Цугцванг

Макс поет тихо, хрипло, но бархатно, да даже если бы и нет…если предположить вариант Вселенной, где он что-то делал бы плохо, у меня на губах все равно светилась бы самая счастливая улыбка.

— Почему тебе так нравится этот мультик?

— Потому что он учит не смотреть на внешность, а видеть суть.

Макс аккуратно поднимает мое лицо на себя, слегка сжав подбородок, и когда я на него смотрю, мне кажется, будто все звезды светят для нас.

— Спасибо тебе, — хмурится, разглядывая мое лицо, — Это было бы просто редкое явление, если бы не было тебя.

Макс приближается, а перед тем как коснуться моих губ, добавляет.

— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, Амелия, и именно ты заставляешь все вокруг сиять. Я не вижу Луну, звезды, вообще ничего вокруг — только тебя…

Макс целует меня так нежно, так аккуратно, осторожно, что я боюсь пошевелиться, даже вздохнуть боюсь, чтобы ненароком не сломать этот самый лучший момент…этот идеальный миг, когда я абсолютно счастлива. Он утрирует и теплится дальше, когда я оказываюсь внутри кольца его рук, в его крепких объятиях, как в коконе. Мне в этот момент кажется, что нет ничего вокруг опасного, так спокойно и хорошо, как будто он защитит меня от всего на свете…

18; Декабрь

— О чем ты думаешь? — хрипло спрашивает куда-то мне в макушку, вырывая из ночи, что так сильно пахла теплой травой, цветами и зелеными яблоками.

С грустью моргаю пару раз, жму плечами.

— Вспомнила ту августовскую ночь, когда ты водил смотреть Луну.

«И самое смешное, что вспоминая этот момент, я не разделяю «Алекса» и «Макса»…А может быть я просто привыкла уже?…»

Макс бархатно смеется, прижимая к себе теснее, кивает.

— Это была чудесная ночь.

— Что ты хотел сказать мне тогда?

— Я хотел во всем признаться.

Ловлю новый ступор. Я никогда не задумывалась, возникало ли у него желание сказать мне правду, а теперь получаю ее, даже не требуя. Нравится ли мне она? Верю ли я? Не знаю, но когда отстраняюсь, чтобы заглянуть в глаза, уже уверена на все двести процентов: нравится, и да, верю.

— Почему не признался?

— Испугался потерять тебя.

Макс нежно убирает прядь волос с моего лица и тихо цыкает, после на секунду жмурится, а потом смотрит на меня так хитро, словно лис. Улыбается.

— Амелия, я прошу тебя, иди оденься. Ты не представляешь, каких трудов мне стоит не смотреть на тебя, а каких не схватить и оттащить в спальню.

— Я думала, что ты не хочешь?

— Не ври, — усмехается больше, — Ты знаешь, что я хочу тебя. Ты всегда это чувствуешь.

Краснею. Так то оно и есть, я всегда знаю, когда он меня хочет, даже если он меня не касается — читаю его взгляд, как книгу для детей с огромным шрифтом и минимум смысла.

— И в чем тогда проблема? — непонимающе дергаю головой, на что получаю мягкий смешок и еще один поцелуй.

— Тебе не это нужно, я же сказал.

— А что же мне по-твоему нужно?

— Просто поговорить.

Удивлению нет предела, хотя я и думала, что достигла максимума — нет, теперь стою и хлопаю глазами, точно, как дура. Макс же улыбается, даже посмеивается, разворачивает к себе спиной и, сжимая предплечья, шепчет на ухо.

— Секс не решает все проблемы, мой сладкий котенок. Сегодня я хочу просто поговорить с тобой, так что прошу, сжалься надо мной и иди оденься.

«ЧТО?! ОН ЧТО?!» — делаю неловкий шаг в сторону выхода, но оборачиваюсь, чтобы проверить: он ли здесь вообще стоит?

Еще как он. Запихнул руки в карманы, смотрит на меня с жаром и играющими желваками, но стоит, точно приклеенный. Улыбаюсь, ведь понимаю, что ему действительно приходится прикладывать максимум усилий, чтобы не сорваться с места. Макс слегка закатывает глаза и громко, театрально цыкает:

— Я, конечно, действительно знаю, что сексом делу не поможешь, но могу решить, что он лишним тоже не будет. Ты мешаешь мне поступить правильно, — улыбается, выгнув брови, и так тепло, что я невольно отвечаю и убегаю в спальню.

Когда я возвращаюсь в мягкой пижаме и кофте, Макс курит у окна. Он очень задумчив, даже не обращает внимание на мои шаги, словно не слышит их, в чем я убеждаюсь, когда откашливаюсь. Хотела обозначить свое присутствие, а в результате напугала наследника.

— Кажется, что мы поменялись местами. Теперь твоя очередь меня пугать?

— Ты хотел поговорить?

— Думаю, что ты тоже хочешь поговорить.

— У нас как-то с разговорами не очень складывается.

Подхожу к холодильнику, откуда достаю травы, лишь бы не отвечать на его требовательный взгляд. Не хочу. Мне не по себе от воспоминаний о том, как мы уже пытались о чем-то поговорить в его доме, и он это чувствует.

— То, что тогда произошло — моя вина.

— Будешь чай?

Игнорирую попытку, но Макс подходит ближе, беря меня за руку. Заставляет смотреть себе в глаза, и я смотрю, как будто не могу и вовсе оторваться…

— Я знаю, что ты злишься. Я тебя обидел тогда, и мне очень жаль. Это звучит, как оправдание, но после его приезда мне было сложно себя контролировать.

— Ты обвинил меня во всех смертных грехах.

— Знаю. Я очень злился. Ты видела то, что я не хотел тебе показывать.

— А еще приехала в Москву и разрушила твои отношения. Я помню.

Вырываю руку и подхожу к кухонной гарнитуре, где раскладываю все, что обычно добавляла мама: немного мелиссы, мяты и ромашки. Макс молча за мной наблюдает, я же, как бы грустно это не звучало, жду от него объяснений. Никогда в этом не признаюсь, но знаю: так и есть. Мне страшно, наверно, что он снова меня разочарует, а все равно это не поддается контролю. Я жду. Хотя бы чего-то нормального, жду. И наконец получаю.

— Я не виню тебя в том, что случилось, потому что знаю — ты последний человек, который в этом виноват. К тому же, уверен на сто процентов, что Лилиана все равно поступила так, как поступила. Просто с тобой у нее появился «благородный щит», которым он могла прикрыть свое предательство.

— Мне жаль, что так вышло, но я здесь не при чем.

— Головой я это понимаю, но эмоции всегда брали надо мной верх.

— Тогда научись себя контролировать! — повышаю голос, хмурюсь и смотрю на него.

Макс сидит на подоконнике, повинно опустив руки и голову, наблюдает за тем, как тлеет его сигарета и кивает.

— Ты права… — резко поднимает глаза, — Но мне сложно контролировать свои эмоции, особенно рядом с тобой. Ты порождаешь в моем сердце смуту.

— Да ну?! Тупая малолетняя сучка, которую так прикольно использовать?

Вздыхает и откидывается к стеклу спиной. Молчит. Я же снова возвращаюсь к заварке чайника. Чувствую, что мне это нужно и даже слишком — не могу себя контролировать, хотя его обвиняю в том же самом. Будто не понимаю, что значит «смута в сердце», Макс же тоже провоцирует меня на все эти бури. Вот только следующе-сказанным разрушает их, тушит, удивляет…

— Спор родился внезапно из дикой ярости.

Я резко перевожу на него взгляд, Макс отвечает стойко, не мигая, затягивается. Молчит-молчит-молчит, словно строя в голове объяснение, и вместе с дымом выдыхает его…

— Отец выдернул меня из университета. Думаю, он узнал о том, что я купил квартиру на Мосфильмовской и не доложил ему, за что решил меня наказать. Миша сказал, что он объяснил тебе политику партии, так что ты теперь понимаешь, что в нашей семье под строжайшим запретом любые вольности.

— Он должен контролировать каждый ваш шаг.

— Именно. Я приехал домой, как мне было велено, а в его кабинете застал как он трахает Лилиану на столе. Стоило мне открыть дверь, он тут же уставился мне в глаза, чтобы я точно знал — все это спланировано, а я снова попался. Меня это вынесло. Я не думал, что сможет, но вынесло. Было очень больно, а потом пришла ярость.

Слышать о его «боли» мне было неприятно, но о «боли, связанной с Ли», еще хуже. Саму кольнуло в самое сердце, и я опустила глаза, а он тихо вздохнул и уставился в потолок.