Гамбит искусного противника

— Если я попытаюсь тебе запретить, ты же все равно не послушаешь, так? Уверен, что ты запомнила координаты, и даже если тебя ночью разбудить, ты назовешь их без единой ошибки.

— Допустим.

— Поэтому запретов и не будет. Вместо того, я хочу…спросить у тебя: готова ли ты поставить крест на своей жизни?

Молчу. Бросаю взгляд на Кристину, потом бегло на Алекса, но лишь на секунду, снова возвращаясь к Косте, у которого на губах играет мягкая улыбка.

— Ты ушла год назад, потому что хотела жить по-другому, и я тебя понимаю. Это было правильно. Даже Элай понимал всегда, он просто слишком эмоциональный, да и расставание с тобой далось ему непросто. Так ответь мне, Амелия, разве это то, чего ты действительно хочешь?

Снова молчу. Он кивает.

— Птичка на хвосте принесла, что ты стала играть еще лучше…

— Болтливая птичка.

— Ну уж какая есть, — усмехаемся одновременно, а потом он вздыхает, — У тебя прослушивание в Гнессенку через две? Три недели?

— Три.

— Это же то, чего ты хотела…Я уверен, что ты поступишь. Ты не Лиля, той вечно не хватало усердия, но ты поступишь. И ты будешь тем, кем всегда хотела быть — профессиональным музыкантом. Если ты пойдешь со мной, об этом тебе придётся забыть, ты это понимаешь? Никакой сцены. Никакого пианино. Ничего этого не будет. Нам придется прятаться, и я не знаю сколько.

— Александровский его уничтожит…

— Неизвестно, как он себя поведет. Не берись ставить на других слишком много, Амелия, особенно на этого мудака.

— Да брось, это очевидно. Удар же пришелся на его любимую РЕПУТАЦИЮ!

— Даже если так, представь сколько времени это займет? А вдруг что-то случится?

— А вдруг что-то случится с тобой?

— Со мной? Ха! Даже не смешно.

— А с Камиллой?

— Не волнуйся за нее. Она защищена лучше, чем президент.

— Я могу ее увидеть? — тихо спрашиваю, Костя медлит, а потом щурится.

— Если ты хочешь пойти со мной, то нет. Я уезжаю прямо сейчас, и, если ты едешь со мной, я не дам подвергать ее такой опасности.

— Ты ее не увидишь?

— Какое-то время нет.

— Костя…может быть ты не будешь этого делать? — еще тише шепчу, сжимая его ладонь, — Я могу поехать вместо тебя и…

— Нет.

— Костя…

— Амелия, — твердо, но при этом мягко пресекает меня и снова улыбается, — Роза была любовью всей моей жизни, и я должен сделать это сам. Не только из-за этого, но чтобы смотреть нашей дочери в глаза и не стыдиться, когда она спросит о своей маме и о том, что стало с тем, кто виновен в ее смерти. Я должен сделать это сам.

— Я понимаю…

— Я рад это слышать. Ты можешь решить, я даю тебе право выбирать, а это самое важное, и никто тебя не осудит. Ты не обязана идти на эти жертвы, Роза бы этого не хотела… Она тебя очень любила, Амелия, и она не хотела бы, чтобы ты выбирала что-то не из-за своего желания, а потому что думаешь, что должна. Она бы хотела, чтобы ты прожила полную, яркую жизнь и ни в коем случае не зарывала свой талант. Помнишь, как она любила тебя слушать?

Мой речевой аппарат, кажется, отказывается работать — я не могу вымолвить и слова, поэтому только киваю. Косте этого достаточно, слава богу, и тогда он отстраняется и пожимает плечами.

— Камилла здесь, в Москве.

— Что?!

— Она под другим именем и улетит через неделю с бабушкой…

«Представляю, в каком восторге «бабушка»», — усмехаюсь, представляя, как маме некомфортно слышать такое слово, и Костя это понимает, хитро дернув бровями.

— …Эту неделю она проведет с тобой. Так будет, если ты так захочешь, конечно. Если ты решишь пойти со мной, ты ее не увидишь, и она улетит завтра.

— Где она?

— В FourSeasons на Охотном ряду.

— И ты оставил ее одну?!

— Амелия, ей уже восемь, напоминаю.

— Ты же знаешь, как она не любит быть одна в новых местах!

— Решай, а не жури.

— Это отсутствие выбора.

— Это издержки нашей жизни, малая. Не тяни резину. Решай.

Мне не нужно было «тянуть» никакую «резину», чтобы принять это решение. Конечно с одной стороны у меня фактически забирали то, что так долго направляло и двигало вперед, но с другой стороны была Камилла, а Камилла всегда перевешивала. Да и кто выберет между смертью и жизнью смерть?

— Ты знаешь, что я выбираю. Глупое предложение.

— Какое есть. Ты хорошо подумала? Не пожалеешь?

— Я всегда выберу Камиллу. Нет, не пожалею.

— А было время, когда ты ее ненавидела, помнишь?

— Я скорее тебя ненавидела. Это же ты запихнул в мою Розу свой член, а потом еще и своего ребенка.

— Господи, Амелия! — шипит Хан, закатывая глаза, — Как ты разговариваешь?!

Но мы с Костей не реагируем на замечание по этикету, которое звучало в нашем доме уж слишком часто, вместо того начинаем улыбаться.

— Прости, не смог сдержаться.

— Я прощаю тебя, исключительно потому что ты неплохо постарался. Ну и потому что она не похожа на тебя.

— Это благословение, не иначе как.

Мы снова хихикаем, а потом я вдруг понимаю, что хочу знать еще кое что до того, как мы расстанемся.

— Могу задать один вопрос?

— А тебя остановит мой отказ? — с улыбкой прищипываю его за руку, но потом выдыхаю и киваю, собираясь в кучу.

Вопрос то серьезный, тут не до шуток.

— Почему Роза и Лиля поссорились тогда?

Костя тоже перестает улыбаться, и мне сразу становится понятно: он знает, и эта тема ему неприятна. Мне разумеется становится только интересней, и я щурюсь, а потом добавляю.

— Роза всегда ее прощала за час, а тут они не общались год. Целый год! Почему так вышло? Что случилось?

— Почему ты спрашиваешь у меня, а не у Лили?

— Потому что мы оба знаем, что Лиля расскажет историю так, как ей удобно. Она не из тех, кто признает свои ошибки, а я хочу знать правду.

— Тебе она не понравится.

— Не удивлена и все же.

Молчит и взвешивает, но я настроена серьезно. Я правда хочу знать, как все было — это мне нужно. Не знаю зачем, просто нужно. Хотя возможно я хочу сделать определенные выводы, а возможно мне просто надоело прятать голову в песок во всех аспектах своей жизни? Наверно все сразу. И, мне кажется, именно мой настрой подталкивает Костю приоткрыть завесу тайны.

— Помнишь, что после школы Роза и Лиля собирались уехать в Москву?

— Разумеется.

— В одиннадцатом классе Розе было семнадцать.

— И?

Он щурится с улыбкой, а я хмурюсь.

«И что с того?! Не понимаю…»

— Ты серьезно не догоняешь?

— А похоже, что я понимаю?!

— Как меня воспитывал отец?

— По правилам.

— И из чего следует…?

— О господи! — взрывается Арай, на которого я перевожу немного испуганный взгляд, — Ей не было восемнадцати, а сексом можно заниматься в восемнадцати! Обычно…

Последнее он прибавляет тихо и с улыбочкой, за что я вознаграждаю его средним пальцем, но потом снова смотрю на Костю и саркастично приподнимаю брови.

— Кому ты лечишь про восемнадцать? Ты лазил к ней в окно с лета перед одиннадцатым классом. Чем вы там занимались? Разгадывали судоку?

— Все то она видит, ты посмотри… — протягивает Хан, на что я парирую, не отрывая пытливого взгляда от Кости.

— Я фиксирую извращения с пеленок. Ну и?!

— Мне в подробностях рассказать или как?

— Если ты помнишь, что такое секс, можешь и в подробностях.

— Какая ты сегодня остроумная. Хорошо. Любовью можно заниматься и без проникновения.

Бам! Что?!

Я, если честно, ловлю ступор, непонимающе хмурясь, пока вокруг все наблюдают за нашим баттлом, а мой оппонент улыбается во все тридцать два. Он, наверно, ждет, что до меня дойдет, но до меня не доходит, и это смешит Арая.

— Охо-хо…малышка не понимает о чем речь? Какое упущение…

Я резко краснею и злобно смотрю в сторону этого мерзавца, а взгляд так и липнет к Алексу. Он, в отличии от своего брата, шутки не оценил. Сложил руки на груди и вкручивает в меня свой, от чего я краснею только сильнее, быстро вернув внимание Косте, который только и рад, что поддержать мои унижения.