Цугцванг

Меня начинает крыть. Разговор, который должен был пойти вообще иначе, заводит меня в новый тупик, и это дико…дико! бесит. Я просто не могу вести с ним беспристрастные переговоры!

— Может, чтобы заставить Лилю не только следить за твоим папашей, но и…

— Не-а, — отрицает четко, перебивая, — Можешь даже не продолжать. Вот это самая настоящая херь, моя милая.

— Да ну?!

— Да. Развесила уши? Все "разузнала"? Молодец, но Оксана понятия не имеет, о чем говорит. Мы с…

— Мне насрать на "вас с…"! Я не хочу ничего слышать!

— Если так, какого хрена потащилась к этой крысе, м? Не проще ли спросить у первоисточника?

— Я узнала все, что мне было нужно, а дальше уже "с горкой"! Оставь себе эту мерзость в личную коллекцию, а меня отпусти меня!

— Еще ножкой топни.

— Я хочу уйти!

— А я хочу минет…

Гостиную разрезает звук очередной, звонкой пощечины, от которой он отгибает голову в сторону. Слышу движение за спиной, уже даже готова отразить удар Марины, а я знаю точно, что это именно она, но Максимилиан резко возвращает взгляд и поднимает руку, мол, нет! Стоп! Я же чувствую слезы. Они катятся по щекам градом, вытираю рукавом кофты, всхлипываю, но продолжаю смотреть на него, и когда он наконец возвращает мне свое внимание, шепчу.

— Ты не имеешь права…я хочу уйти…

— Все останется, как было, так что лучше побыстрее привыкай, котенок.

— Ты пожалеешь. Когда моя мама узнает, что ты со мной сделал, она тебя убьет!

— Посмотрим еще, кто кого.

— Что ты сейчас сказал?!

— Я не боюсь твою мать. Если ее заставил бежать и прятаться мой папаша, мне нечего бояться. Я лучше, чем он.

— Лиля считает иначе.

— Осторожней не поворотах, милая… — тянет со спины Марина, но я ее игнорирую, глядя на Макса с прищуром.

— Отпусти меня. По-хорошему. Иначе ты очень крупно пожалеешь.

— Котенок, прежде чем пугать меня, отрасти "не молочные" зубки.

— Ты…

— Я все сказал, разговор закончен.

— Я тебя ненавижу! — всхлипываю громко, вытирая глаза кулаком, как ребенок, на что получаю сухой, холодный ответ надменного ублюдка в надменно-ублюдочном стиле.

— Взаимно.

— Лучше бы ты сдох!

Его лицо натягивается, как маска, глаза холодеют, словно их окунули в жидкий азот, но меня это не останавливает. Я снова вытираю новую порцию слез и выплевываю новую порцию яда.

— Я тебя ненавижу! Жалею, что ты не сдох в том дворе! Я жалею, что промахнулась и не убила тебя, ублюдок!

— Тогда надо было целиться лучше.

Мной завладевает какое-то отчаяние вперемешку с болью, обидой, негодованием, яростью, и я…плюю ему в лицо. Не могу это объяснить, мне, наверно, слишком хорошо ясно — все остальное ему, как мертвому припарка. Это, очевидно, тоже, но это происходит как-то само, словно что-то внутри требует хоть какой-то сатисфакции. Спойлер, я ее не получила, глядя на эту харю, поэтому просто разворачиваюсь и почти бегом выхожу из гостиной. Нет больше смысла там оставаться, он и не собирался меня отпускать…

«С чего я вообще решила, что будет иначе?!»

Почти в истерике я добираюсь до комнаты на первом этаже, а точнее до конуры, где меня хотя бы никто не будет трогать, и дергаю за ручку. Закрыто. Дергаю еще — ничего. Он отрезал мне пути, я это где-то на подсознательном уровне понимаю, но продолжаю дергать за ручку и жалобно всхлипывать, пока меня вдруг резко не дергают от двери. За секунду я оказываюсь оторвана от земли и закинута на плечо, которое, конечно же, сразу узнаю. Это он — мой ночной кошмар, ставший явью, который тащит меня в свое логово…

Яростно бью его по спине, ору раненным зверем, извиваюсь, отталкиваюсь — всё бестолку. Максимилиан этого будто и не замечает вовсе, не реагируют, ничего не говорит, а прет дальше, как танк. Единственное, что выдает его ярость, как он с ноги вышибает свою дверь, и мне становится страшно. Я не знаю, чем грозит моя выходка, и когда он швыряет меня на кровать, отползаю, тяжело дыша. Воображение уже нарисовало страшные картины, и каково же было удивление, когда я слышу его четкий шаг в сторону выхода, а оборачиваясь вижу, как захлопывается дверь? Ответ: огромное. Оно было просто огромное, и настолько сильное, что даже тот факт, что он закрыл меня на ключ, не сильно волнует. Главное, что его здесь нет…

Тук-тук-тук.

Три тихих стука, после открытия замка, точно дают понять, что это пришел не он. Этот козел точно не стал бы стучаться в свою комнату, а вынес бы дверь с ноги, очевидно, но я все равно не отвечаю. Смотрю в окно, закутавшись в плед на своем кресле, которое теперь вообще отодвинула в самый угол на максимальное расстояние от этой чертовой кровати.

— Я зайду?

Женя аккуратно заглядывает, и когда я, так как не могу ее игнорировать, слегка киваю, заносит первым поднос с едой. Мне становится стыдно на мгновение:

«Заставляю ее таскать себе еду, как ребенок…» — но это быстро давят другие чувства, и я отворачиваюсь к окну.

Вряд ли она ждет чего-то иного, да и в принципе вряд ли станет требовать по своей сути, поэтому просто подходит и садится на край, опустив поднос между нами.

— Я принесла тебе поесть, ты не завтракала, и обед уже давно прошел…

— Не хочу.

— Амелия, морить себя голодом не выход.

— Я не морю себя голодом, — глухо отвечаю, обняв колени теснее, — Просто не хочу.

— Хорошо…но я оставлю это здесь на случай, если ты передумаешь.

— Как знаешь.

«Это вряд ли…»

Мы замолкаем. Мне говорить нечего, да и совсем не хочется, а Евгения, судя по всему, не знает с какого конца подойти ко мне.

«Интересно, зачем она пришла?»

— Я понимаю, что ситуация…неприятная, но…

Издаю смешок.

«Не-при-ят-ная. Все понятно. Ее подослали меня приструнить…» — смотрю на лицо Жени, полное непонимания, а потом слегка наклоняю голову на бок.

— Вот для чего ты здесь, да? Объяснить мне, что все не так плохо?

— Я просто хотела поговорить.

— Ты поможешь мне сбежать?

Евгения тупит взгляд, крутя на пальце обручальное кольцо размером с булыжник, на которое я теперь смотрю с презрением. Вдруг она начинает меня так раздражать, что я буквально представляю, как хватаю ее за этот самый палец и выкручиваю, ломаю его, потому что по факту то она с ними заодно.

«Я так хотела найти во всем этом дерьмо хотя бы одно светлое пятно, но кого я обманываю? Она на стороне своего мужа, то есть не на моей. Конечно она мне не поможет…глупая-глупая Амелия…»

— Понятно, — холодно киваю и тут же ядовито усмехаюсь, — О чем тогда поболтаем? О том, как меня насильно удерживают в доме, где я быть не хочу, среди людей, от которых меня тошнит?

— Амелия…

— Знаешь, а ты не так и отличаешься от своих конченных родственничков…

Буквально чувствуя, как мои слова попадают в цель и попадают точно в сердце, ломая его изнутри. Но мне не жаль. Меня никто не пожалел и даже не подумал об этом, с чего мне это делать? Усмехаюсь, слегка щурюсь, а вид ее подступающих слез только подстегивает.

— О, Женечка, не притворяйся белой и пушистой…Ты соучастница похищения, поздно хвататься за Библию и…

Меня перебивает суровый, твердый голос наследного принца, который тоже решил посетить мои казематы так вовремя.

— Женя, иди к мужу.

Она не торопиться вставать, смотрит мне в глаза с такой надеждой, мольбой, которые, к большому сожалению для нее, разбиваются уже о мою ледяную стену. Не доходят даже эхом, потому что мне ее действительно не жаль.

— Женя, иди, — мягче, тише повторяет Максимилиан, и тогда она срывается и убегает, а я снова отворачиваюсь к окну, но не перестаю ухмыляться.

— У-упс, кажется я ее обидела. Очень жаль.

— Прекрати.

Со мной он говорит без толики мягкости, а скорее наоборот. Голос его прямо искрит раздражением и злостью, но меня это никак не тормозит. Я так злюсь, что тону в вязкой пучине ярости, и кроме нее ничего не чувствую.