Страница 37 из 44
Старая задумка отыскать разорившийся заводик, чтобы прибрать к рукам приписанное к нему население, также окончилась ничем. Баташёвы первыми додумались до гениальной мошеннической схемы и сорвали банк. По слухам заводов, что выработали окрестное сырьё, было великое множество в Олонецком уезде. Но уезд, во-первых, располагался на другом конце империи, а, во-вторых и главных, там не использовали труд крепостных. Во всяком случае частновладельческих. Старые мастера работали на государство, а государства я опасался куда больше, чем промышленников с бандитскими замашками. На этот раз я придумал иной к ним подход и рассчитывал, что хоть одного рудознатца Баташёвы мне одолжат.
Ну а третьей целью были знания. При каждом визите в Выксу я узнавал что-то новое в сфере железного производства. Мне не приходилось даже подсматривать исподтишка — младший Баташёв охотно показывал хозяйство (старшему я старался не попадаться на глаза, про него ходили совсем уж жуткие слухи). Так что я уже немало усвоил сведений про строительство плотин, домен, сыродутных печей.
Родина встретила меня непогодой. Лил затяжной дождь. Я бы мог, наверное, появиться поближе к резиденции братьев, на каком-нибудь из заводских прудов, но со стороны это смотрелось бы странно, ведь пруды не соединялись с Окой. А мне еще предстояло загрузить лодку товаром, что на набережной пруда выглядело бы не менее странно. Так что я прибыл к заводской пристани на Оке, где грузился в прошлый раз. Обычно здесь было людно. Хозяйские возницы, доставляющие к пристани товар, приказчики на двуколках, гости. Кто-то всегда мог подбросить.
Не в этот раз. Всюду царил упадок. Торговля встала. Пристань обезлюдела. В результате мне пришлось пройти пятнадцать верст до резиденции пешком, по грунтовой дороге, лишь кое-где присыпанной доменным шлаком и битым камнем, но в основном представляющей собой жуткую грязь. Даже деревенька по пути и та называлась Грязной.
Дорога прошла между заполненным до краёв прудом и вечно работающим заводом. Стучали молоты, скрипели тяги водобойных колес, звенели цепи. Звучали короткие команды, редкая ругань или божба.
Недалеко от заводской арки, чуть в стороне от особняка я увидел вкопанный в землю столб, а рядом прикованного к нему человека. Кандальник выглядел стариком и находился на последней стадии изнеможения. Он сидел в грязной луже, прислонив спину к столбу, и едва шевелился от слабости. Табличку с указанием вины, понятно, никто не позаботился поставить. Обитатели завода наверняка это знали и так.
Дворецкий (а быть может простой слуга в ливрее) встретил меня у подъезда с большим подозрением. Слишком уж невзрачно я выглядел. Мокрый, пришедший пешком, даже не на двуколке. Не на двуколке, зато в треуголке и сюртуке.
— Не узнал? — спросил я слугу.
— Прошения просим, — ответил тот на всякий случай.
— Передай господам Баташевым, что Иван Емонтаев пришел поговорить по важному делу.
На моё счастье старший из братьев опять отсутствовал. Уехал в Петербург, как сообщил не слишком разговорчивый слуга. Тем не менее в этот раз встреча оказалась не столь радушной, как прежде. Никакого чая и плюшек. Меня провели в кабинет, где за массивным письменным столом восседал младший Баташёв. Бумаг перед ним было не особенно много, но промышленник выглядел серьезным, даже, пожалуй, встревоженным.
Он не стал предлагать обсохнуть где-нибудь у камина, даже сесть не предложил. Но я подцепив ближайший стул, без спроса поставил его ближе к столу и нагло уселся.
— Вот ведь какое дело, Иван Родионович, мне нужны пушки, — сказал я, опустив фальшивые приветствия и ненужные предисловия.
— Пушки? — удивился Иван.
Даже озабоченность с его лица сразу же стёрлась.
— Именно. Мне нужны пушки. Большие, малые, гаубицы, фальконеты. Нет! — я поднял ладонь. — Ничего такого! Никакой крамолы, воровства. Я их ставлю на корабли, в острожки наши, чтобы отбиваться от диких. В тех краях слишком опасно ходить безоружным.
— Не велено пушки-то абы кому продавать, — напомнил Иван.
Но перо отложил и чернильницу захлопнул. Значит интерес имеет не малый. Не зря пристань пуста, не шибко дело идёт.
— Знаю, что не велено. Но у меня есть разрешение.
С этими словами я положил на стол стопку серебряных монет.
— Казна-то тебе не скоро ещё платить будет, — пояснил я. — А ты можешь весь товар как чугунный балласт заявить или как лом. А то и вовсе ничего не заявлять. Кто тут у тебя считать будет?
— У меня никто не будет, — Иван кивнул на окно. — Вон один голос подал, третий день у столба сидит.
— Ну так, в чём дело?
— А если тебя поймают?
— Меня? — я рассмеялся. — Еще такой ловец не родился, что меня словит.
— Дорога не близкая до Сибири-то. На телегах год до моря Камчатского пушки тащить будешь, не меньше. А то и два.
— На почтовых отправлю.
— Ишь ты, на почтовых. А подорожная?
— Справлю и подорожную.
— Прохор! Чаю принеси! И к столу что-нибудь.
Ну вот, другое дело. Вскоре появился самовар, плюшки, пирожки с ливером. Бумаги были отложены. Серебро осторожно сдвинуто в сторону. И разговор совсем другой пошёл.
Через час мы ударили по рукам и я, пользуясь хорошим расположением духа, вновь закинул удочку на предмет специалиста по рудам. На это раз я предложил взять мастера в аренду. Пообещал, что сам доставлю его на край света и обратно верну лет через десять. А за услугу готов был отдать братьям долю со всех его приисканий.
С тем же успехом я мог впаривать им карту острова Сокровищ. Что старший, что младший Баташёвы строго блюли собственный интерес, но верили только лишь в то, что могли пощупать руками, или хотя бы увидеть. Тут в выксунских болотах от любого рудознатца польза, пусть и небольшая, но выходила, а до края Земли братьям было не дотянуться, а значит, пусть хоть и чистое железо там в недрах лежит, Баташёвых оно не интересовало.
— А этот старик у столба? — спросил я. — Помрёт ведь не сегодня, так завтра. Какой вам с него прок?
— А этот, — Иван презрительно махнул рукой. — Он из вечноотданных. Бывших государевых людей. Брыкается аки конь дикий. А толку с него чуть. У Демидовых, говорили, золотишко из кварцевой жилы ковырял, а здесь у нас другая история.