Цугцванг

Макс, будто в подтверждение, смачно зевает, а потом трет глаза, и я слегка улыбаюсь.

— Устал?

— Да, от твоего поведения.

— Ты упорно не видишь проблему. Считаешь, что я маюсь дурью.

— А разве нет? — вздыхает и поднимает на меня покрасневшие глаза, — Ты встала в позу.

— Я не вставала «в позу», Макс. Ты просто меня не слышишь…

— Черт, почему так хочется спать?…

Говорит тихо, трет глаза уже, наверно, в десятый раз, и я мягко улыбаюсь. Встаю и подхожу, аккуратно беря его за руку и нежно шепчу.

— Пойдем ляжем.

— Нет, мы не договорили…

— Договорим в постели. Пойдем.

Если честно, то мне щемит сердце от того, как доверчиво он опирается на меня, идет, слегка пошатываясь, потом позволяет уложить себя в постель, а прежде расстегнуть и снять рубашку. Его глаза закрываются сами собой, хотя я и вижу, как силится Макс не терять сознание иля хотя бы нить происходящего …и глядя на него сейчас, мне хочется рыдать. Я провожу кончиками пальцев по лицу, которое знаю до последней черточки: черным волосам, что сейчас так небрежно падают на лоб, густым бровям, пышным ресницам, щекам с легкой щетиной, пухлым губам, вкус которых навсегда останется со мной.

— Я тебя люблю… — тихо говорю, всхлипывая, заставляя его пару раз усердно моргнуть.

Он еще здесь. Еще со мной. И я впервые говорю ему это в глаза — в последний раз лично.

— Я люблю тебя, Макс. Так сильно, что у меня сердце замирает, когда я тебя вижу. Ты подарил мне столько чудесных мгновений, и я всегда буду тебе благодарна за них, но, похоже, я дошла до своего предела. И обстоятельства…Макс, все изменилось. Дело не только в твоей свадьбе, но и…в общем, это уже не так важно. Завтра, когда ты проснешься, может быть и не вспомнишь этого разговора, но…

— Ты что-то сделала со мной, да? — хрипло спрашивает, слабо цепляясь за мои руки, и я тихонько усмехаюсь.

— Прости. Это мой тебе подарок: опыт. Никогда не пей с женщинами, которых не можешь просчитать, — оставляю нежный поцелуй на его губах и, прижавшись лбом к его, шепотом добавляю, — Не ищи меня, ладно?

— Я тебя не отпущу. Что ты задумала?…

Хватка становится сильнее, и я знаю, что сейчас он прилагает свой максимум, который в данный момент меньше моего середнячка раза в три. Поэтому мне несложно взять его запястье и оторвать от себя, положить на постель, но сложно прошептать то, о чем я столько думала…

— Нам не суждено быть вместе, все кончено.

— Амелия… — выдыхает на грани полного отруба, — Не…уходи. Не оставляй меня.

— Я буду по тебе безумно скучать, и никогда тебя не забуду. Ты тоже помни меня, ладно? Хотя бы ту августовскую ночь…

Эту фразу знаю, он уже не слышал. Дыхание Макса становится мерным, спокойным, а рука расслабляется на моем запястье и падает на кровать — заснул. Ненадолго я позволяю себе лечь ему на грудь, зажмуриться и заплакать, но потом собираюсь в кучу и встаю.

«У меня нет выбора, и дело теперь уже не во мне. Точнее не только во мне…» — касаюсь своего живота и на секунду закрываю глаза.

— Жаль, что ты никогда об этом не узнаешь…но я обещаю, что он о тебе узнает только хорошее…

Я узнала о своей беременности совершенно случайно. Делать тесты стало чем-то вроде ритуала: каждый день с утра я шла в ванну, чистила зубы, привычно умывалась, а потом доставала модную бело-синюю палочку с колпачком и экранчиком. Глупость такая…мне было дико страшно забеременеть, Макс был прав, но проводя эту нехитрую процедуру, я со спокойной душой могла жить дальше, пока однажды вместо слова

Не беременна

Не появилось другого

Беременна

1–2

— Нет-нет-нет-нет… — шепчу, а у самой бьют черные круги перед глазами, — Этого не может быть, не может!

Как оказалось может. Потом я сидела в гостиной глубокой ночью в обществе еще пятнадцати тестов с одинаковым вердиктом.

Беременна

1–2

Полный. Провал…

Это случилось как раз в тот день, когда мы ездили смотреть квартиру. Как раз тогда, когда я поняла окончательно, что нет у нас будущего.

Я помню, как думала по кругу одно и тоже:

«Как так получилось?! Я же сама читала, что укол — очень и очень надежное средство! Тогда какого хера?!» — не могу остановиться, вместо того обхожу еще один круг, — «И что теперь, а?! Что мне делать?! Что будет?! Как мне сказать?! И надо ли? Я…боже…»

Тогда я не знала, как относиться к новости, не знала, что чувствую по этому поводу, я вообще мало чего понимала, а в голове всего одно слово. Ребенок.

«Это маленький человек. Понимаешь?! Человек! Внутри меня сейчас маленький человек!!!» — я столько раз повторяю это словосочетание, что, честно, уже думаю, возможно его и будут так звать? — «Маленький человек? Маленький человек Максимилианович Александровский. Или как? Максимович? Хотя вряд ли мне позволят дать ему его фамилию…»

И как мне поступить?

«Я же должна ему сказать, да?» — да, а почему-то не могу. Я просто в ужасе, боюсь реакции и вообще… — «Подожду немного, не хочу портить вечер, тем более тащиться в клинику. Он же меня туда сразу потянет…»

Но когда разговор случился, и мы стояли, смотрели друг на друга там, в пустоте, я все поняла. Вопросы ушли, паника и туман рассеялись, а на их место пришла абсолютная уверенность: это мой ребенок, и черта с два я позволю кому-то ему навредить.

Потому что я уже его люблю. Да, вот так просто это случилось — из глупой, маленькой девочки, я вдруг превратилась в мать. Нет, конечно, но шаг на встречу был сделан, и я собираюсь двигаться в этом направлении как можно усердней. Как сейчас например. Плачу, глядя в квадратное окно бордовой копейки, что уносит меня из столицы все дальше и дальше, но отступать не думаю. Мне больно, грустно и вдруг так одиноко и холодно, а я все равно пру вперед, потому что знаю — остаться я не могу ни при каких раскладах. Макс четко дал понять, что дети ему не нужны, сейчас и вовсе угроза, и кого же он выбрал бы? Меня и «незаконнорожденного ребенка», или своих братьев и сестер? Ответ очевиден…

— Может тебе поспать? — произносит мой водитель, молодой парень, не старше тридцати.

Он вполне себе приветливый, блондин с голубыми глазами и приятной улыбкой. Я бросаю на него взгляд, а он слегка пожимает плечами.

— Путь не близкий. Нам ехать четыре часа вообще, но эта машина…сама понимаешь. Возможно только под утро доберемся…

Слабо киваю. Мне не хочется с ним говорить, поэтому я заворачиваюсь в свой пуховик, подкладываю под голову руку. В салоне тепло, позади урчит Лýна, и я закрываю глаза, погружаясь в сон, который достаточно быстро накрывает меня с головой. И так же быстро я просыпаюсь. Буквально вскакиваю! Когда машину встряхивает от какой-то кочки.

— Прости. Дорога тут не очень.

Усиленно моргаю и тру глаза, вглядываясь в темноту. Мы едем совсем медленно, дай бог двадцать километров в час, и самое стремное в том, что я без понятия где мы, хотя ездила до Рязани ни один раз. Сейчас я вообще не узнаю дорогу…

— Поспи еще.

Голос его мягкий, но какой-то слишком уж пластмассовый, будто ненастоящий. Я медленно перевожу взгляд на приятного с вида человека: одет прилично, отторжения никакого не вызывает, нет наколок. Этот парень создает абсолютно положительное впечатление, никакой тревоги, никаких задних мыслей, но теперь…что-то внутри меня вибрирует, а страх медленно цепляется за душу, расползаясь по всему телу ледяной коркой.

«Что-то не так…»

— Где мы? — тихо спрашиваю, он слегка дергает плечами.

— Где-то у Егорьевска.

— У Егорьевска? Но зачем нам сюда, если до Рязани ведет другая трасса?

— А, — нервно дергает щекой, — Там какая-то большая авария, пришлось свернуть.

«Он врет…» — еле слышно даже про себя шепчу, сглатывая вязкую слюну, после чего также еле слышно произношу.

— Я не еду в Рязань, да?

Руки на руле сжимаются сильнее, прямо до хруста кожи, что является самым ярким и очевидным ответом, а потом он поворачивается ко мне лицом. Я узнаю его, это именно тот самый «помощник» Макса, который приносил мне тесты, и пусть я его не рассмотрела, родимое пятно на щеке запомнила, но самое страшное не это. От его взгляда, который в темноте зимней ночи сложно разглядеть, волосы на затылке встают дыбом, сердце колотиться, а руки леденеют. Интуиция бьет, она работает и подсказывает мне кое что фундаментально важное: меня везут куда-то не для того, чтобы удерживать или похитить — я должна исчезнуть.