Страница 3 из 77
Повинуясь наваждению, коснулся смотрящего вниз мраморного ствола винтовки.
По сознанию ударило. Мир передо мной схлопнулся в точку, вытянулся в струну, выталкивая душу в бесконечную мглу безвременья…
Зрение вернулось не сразу. Глядел сквозь оптику прицела за скачущими фигурками. Перекрестие спешило выловить бронированное тулово того, кто плетется последним.
Ощутил касание мозолистого, привыкшего к спусковому крюку пальца. Девичий, чуть отросший ноготок, нежная кожа, плавный ход…
Затвор чуть слышно зашуршал, все тело обожгло приятным огнем. Плюнул вонючей сигарой гильзы. Потянулся всеми силами за следующим снарядом, загоняя его в ствол.
Я не прав. Не гляжу сквозь прицел ружья. Я и есть ружье в ее руках…
Фигурка бойца, прошитая насквозь, нелепо вскинув руки, повалилась наземь. Его товарищи совершили ошибку. Первым делом надо было рухнуть наземь, откатиться, огрызнуться туда, откуда прилетело очередью… Они же обернулись. Пулемет Молчуньи заговорил за двоих разом.
Откуда знаю, ее ведь даже нет рядом? Не знаю…
Пулемет загрохотал тяжким басом. Затянул заунывную песнь чужой погибели — отряд противника признаков жизни не подавал.
Это наш последний день. За спиной остатки сил самообороны эвакуируют гражданских. Мы — последний заслон на пути у чумы, которая уничтожит всех. Восточная армия далеко, дай бог через пять дней доберутся. Никто не мог предугадать, что коварный враг так быстро уничтожит западную…
Каждый выстрел — лишь попытка оттянуть неизбежное. Бой идет уже двенадцать часов. Она хочет пить. Хозяйка. Чувствовал ее жажду, как свою собственную. Сонливость, усталость, бурчит в животе. В ушах гремит данное самой себе обещание — держаться до конца! За нами Москва!
В голове сумбур воспоминаний: делим с ней одну голову на двоих. Школа, белые гетры, черная юбка формы, выпускной. Натруженные пальцы держат смычок, высекая из скрипки один плавный звук за другим. Аплодисменты, слезы на щеках родителей, поздравления друзей. Счастливые улыбки, гордый учитель пророчит блестящее будущее.
Восстание ружемантов. Добровольцем на фронт. У нее хорошо получается. Случайно попала в отряд, состоявший из самых разных девушек. Давали неделю жизни. Вместе больше года. За голову каждой объявлена награда.
Так распорядилась война. Чувствовал в ней родственную душу: я — оружие, она — оружие…
У нее острый, наметанный глаз: замечает неровно качнувшийся куст в двух километрах отсюда. Человек на такое не способен, но ей не обязательно быть человеком.
Новый вражий отряд у речной заводи. Ту часть сектора контролировала Веселушка, но ее орудие молчит. Значит, теперь это наш сектор обстрела.
Догадка мерзким бесом скачет перед глазами, лезет злыми слезами на щеки. Не время расклеиваться, время стрелять. За нее, за себя, за других. За всех.
Старался слабее бить ей отдачей в плечо. «Жалко?» — спросил сам у себя. Вспомнил, что оружие безжалостно.
Первому мы продырявили голову, второму грудь. Третий успел юркнуть за деревянный пень. Наивный. Мой калибр может пронзить стальную рельсу, а уж с деревяшкой-то… В доказательство моих слов, тело вывалилось в траву.
Четвертый стрелял. Орал, выл, безумно озираясь по сторонам — страх лишил его рассудка, превратил в легкую добычу.
Раздавшийся через мгновение щелчок был лишним. Хозяйка вздрогнула, реагируя на опасность, но слишком поздно. Та подобралась слишком близко. Вражий пистолет виделся мне противной игрушкой в руках гадкого мальчишки.
Офицерская форма, знаки отличий. Его собратья явили себя из кустов спецназом.
Остроглазая успела направить мой ствол в грудь поганцу, и я всадил в того последний патрон еще до того, как она спустила курок. Мимо. В ее руках я не ведал промаха, но сейчас стрелял сам. Мимо…
Ответный выстрел выбил меня из ее рук. Хотел кусаться, но нечем. Полетел в кусты, упал в грязь. Не смогу ее спасти, если не выстрелю, если…