Цугцванг

Встречи с Мариной я не сильно боюсь, почти даже не волнуюсь. После Миши и Лекса, я почти убеждена в том, что она тоже не монстр.

«Они слишком многогранные, и ничего абсолютного не бывает…» — думаю, вспоминаю Настю, и окончательно расслабляюсь, потому что это же правда.

И Лекс, и Миша — личности неоднозначные, конечно, но не плохие, совсем неплохие. Первое впечатление часто бывает обманчивым, так всегда говорят, и я в этом убедилась. Хорошее смешивается с плохим и рождается что-то новое — они сами, такие какие есть. Вряд ли я могу утверждать, что знаю «какие они есть», но по крайней мере я начинаю узнавать, и меня не отталкивает то, что я вижу.

«Думаю, что Марина не исключение…»

Она сука — это факт. Токсичная — тоже факт. Но…меня так завораживает ее искренняя преданность семье, своим братьям, за которых, клянусь, она готова порвать на лоскуты. Я узнаю в ней себя, ведь тоже самое сделаю и для своей семьи…поэтому не волнуюсь. Чем ближе наша встреча, тем явнее это чувство — я предвкушаю.

Максимилиан Петрович ⛔️

Марина приедет через полчаса.

Странно. Обычно он не предупреждал меня о визитах своих родственников, а тут такая честь. Жую бутерброд и хмурюсь, но открываю диалог, хотя сто раз на дню повторяю: не вовлекайся в разговор, не вовлекайся! И все зря, я ведь именно это и делаю…

Вы:

С чего вдруг такая забота?)

«Убери смайлик! Убери чертов смайлик!» — ан нет, куда там! Отправляю и сама себя жру ложками, ожидая ответа, который приходит сразу.

Максимилиан Петрович ⛔️

В случае с Мариной…хочу, чтобы ты была готова)

Максимилиан Петрович ⛔️

Кстати, почему знак «кирпич»?

Максимилиан Петрович ⛔️

Я про свое имя, милая ????

Краснею, как дура, прикусываю губу, но быстро беру себя в руки и с видом совершенной невозмутимости отвечаю.

Вы:

Потому что он означает, что проезд запрещен. Под кирпич ехать нельзя!

«И почему я сама слышу намек в последней части своего сообщения?! Под кирпич нельзя ехать…как будто: под кирпич нельзя ложиться…» — «Боже, о чем ты, твою мать думаешь без конца?!» — «О его заднице, вот о чем…» — издаю писк, прикрыв глаза. У меня даже уши покраснели, и я наивно полагаю, что хуже быть просто не может, пока мне не приходит ответ…

Максимилиан Петрович ⛔️

Под кирпич можно ехать, если кирпич совсем не против ????

«Боже…что это происходит?!» — от наглости и негодования пылаю, рот открыт, и я хлопаю глазами от такой наглости и…своей дурости.

«Ты же сама его провоцировала. Сама начала!» — «Что я начала?! Я просто сказала, что означает знак!» — «Ага, но КАК ты это сказала! Будешь отрицать, что первая начала флиртовать?!»

Стукаюсь головой о стол, потому что нет. Не буду. Глупо это, так же и есть…

«Я себя вообще не контролирую, твою мать…меня как будто меняют на какую-то портовую шлюху каждый раз, когда он оказывается рядом!» — «А ОН ТОЖЕ ХОРОШ! Вы посмотрите только! Кирпич не против! А меня кто-то спросил?!»

Злостно хватаю телефон и бескомпромиссно печатаю, пропуская нужные кнопки, и благо Т9 спасает, иначе получилась бы полная хрень, которая выдала бы все мои эмоции с потрохами.

Вы:

Кирпич никто не спрашивает! Точка! И хватит мне писать «не по делу»! С твоей сестрой я разберусь сама, я ее не боюсь!

Максимилиан Петрович ⛔️

Я по тебе скучаю

«Твою мать…» — проносится в голове, и злость становится только сильнее, поэтому дальше я пишу еще яростней.

Вы:

Лилиане это говори, козел. Мне неинтересно

Максимилиан Петрович ⛔️

Это ревность?)

«МУДАК!!!..»

Вы:

????????

От дальнейшего падения, меня спасает звук открывающегося замка, и я отшвыриваю телефон подальше, выхожу в коридор, но…тут же замираю. Все ведь странно. Дверь открывается, сразу закрывается, потом снова открывается. Я вижу часть черной сумки с золотой буквой V, кусок длинных, черных волос, и логично, что это Марина, но самой принцессы так и не предстает, вместо того с лестничной клетки доноситься звук падения и разбивающегося стекла. Бегу без всяких мыслей, сразу же и ни секунды не медля, но когда пытаюсь открыть дверь, она натыкается на препятствие. Естественно сердце подскакивает, без понятия, что с ней могло случится, поэтому в щелку, до которой я смогла дотянуть полотно, просовываю голову.

«Картина маслом…» — Марина сидит сидит на заднице, вся развалилась, ноги в разные стороны. Она в луже красного, но я сразу по запаху определяю, что это вино, осколки бутылки которого теперь собирает самая богатая наследница Москвы и грязно матерится, как портовый рабочий.

— Подруга… — протягиваю со смешком, — Да ты в говно?

Она поднимает на меня совершенно расфокусированный взгляд, улыбается пьяной, дурной улыбкой, а через миг…начинает плакать. К моменту, когда мне таки удается протиснуться в проход, это уже не просто слезы, а прямо таки пьяная истерика. Бурная такая. Самая настоящая. С соплями, громкими всхлипами и бульканьем.

— Эй! — встряхиваю ее, — Марина! Что случилось?!

— Он…я…как…

Это все, что мне удается разобрать, что по факту является огромным «ничто». Истерика становится сильнее, и я принимаю самое разумное решение: ее надо затащить в квартиру.

«Твою мать!!!» — она худая, но гораздо больше меня, черт бы ее побрал! — «Это будет совсем непросто…»

Спойлер: да, это было непросто и мягко сказано. Только через двадцать минут мне удается довести ее до дивана, а когда я разгибаюсь, ощущение такое, будто фуры разгружала. Единственный плюс — она почти перестала рыдать. Я смотрю на нее сверху вниз, и теперь не вижу надменности, гордости, только бесконечную боль, и мне так ее жаль…Не в плохом смысле, а по-человечески. Присаживаюсь на корточки, положа руки на колени, слегка сжимаю их и тихо спрашиваю.

— Марина, что случилось?

Снова всхлипывает, не смотрит на меня, а только куда-то в пол, молчит. Она такая пьяная, что вряд ли понимает, кто перед ней сидит, да и может вообще не помнит, что заставило ее так сильно расстроится, так что глупо это спрашивать. Я понимаю, поэтому хочу встать на ноги, чтобы пойти и убрать лестничную клетку, но стоит мне пошатнуться, чтобы воплотить свой план в жизнь, Марина шепчет.

— Я была у Матвея…

Ее голос пьяный до сих пор, тихий, до ужаса надломленный, и мне вдруг становится страшно, что что-то случилось…

— Что-то случилось?

— А разве нет? — усмехается, поднимает взгляд на меня, а по ее щеке стекает крупная слеза, — Наш отец — ублюдок. Как он мог так поступить?

— Я не знаю…

— Так разве поступают родители?! Нет! А он…Матвей такой хороший, такой чистый и добрый…знаю, что ты думаешь обо всех нас, но Матвей…он…он не похож на нас. Он правда хороший…

— Я это знаю, Марина, и о вас не думаю ничего плохого. Я вас понимаю.

— Спасибо… — кивает, облизывая губы, снова всхлипывает и сжимает руки, — А я не понимаю…как отец мог…Он…Он этого не заслуживает…Он…он должен…