Две силы

Генерал Буланин сунул обратно в карман пенсне.

– Ну, а теперь всерьёз!

Он вынул из костра горевшую ветку, обломал о землю её уже сгоревший конец так, что на конце остался только раскаленный уголь. С этой веткой в руках генерал Буланин вплотную придвинулся к отцу Петру.

– Так вот, откуда деньги? Или я начну жечь тебе морду.

– Вопрос совершенно бессмысленный, – всё так же спокойно ответил отец Пётр. – Я могу придумать всё, что угодно, и у вас нет никакой возможности проверить это враньё. Или проверить, что это вранье.

– Я тебя заставлю говорить правду!

– А как вы проверите, что это правда? Вот, я вам скажу, верстах в трёх от моей пещеры – золотая жила. Я годами добывал золото и годами менял его на валюту. Вот в том, что вы у меня украли, эквивалент почти тонны чистого золота.

– А где эта жила?

– Верстах в трёх от моей пещеры.

– А пещера где?

– Довольно далеко, – неопределённо ответил отец Пётр.

Каждая минута этого страшного и всё-таки нелепого разговора подымала какие-то шансы на жизнь.

– Вот по этой же тропе назад. Всё равно не найдете.

В глазах генерала Буланина мелькнуло нечто вроде золотой лихорадки.

– А жила какой мощности? – спросил он, и поймал себя на том,

что вопрос был и не нужен и глуп. Если ему, генералу Буланину, удастся, наконец, как-то выкарабкаться из этой дыры, нога его сюда больше не ступит. А эквивалент тонны золота? Генерал Буланин стал подсчитывать, чему это будет равно в сегодняшних долларах, выходило что-то очень много… И снова генерал Буланин поймал себя на мысли о том, что сейчас вовсе не время подсчитывать так фантастически доставшуюся ему добычу. Время думать о том, как бы унести и её, и свои собственные ноги. Но гипноз золота, может быть, тонн золота, всё-таки действовал.

– Ты толком говори, где эта пещера?

Отец Пётр с прежним равнодушием пожал плечами.

– Всё равно не найдете. Нужно карту. Я мог бы нарисовать, но вы меня развязать не рискнёте.

– Развязать! – генерал Буланин постарался саркастически рассмеяться, но это у него не вышло. – Развязать? Нет уж, голубчик, на том свете тебя развяжут. – И снова поймал себя на мысли о том, что это было сказано глупо, нужно было оставить связанному человеку хоть какую-то надежду на жизнь.

– Да, конечно, – сказал отец Пётр, – смерть развязывает многое. Но я, всё-таки, – оккультист. Не совсем, но почти ясновидящий. Так, например, я знаю, что вы – бывший белый генерал, перешедший на большевистскую службу, предавший своих товарищей, многих товарищей… А теперь вы пытаетесь бежать назад. Это вам не удастся.

Генерал Буланин опустил руку с тлеющей хворостиной. Всё, что сказал отец Пётр, соответствовало действительности. Что же это, и в самом деле, ясновидящий?

– При некотором умелом напряжении воли, – совершенно академическим тоном продолжал связанный отец Пётр, – можно видеть и кое-что из прошлого и даже редко – кое-что из будущего. Дело заключается в том, что в каком-то неизвестном нам измерении прошлое и будущее перемешиваются. Впрочем, они перемешиваются и в мире трёх измерений. Но, вот, например, я довольно ясно вяжу, что вы будете довольно скоро повешены.

Отец Пётр на минуту закрыл глаза, как бы концентрируя свой внутренний взор на каком-то неизвестном измерении, и снова спокойно продолжал:

– Нет, не видно когда, но, кажется, довольно скоро… На вашей шее уже лежит тень веревки.

Совершенно автоматически генерал Буланин уронил тлеющую хворостину и провёл рукой по шее, как-бы пытаясь стереть тень веревки. На его ассиметричном лице показалось нечто вроде страха и растерянности.

– Верёвка? – спросил он совсем уж глупо. – Откуда верёвка?

– Не знаю, откуда, но довольно близко.

Генералом Буланиным овладел приступ ярости: этот таёжный пустосвят просто пускает пыль в глаза для того, чтобы выиграть время для своего неизвестного спутника.

– Вот, я тебе покажу, как близко, – почти завопил он и, поворотясь к костру, стал вытаскивать оттуда новую хворостину. Хворостина как-то не сразу поддалась его усилиям, он повернулся ещё больше, и в этот момент отцу Петру пришла совершенно новая мысль.

Собравшись со всеми своими силами, изогнувшись ужом, он обеими связанными ногами нанёс в лицо генерала Буланина тяжело подкованный удар, на отце Петре были горные сапоги с железными шипами.

Удар бросил генерала Буланина в костёр. Костер, правда, был невелик, но генерал Буланин свалился в него почти лицом вниз. Обжигая руки о пламя и угли, генерал Буланин, оглушённый и почти ослеплённый, кое-как вскочил на ноги. Отец Пётр, сохраняя на лице то же спокойное выражение ученого, смотрящего то ли в телескоп, то ли в микроскоп, проявил совершенно неожиданную ни для какого учёного акробатическую ловкость человека-змеи. Извиваясь на верхней части своей спины, он как-то подполз поближе к генералу Буланину, подобрал оба колена под самый подбородок, и в тот момент, когда генерал Буланин только что достиг относительного равновесия, разгибая поджатые колени, трахнул генерала Буланина чуть повыше колен сзади.

При всех этих манипуляциях отец Пётр не терял ни научного выражения лица, ни своих плановых соображений. Они сводились к тому, что если бы отцу Петру удалось проломать своими тяжёлыми подошвами череп генерала Буланина, то положение могло бы быть спасено даже и без вмешательства Стёпки. Ремни, связывавшие руки и ноги, можно было бы то ли перетереть о дерево, то ли пережечь на костре, рискуя, конечно, и ожогами, или вытащить нож убитого китайчонка, вообще, что-то можно было бы предпринять.

От удара под коленки генерал Буланин снова свалился в костёр, лицом вниз, на четвереньки. Костёр был невелик, пламени было мало, и генерал Буланин со всей стремительностью, на какую он только был способен, на тех же четвереньках как-то перемахнул через костёр, судорожно закрывая глаза, обжигая себе лицо и руки. Кое-как вскочив на ноги, генерал Буланин стал протирать слегка обожжёнными руками ослеплённые пеплом и огнём глаза, кашляя от попавшего в лёгкие дыма. Ему казалось, что у него сожжены все легкие, выжжены глаза и что на нём горит одежда. Последнее соответствовало действительности – концлагерный ватный бушлат генерала Буланина, действительно, если не совсем пылал, то, во всяком случае, тлел. С трудом протерев правый глаз, генерал Буланин убедился в том, что он, во-первых, не ослеп и что, во-вторых, он находится по ту сторону костра, который отделяет его от страшных подошв этого пустосвята. Почти ощупью, он бросился к навьюченным коням, где, как ему вспомнилось, была приторочена какая- то баклага, вероятно, с водой. Нащупав эту баклагу, генерал Буланин попытался вытащить пробку. Но обожжённые пальцы скользили по влажной поверхности пробки, и та не поддавалась никаким усилиям. Почти в отчаянии генерал Буланин попытался вытащить пробку зубами. Но когда он опустил лицо на уровень баклаги, то огонь от тлеющих рукавов бушлата снова и обжёг и ослепил его. С судорожной поспешностью генерал Буланин стянул с себя бушлат и бросил его на землю. Вцепившись и руками, и зубами в эту проклятую баклагу, генерал Буланин вытащил, наконец, цробку. Сберегая каждую каплю драгоценной жидкости, он стал прежде всего промывать себе глаза. Глаза, по-видимому, остались целы. Но смотреть ими было всё-таки очень трудно и даже больно. Все эти переживания как-то затушевали в мозгу генерала Буланина мысль об отце Петре и о его страшных подошвах.

Отец Пётр сохранил полную трезвость мысли и ясность оценки положения вещей. Положение вещей сводилось к тому, что если ему, отцу Петру, не удастся убить или, по крайней мере, искалечить генерала Буланина, то на этот раз последний пристрелит его без всяких дальнейших переговоров, разговоров и прочих околичностей. Отец Пётр, сохраняя на своем лице всё то же спокойное, научно-объективное выражение, стал, по мере своих сил, стремительно переползать поближе к генералу Буланину, пока тот не пришёл ещё в себя. Отец Пётр то перекатывался по своей вертикальной линии, то строил борцовские мосты, упираясь в землю затылком и пятками, помогая связанными за спиной руками и проявляя по-прежнему истинно акробатическую подвижность. Пока генерал Буланин успел кое-как промыть свои глаза, отец Пётр уже оказался в его ближайшем тылу, однако, ещё вне пределов дальнобойности своих подошв. Генерал Буланин сквозь воду и пепел, застилавшие его обожжёные глаза, туманно увидел, что какая-то фигура скрючилась шагах в двух-трёх от него. Генерал Буланин отпрыгнул в сторону, теряя этим самым живую связь со спасительной баклагой, а также и с бушлатом, который продолжал тлеть и в карманах которого, как только сейчас сообразил генерал Буланин, было и всё его оружие, и все его деньги, деньги, переложенные из кармана и сумки отца Петра. Отец Пётр гигантским усилием ног и позвоночника как-то ухитрился перепрыгнуть эти два шага и хватил генерала Буланина по ногам сбоку. Генерал Буланин снова свалился на землю, но на этот раз уже не в костёр. Перевернувшись на четвереньках, он на тех же четвереньках отбежал ещё дальше и встал на ноги. Глаза по-прежнему работали плохо, боль от ожогов по-прежнему путала мысли, отец Пётр по-прежнему извивался на земле, и его страшные, подбитые тяжёлыми подковами и гвоздями, подошвы снова угрожающе торчали перед генералом Буланиным, правда, на не очень близкой дистанции. Так и шла борьба между двумя людьми, из коих один был почти неподвижен, другой почти слеп. Один действовал с расчётом шахматиста, другой почти обезумел от ожогов, боли, неожиданности и полуслепоты.