Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 121 из 138

– Прикажите вашему китайцу развязать мне, по крайней мере руки, вас всё равно трое и с оружием.

– Никакой чёрт тебя не возьмет, – рыкнул снова генерал Буланин, – я пока посмотрю…

Генерал Буланин стал анализировать всё то, что он за время обморока отца Петра успел обнаружить в его карманах. В бумажнике оказалась довольно основательная пачка долларов и фунтов, генерал Буланин без дальнейшего размышления переложил эту пачку в свой карман, пачка почти автоматически решала вопрос о дальнейшем пути генерала Буланина: теперь у него есть деньги, есть кони, есть карта, есть продовольствие. Отделаться от обоих китайцев будет совершенно просто. На несколько минут перед умственным взором генерала Буланина возник туманный, но очень оптимистический образ его новой жизни: с деньгами, где-нибудь снова в Париже, нет, не в Париже, в Париже его слишком многие знают, а где-нибудь подальше… Нанять какого-нибудь щёлкопера, наговорить ему целую кучу всяких турусов на колесах о его, генерала Буланина, приключениях и подвигах в СССР, пусть пишет, доход – пополам. Нет, всё это не так плохо складывается…

Генерал Буланин считал, что судьба этого, который вот сейчас лежит связанный по рукам и ногам, практически, уже решена, хотя бы из-за пачки кредиток. Но, может быть, кроме этой пачки, есть в его вьюках ещё что-нибудь? И, может быть, там есть вещи, поинтереснее пачки кредиток?

Генерал Буланин приказал огромному китайцу снять вьюки отца Петра. Огромный китаец молча повиновался.

В уме генерала Буланина мелькнуло подозрение, заметил ли огромный китаец эту пачку кредиток, или не заметил. Если заметил, то, пожалуй, надо поторопиться… Из таёжной чащи неслышно вынырнул второй китаец и очень ломаным русским языком заявил, что никакой люди кругом нету. Генерал Буланин на всякий случай всё-таки вытащил свой пистолет, положил его рядом с собой и занялся исследованием вьюков отца Петра. Во вьюках были продовольствие, одежда, обувь – кое-что из всего этого генералу Буланину могло пригодится, его театральное концлагерное обмундирование, предназначенное для роли беглеца, было очень плохо приноровлено и к дороге, и к погоде. Потом шли плотно запакованные в цилиндрические кожаные футляры какие-то свитки, по-видимому, на китайском языке. Впрочем, в одном из этих футляров снова были кредитки, и снова в большом количестве. В дальнейших, тоже кожаных футлярах, были какие-то рукописи, написанные на обычной европейской бумаге, но, по-видимому, каким-то шифром, в этом шифре генерал Буланин ничего понять не мог. Всё это, вместе взятое, навело генерала Буланина на совершенно новую мысль – этот подложный поп является просто агентом Советов, посланным куда-то в Азию, с деньгами и с инструкциями. Шансы на жизнь отца Петра, и без того очень скромные, уменьшились почти до нуля, вот бы появиться в какой-нибудь буржуазной столице или в штабе с аутентичными инструкциями Кремля! Какая сенсация! И какие деньги! И, может быть, какой-то поворот во всей оценке предыдущей измены генерала Буланина антисоветской эмиграции, нет, он не изменил, он только оказался более тонким дипломатом, чем те, кто только и умели, что кричать о своем антикоммунизме. Да и кричали то в безвоздушное пространство. А он, генерал Буланин, сотни раз рискуя не только жизнью, мало ли раз рисковал он жизнью, но, что больше, честью, пробрался в самые тайники Кремлёвских планов и, вот, теперь, пережив невероятные приключения (невероятные приключения должен выдумать какой-нибудь щелкопёр) он, генерал Буланин, доводит эти планы до сведения всего цивилизированного мира.

От этой перспективы у генерала Буланина почти захватило дух. Ему никогда в голову не приходило, что тайга может таить в себе такие неожиданности: сразу и кони, и деньги, и ещё какие то документы. Генерал Буланин стал продолжать свой осмотр. К некоторому разочарованию, дальнейший осмотр ничего не дал: было несколько книг на разных языках, и все они были посвящены… оккультизму. Конечно, они могли бы быть только камуфляжем, их текст тоже, может быть, заключал в себе какой-то шифр. Но, а вдруг они, в самом деле, окажутся оккультной литературой, как и эти таинственные свитки? Тогда вся героически-приключенческая концепция генерала Буланина разлетается вдребезги.

Он повернулся к отцу Петру.

– Ну-с, ваше преподобие, а теперь говорите прямо, так кто же вы такой?

– Оккультуст, – сказал отец Пётр лаконически.

– Оккультист? – презрительно повторил генерал Буланин, – Это вот из тех, кто занимается столоверчением? Духов вызываете? Так вот, если вы не станете отвечать толком, я из вас вашего духа вышибу вон. Поняли?

– Все эти рукописи тибетские, – сказал отец Пётр. – Я, в частности, изучаю и восточную медицину. Больше мне вам сказать нечего.





– А деньги у тебя откуда? – взревел генерал Буланин.

– Ну, это вас не касается.

– А вот я тебя сейчас этой головней коснусь, – сказал генерал Буланин, вынимая из костра горящую хворостину, – станешь тогда говорить толком.

Отец Пётр довольно спокойно пожал плечами:

– Я посредственный оккультист, – сказал он, – но мне всё-таки видно, жить вам осталось очень немного, гораздо меньше, чем мне. Так что и ваша головня ничего не поможет.

У генерала Буланина было очень острое желание заставить этого оккультного пустосвята говорить всерьёз. Но по дороге к реализации этого желания торчали два китайца. Во-первых, если отец Пётр действительно был советским агентом, то китайцы, как какие-то агенты НКВД, могли об этом знать и, может быть, имели даже и какие-то задания. Во-вторых, генерал Буланин никак не мог точно вспомнить, видал ли огромный китаец пачку кредиток, переложенную Буланиным из бумажника отца Петра в свой карман, или не видал. Если видал, то, может быть, никакие инструкций НКВД не помогут ничему – китаец предпочтёт иметь при себе наличные деньги отца Петра, а после себя – труп генерала Буланина.

Генерал Буланин чувствовал, что он начинает нервничать. Вот сейчас, в течение, может быть, нескольких минут или секунд нужно решать вопрос, от которого, может быть, будет зависеть вся его дальнейшая судьба. Но, во всяком случае, и при любых планах китайцев нужно ликвидировать, они, во-первых, уже ни к чему, и они, во-вторых, могут быть опасными с самых разных точек зрения…

Генерал Буланин положил обратно в костёр всё ещё горевшую хворостину, потом снова достал её и, жмурясь от жара, закурил от нее очередную папиросу. Папироса несколько успокоила генерала Буланина. Он, по мере возможности незаметно, осмотрел место привала и постарался оценить данную дислокацию.

Отец Пётр полулежал, связанный так, что и в самом деле не мог и пальцем пошевельнуть. Огромный китаец сидел на своём спинном мешке, поставив свою берданку между колен и тупо смотря куда-то в пространство, или, может быть, только делал вид, что смотрит. Молодой китаец внушал больше подозрения. У него было довольно живое и беспокойное лицо, и на этом лице генерал Буланин всё-таки мог прочесть нечто вроде удивления. И, кроме того, молодой китаец держал свою берданку не между коленями, а на коленях, и ствол этой берданки был направлен в сторону генерала Буланина. Можно было бы сказать, что генерал Буланин находится почти под прицелом. За всем этим где-то, но совершенно неизвестно, где именно, маячил второй спутник этого пустосвята или оккультиста, вот конь которого торчит тут же. Этот спутник мог явиться в любой момент и, увидя связанного пустосвята, стал бы, конечно, стрелять сразу же, не ожидая никаких разъяснений. Стоило бы, конечно, сделать иначе: перебраться в другое место, захватив с собою и пустосвята, и его коней, не зажигая костра, это дало бы, хотя и небольшую, но всё-таки хоть какую-то гарантию против появления неизвестного спутника.

От этого пустосвята нужно было, во всяком случае, выпытать всё. Генерал Буланин был вполне в курсе самых современных методов допроса, применявшихся в НКВД, но для этих методов нужно было всё таки время. А время было фактором, не поддававшимся никакому учёту: неизвестный спутник пустосвята, или оккультиста, или агента, мог появиться через день, но мог появиться и через минуту. В том, что он стал бы стрелять сразу же, у генерала Буланина не было никаких сомнений. Не было никаких сомнений и в том, что в этом случае положение и его самого, и его китайцев было бы совершенно безнадёжным.