Две силы

Словом, мысли у товарища Чикваидзе были хотя и путанными, но невесёлыми. И, вдруг, где-то очень недалеко раздались несколько сухих чётких пистолетных выстрелов, один за другим: трах-трах-трах. Товарищ Чикваидзе сразу почувствовал, что дело как-то неладно, с чего в тайге из пистолета стрелять? Эти же выстрелы услышала и Серафима Павловна. И она была достаточно умудрена таёжным и политическим опытом, чтобы отличить раскатистый выстрел двустволки от сухого треска пистолета и чтобы понять, что, очевидно, где-то совсем недалеко произошло какое-то вооруженное столкновение.

Обо всем дальнейшем Серафима Павловна подумать не успела. Её ноги понесли её по их собственному почину. Задыхаясь и теряя из корзинки грибы, Серафима Павловна бежала по направлению выстрелов, заранее предвкушая радость быть первой свидетельницей чего-то, неважно чего именно, там будет видно.

Таким образом, оба неутешных супруга оказались почти одновременно над бездыханными телами Трофима и Чоба. “И сюда её чёрт принес”, – подумал товарищ Чикваидзе. “И чего этому дураку здесь нужно?” – подумала Серафима Павловна. Но так как бездыханные тела лежали тут же, то супружеские переживания на этом и кончились. Серафима Павловна смотрела на раздробленный череп товарища Трофима со смешанным чувством ужаса и сенсации. Сенсация, правда, была слегка испорчена присутствием неутешного супруга…

С первого взгляда было ясно, что никакой первой помощи не требуется: товарищ Трофим лежал лицом вверх, впрочем, от лица почти ничего не оставалось, и верхняя часть его была залеплена мозгами. Чоб лежал с окровавленной пастью и был, очевидно, мертв.

– Отойди, – сказал Чикваидзе и отстранил неутешную супругу рукой, – ты тут следы замнёшь. Беги скорей в клуб, доложи Медведеву.

– Тут чем-то пахнет, – сказала Серафима Павловна, – её нос деревенской жительницы, да ещё и такой, который совался повсюду, был более совершенным орудием обоняния, чем кавказский нарост на лице товарища Чикваидзе. – То ли адиколон, то ли пудра какая.

Товарищ Чикваидзе тоже повёл носом. Но от бездыханного тела товарища Трофима исходил только слабый спиртный дух, единственный признак недавно угасшей жизни.

– Обязательно пахнет, – сказала Серафима Павловна. – Даже голова как-будто кружится.

Товарищ Чикваидзе ещё раз вобрал в свою широкою грудь возможно большой объём воздуха, но опять не почувствовал ничего, кроме, может быть, и в самом деле чего-то вроде головокружения. И чего-то ещё. Товарищем Чикваидзе вдруг овладела злость: “Чего эта дурища всюду свой нос сует?”

– А я тебе говорю, – сказал он внятно и раздельно, – пошла ты к чёртовой матери. Слышишь? А то в морду дам!

Серафима Павловна отскочила в сторону, роняя из корзинки свои последние грибы.

– Ты тут, щенок, не разоряйся, а то мы таких, как ты…

– Беги, говорю, доложи Медведеву. – Товарищ Чикваидзе постарался взять себя в руки. – Беги сразу. А я тут кругом посмотрю.

Перспектива первого сообщения Медведеву примирила Серафиму Павловну с некоторыми репликами неутешного супруга.

Когда неутешный супруг увидел удалившиеся в чащу тыловые формирования Серафимы Павловны, у него даже руки зачесались: шагов сорок-пятьдесят-шестьдесят, эх, влепить бы заряд дроби! Товарищ Чикваидзе даже и двустволку вскинул, но снова одумался: “Это, Бог даст, ещё успеется, а дух здесь в самом деле какой-то нехороший”.

Серафима Павловна бежала, спотыкалась, падала, оборвала юбку, растеряла грибы, бросила корзину и всё бежала и бежала. В клубном здании оказалась только одна живая и бодрствующая душа – кто-то из Васьки-Ваньки. Серафима Павловна побежала к нему и с ужасом обнаружила, что говорить она вовсе не может, не хватает дыхания. Она судорожно втягивала в себя воздух, нелепо тыкала рукой по направлению места происшествия и жестами пыталась объяснить Ваньке-Ваське что-то, чего тот никак сообразить не мог. Наконец, Васька-Ванька сообразил принести стакан воды, а Серафима Павловна за это время успела наглотаться воздуху.

– Мне к товарищу Медведеву, – сказала она.

– Спит.

– Обязательно разбудить! Тут убийство! Может, контр-революция! Этого длинного с собакой убили. Я как посмотрела…

Но Васька-Ванька не слушал дальнейшего. Он повернулся и пошёл будить Медведева. Серафима Павловна, всё ещё задыхаясь и спотыкаясь, пошла за ним. Ванька-Васька просунул голову в комнату:

Товарищ Медведев, вставайте, скандал произошёл.

– А? – спросил Медведев.

– Скандал произошёл. Убили кого-то.

– Ото, – оказал Медведев и сел на кровати.

– Тут эта баба прибежала…

– Какая я тебе баба, – из-за Ванькиной спины выскочила Серафима Павловна, – какая я тебе баба, мужик ты несчастный!

– Ну, в чём дело? – прервал её Медведев. Серафима Павловна набрала воздуху и сил.

– Этого длинного, что с собакой. Убили. Личность прямо в клочки. Я там грибы собирала, много их, всё боровики.

– Вы грибы бросьте.

– Бросила. Все, как есть, по дороге бросила. И корзинку тоже.

– И корзинку бросьте, говорите дальше.

– Собираю я, значит, грибы. Слышу – пальба. Как из пулемёта: трах-трах-трах. Бегу. Смотрю: лежит этот длинный, что с собакой, личность – в клочки, собака тоже, и тут стоит этот, как его фамилия, ну, муж мой.

– Чикваидзе?

– Точно так, Чикваидзе, такой ужас, такой ужас, что память отбило. Собака тоже мёртвая. Крови-то сколько!

– Далеко это?

– Рукой подать. Версты, может, две. Я бежала, бежала, грибы все повылетели, а этот Чикваидзе ещё нехорошим словом…

– Ванька, ведро воды, – кратко приказал Медведев.

– Я, можно сказать, как пришла, смотрю, ах такой ужас! А тут Чикваидзе, я говорю ему…

Голова у Медведева была слегка ещё в тумане и настроение похмельное.

– Цыц, сорока, – гаркнул он на Серафиму Павловну, – что ты тут, как пулемёт, стрекочишь?

Серафима Павловна так и осталась с раскрытым на полуслове ртом.

Медведев махнул рукой.

– Ну, идите, потом расскажете, дайте одеться.

Серафима Павловна повторила свой классический книксен и с раскрытым ртом выплыла из комнаты. Медведев вышел на двор, Ванька-Васька вылил ему на голову ведро воды, потом Медведев вызвал по телефону Неёлово и из Неёлова следственную группу на самолёте.

– Останьтесь пока здесь, товарищ Гололобова, я пойду, посмотрю.

Товарищ Медведев грузно, но быстро зашагал по тропке. В нужном месте он обнаружил бездыханные тела Трофима и Чоба, и на страже их товарища Чикваидзе с двустволкой. Медведев осторожно обошёл мёртвых, человека и собаку, осмотрел всё, что можно было осмотреть простым глазом и пожал плечами.

– Ничего не понять…

– Так что, товарищ Медведев, пёс, видно, взбесился, с этими учёными случается…

– Н-да, с учёными случается, – неопределённо сказал Медведев.

Что тут скрывалось нечто иное, Медведев был уверен. Но что? Какая именно случайность освободила товарища Бермана от его телохранителя и филера? Может быть, и генерал Завойко не совсем случайно предложил пригласить Бермана на охоту? Какой охотник из Бермана, даже и водки пить не может? Медведев ещё раз и очень внимательно осмотрел место происшествия. Судя по внешности, всё было очень просто: пес бросился на человека, человек успел выпустить несколько пуль, и, вот, лежат оба. На столь случайный исход не мог надеяться даже и Берман, если это он… Медведев засунул руки в карманы штанов и некоторое время безмолвно созерцал расстилавшуюся перед ним картину.

– Товарищ Чикваидзе, вы тут останьтесь до прихода следственной группы, я её вызвал, будет, так, через час.

– Слушаюсь, товарищ начальник. Медведев медленно зашагал к клубу.

Серафима Павловна сидела на скамейке перед.клубом и переживала сердцебиение. Или даже два сердцебиения. Одно от непривычного бега, другое от не совсем привычных переживаний. Из лесу показался товарищ Берман с ружьём и удочкой, но без дичи и рыбы. Сердцебиение прошло сразу.

Серафима Павловна опрометью бросилась навстречу Берману: такое счастье – ещё один первый доклад!