Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 38

За час, пока они добирались от Берещино до какого-то молодого леска, выросшего на месте вырубки, Андрей Андреевич узнал, что война, гремящая сейчас на западе, оказалась невероятно тяжёлой и долгой. Закончилась она в том мире, куда они ехали, только 9 мая 1945 года, но полным разгромом Германии. Ценой двадцати миллионов жизни советских людей, и больше половины этих потерь составили мирные граждане, которых фашисты стреляли, вешали, жгли целыми сёлами, угоняли в рабство, травили газом в лагерях смерти. Дошли они до Москвы, Сталинграда и Кавказа, которые удалось отстоять только огромным напряжением сил. Почти три года был в блокаде Ленинград, где от голода погибло несколько сотен тысяч человек. Не хотелось верить в такой кошмар, но по слезам, выступающим на глазах маршала, было видно: не врёт он.

— Восстановились мы уже к сорок седьмому году, но тут новая напасть приключилась: союзнички наши бывшие, — ввернул крепкое выраженьице Будённый. — До прямой войны дело не дошло, но крови они нам по сей день много портят. Всё грозятся атомными бомбами забросать. Да только шиш им!

На мгновенье отпустив ручку качалки, бывший командарм Первой конной скрутил дулю.

— У нас теперь и своих бомб хватает, чтобы ответить этим американцам с англичанами! Вот прямо здесь, в Сарове, их и делаем. А эта самая дыра в прошлое, портал, как её физики называют, получилась как побочный эффект при их опытах с излучениями. Год они мучились, пока не научились делать так, чтобы стало можно сюда, к вам, грузы и людей пересылать и обратно забирать. И сейчас ещё эту установку отлаживают. Потому и работает она кое-как: пять минут работает, полчаса отдыхает. Но уже хоть чем-то можно будет помочь советскому народу в этой страшной войне.

О себе Андреев узнал, что совсем одолели его начавшиеся почти десять лет назад проблемы со слухом. Да так, что в 1950 году не смог больше работать в Политбюро: почти совсем оглох.

— Ты там, у нас, как и я, на пенсии. Только я — в распоряжении министра обороны, а ты — в Президиуме Верховного Совета. Да всё одно отошли мы с тобой от больших дел стараниями Никитки.

Да, да! Оказалось, после смерти Сталина в марте 1953 года в руководстве партии развернулась жёсткая борьба за власть, которую выиграл Хрущёв, которого здесь сейчас никто не воспринимает всерьёз. Его поддержали многие, опасаясь прихода на место Кобы Лаврентия, набравшего очень серьёзный вес. Да так набравшего, что за несколько месяцев наворотил немало дел, которые за пять прошедших лет не смогли исправить. Берию расстреляли, Никитка устроил «развенчание культа личности Сталина», обвинив Вождя. И репрессии против сотрудников НКВД.

— И тебя обвинял в том, что ты руководил репрессиями. Только забыл он, как сам требовал увеличить лимит на число расстрелов. Да так рьяно «чистил неблагонадёжных», что Коба ему резолюцию на письме написал: «Уймись, дурак!».

Дорвавшись до власти, Хрущёв совсем наплевал на мнение товарищей, принялся «рулить», как ему бог на душу положит. Вот и получилось, что в январе 1957 года «старая гвардия» в лице Молотова, Кагановича и Маленкова поставила на Политбюро вопрос о смещении его с должности Первого секретаря ЦК КПСС.

— Это не они, это ещё Хозяин решил так партию переименовать.

И чуть дело не сорвалось. Хрущёва очень поддерживал Жуков, ставший непререкаемым авторитетом во время Войны. Но незадолго до описанных событий его самолёт попал в аварию при посадке, и Георгий Константинович серьёзно пострадал, лежал в больнице. А усилий председателя КГБ Серова, лично преданного Никите Сергеевичу, не хватило, чтобы повлиять на членов ЦК, собравшихся на Пленум следом за заседанием Политбюро. Да и заместитель Жукова маршал Рокоссовский, оставшийся «на хозяйстве» на время болезни министра, отказался поддерживать Хрущёва.





— Отправили мы на пенсию Никитку. А то ведь он что удумал: собирался выбросить тело товарища Сталина из Мавзолея, куда его рядом с Лениным положили.

Будённый не знал, как бы поступил Хрущёв, узнай он о том, что «дырка в прошлое» ведёт в страшный 1941 год. Но ни Георгий Максимилианович Маленков, возглавляющий партию, ни Николай Александрович Булганин, руководящий правительством, ни председатель Президиума Верховного Совета Николай Михайлович Шверник, ни министр иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов, ни министр обороны Константин Константинович Рокоссовский даже секунды не раздумывали над тем, что следует помочь Родине в её прошлом отбиться от гитлеровцев.

— Всем, чем только можем, будем помогать. Надо будет — и я на фронт поеду! О, а вон и нам маячат, что мы на место прибыли!

И действительно: из придорожных кустов поднялся какой-то человек в непривычной форме с погонами и быстро взбежал на железнодорожную насыпь, чтобы доложиться Семёну Михайловичу.

— Ди… дипломатические отношения между СССР и СССР? Это нонсенс какой-то! Это их требование?

— Это моё предложение, — зажмурился от дыма раскуриваемой трубки председатель ГКО. — Формально они — другое государство с другим правительством, другими законами, собственной армией и даже иными государственными границами. У меня самого это не укладывается в голове, но это так. Причём, у них законная власть. Не мятежники и узурпаторы какие-то, а пришедшие к власти по нашим, советским законам.

— То…о есть, ты становиться во главе страны 1958 года не собираешься?

— Вече, ты знаешь, почему нельзя усидеть на двух стульях? Задницы не хватит. Если я только заикнусь, что решил всего лишь побывать там, в будущем, меня тут же обвинят в том, что я бросил страну в самый трудный для неё момент и сбежал. И будут правы. А руководить отсюда государством с ещё большей, чем у нас, площадью и экономическим потенциалом, через какую-то то работающую, то не работающую дырочку в глухих мордовских лесах… Нет, пусть руководят сами. Если за пять лет не пропали без меня, то не пропадут и дальше. А стараниями Никитки я в глазах многих тамошних коммунистов ещё и выгляжу этаким кровавым вурдалаком. Там их мир, вот и пусть его строят своими руками.

И снова Сталин затянулся дымом из трубки.