянуло друг к другу. Эта была не та безудержная страсть молодых людей, которая заставляет их забыть обо всём и утонуть в объятиях друг друга, нет. Скромнее. Даже гораздо скромнее.
В первую очередь, сказывалась разница в возрасте. Как бы мне ни хотелось, чтобы наши отношения перешли на другой, более интересный уровень приходилось сдерживаться. Тринадцать лет — это тринадцать лет. Даже тринадцать с половиной. Пацан ещё совсем с физиологической точки зрения, только-только волосы начали пробиваться под носом и в других значимых местах. Да, сознание сорокалетнего. И что? Жди, дорогой. Хотя бы год ещё, а там посмотрим.
Понимала всё это и Наташа. Она вообще оказалась гораздо мудрее, чем показалось мне в начале.
— Год нам точно нужно потерпеть, Серёженька, — сказала она мне как-то в минуту близости, когда наши жаркие поцелуи едва не сорвали крышу обоим. — Год. Это не очень много, правда? А там поглядим.
Озвучила мои мысли практически один в один.
Первым был готов лазер. Он же — оптический квантовый генератор.
Испытания провели во дворе у Толика.
Положили на открытую бочку с водой дощечку. На дощечку поставили вертикально спичечный коробок, полный спичек. В двух метрах напротив на штативе для фотоаппарата на той же высоте укрепили лазер.
— Готов? — спросил Толик.
— Готов, — ответил я. — Жги, Кулибин.
Толик врубил лазер.
Тончайший алый луч — чистая усиленная и сконцентрированная энергия прорезал два метра воздушного пространства, упёрся в коробок…
Ш-шшш… Вспышка!
Дым, пламя, запах сгоревшей серы, и пылающий коробок падает с дощечки в воду.
Техника безопасности — прежде всего.
— Класс! — кричит радостно Толик. — Класс!! Ты видел? Получилось!
— Отлично, — говорю я. — Давай ещё разок.
Теперь на пути лазерного луча встал солдатик, вылепленный из пластилина.
Секундомера у меня нет, но я и так вижу. Четыре секунды требуется лазерному лучу, чтобы выплавить в груди пластилинового храбреца почти сквозную дыру, после чего солдатик падает в воду.
— Достаточно, — говорю я. — Отличная работа, Толик, спасибо. Держи.
Достал два червонца, протянул Толику. Мой новый товарищ взял деньги с таким видом, словно увидел их впервые.
Я протянул ещё три рубля:
— Премия.
— Зачем? На двадцатку же договаривались.
— Дают — бери, бьют — беги. Тебе что, деньги не нужны?
— А у тебя лишние, что ли?
— Как знаешь, — я убрал трёшку в карман. — Значит, ещё раз спасибо тебе громадное. То, что надо получилось.
— Было интересно, — сказал Толик. — Больше ничего не надо?
— Может быть, и понадобится, — обнадёжил я его. — Но не сейчас.
— Если что — свисти.
— Обязательно.
Затем, почти одновременно с готовностью лазера, отец Наташи сообщил, что у него, кажется, получилось изготовить по моим размерам иттрий-ниодимовые провода и лантано-бариевые стержни, а дядя Юзик довёл до моего сведения, что золотая проволока двух видов ждёт своего применения.
— Металлы я провёл по документам, как необходимые материалы для экспериментов с высокотемпературной сверхпроводимостью, — сказал он. — У нас не чисто научная лаборатория, больше производственная, а то значит план и всё прочее. Но определённая свобода в направлении исследований имеется. Спасибо начальству, конечно.
— Вам спасибо, Илья Захарович. Громадное спасибо. Что я вам должен?
— Ты про деньги, что ли? Забудь. Государство, считай, заплатило.
— Доброе у нас государство.
— И не говори.
— Ладно, за металлы. А за работу?
— А за работу мои лаборанты зарплату получают.
— Да какая там у них зарплата…
— Откуда у тебя деньги, Серёжа? — спросил Илья Захарович, снимая очки и глядя на меня своими зелёными, как у дочери, глазами. — Прости, что спрашиваю, но меня и впрямь волнует этот вопрос, учитывая твой возраст. Я помню, ты говорил что-то про гонорар за статью. Ещё одну опубликовали?
— Не до статей пока, Илья Захарович, — сказал я. — Но деньги у меня и правда есть. Источник пока не назову, уж извините.
— Упрямый ты, гляжу.
— На том стоим.
— Ладно, если всё получится, выставишь моим лаборантам коньяк. Пойдёт? Или дорого?
— Не вижу препятствий. Только подскажите, какой, а то я в коньяках не разбираюсь — мал ещё.
— Подскажу, — засмеялся он. — А уж что-то, а это подсказать сумею.
Обмотка; пайка; сборка; юстировка; промежуточные испытания и переделки… Дни и ночи. Ночи и дни. Дед взял отпуск, и мы с ним не вылазили из его импровизированной мастерской во дворе, отрываясь только на еду, туалет, перекуры и сон. Причём у меня, как у некурящего, не было и перекуров.
Почему так напряжённо?
Время поджимало. Я не хотел переносить работы на следующий год, а собрать антиграв в Кушке, как уже говорилось, не видел возможности. Нужно было всё завершать здесь и сейчас.
Хотя бы для того, чтобы точно знать — получилось у меня или нет.
Потому что, если получилось — это одно: сразу можно строить конкретные планы и двигаться дальше.
А вот если не получилось… В этом печальном случае всё сильно усложнялось.