Страница 174 из 175
— Тише, разбудишь весь дом. — Обхватив ее лицо, он с трудом сглотнул застрявший в горле ком. Отголоски воспоминаний преследовали каждое движение. — В соседней деревне я нашел храмовника, который согласился обвенчать нас, но нужно спешить, к полудню он уедет. Он в таверне в паре часов езды. — Слова на языке приобрели вкус битого стекла, резавшего рот.
— Ты не передумал? Я решила, что ты меня возненавидел.
Он погладил ее по щеке, услышав, как треснул инирский лед, что остался от его сердца.
— Как я мог тебя возненавидеть? — Голос, согревший его горло, казался совершенно чужим. — Я люблю тебя. — Как только эти слова слетели с его языка, он понял, что солгал. — Но нам нужно спешить, иначе опозда…
Авалон прижалась к нему всем телом и поцеловала. Дамиан ответил, чувствуя в ее объятиях сладострастие могильного хлада, а на губах — медленный, смертельный яд, который уже давно отравлял и губил его.
— Ты поедешь со мной? — отстранившись, спросил он с надеждой.
Она нежно улыбнулась и кивнула. Черные распущенные волосы качнулись, точно морская волна. Дамиан ощутил зуд в руках, но сдержался. Они уже направились к лошадям, когда в дверях появился мужской силуэт.
— Авалон? Ты куда?
Она обернулась. В дверном проеме стоял коренастый трастамарец, сжимая в руке нож.
— Хорхе, все в порядке. Мы скоро вернемся, а ты иди ложись, тебе незачем нагружать ногу.
Трастамарец с подозрением уставился на Дамиана. В воздухе ощущался вызов.
— Твои дела не могут дождаться рассвета? — спросил Хорхе угрожающе.
Дамиан глубоко вздохнул. Сердце пропустило удар. Потом повернулся к Авалон и сказал:
— Езжай вперед. После моста держи на запад. Я догоню.
Она нерешительно качнулась на пятках, будто ее одновременно раздирали два желания: повиноваться и остаться. Дамиан протянул руку, провел большим пальцем по ее щеке и мягко спросил:
— Ты мне веришь?
Настороженность исчезла из ее взгляда.
— Да.
— Тогда сделай, как прошу. Нам с этим задирой нужно поговорить.
Дамиан дождался, пока Авалон уедет, и только после этого повернулся обратно к Хорхе. Тот стоял, опираясь на свеже-выструганную трость, мастерски держа равновесие.
— Думаешь я отпущу ее с тобой? — грубо спросил он, вскинув руку с ножом и направив его на Дамиана. — Ты мне не нравишься, cane.
— И что ты сделаешь, калека? Тебе, видимо, трастамарское солнце напекло в голову, раз ты думаешь, что можешь остановить меня.
— Я и на одной ноге могу тебя отделать. Я еду с вами. Если с ней хоть что-нибу…
Из рукава в ладонь Дамиана скользнул короткий кинжал. Он утопил его в животе трастамарца. С его губ сорвался сдавленный возмущенный стон. Дамиан выдернул лезвие и воткнул его еще несколько раз, целясь в легкие.
Ладонь стала мокрой.
Булькающая кровь текла изо рта трастамарца, пока он сползал на землю. Тихий свистящий звук при каждом вздохе казался оглушающим. Дамиан вытер лезвие о рубаху Хорхе, не обращая внимания на его ошалевшие от ужаса глаза. Потом медленно спрятал кинжал в сапог и, выудив из кармана огнива, несколько раз ударил ими друг об друга, высекая огонь. Слетевшие искры упали в солому на пороге, и из них родились изумительно яркие языки пламени. Хорхе затих.
Завалив дверь его телом, Дамиан оседлал коня и убедившись, что бурдюк все так же привязан к седлу, поехал за Авалон. Ее лошадь брела шагом, поэтому нагнал он их сразу после моста.
— Все нормально? — спросила она слегка встревоженно.
Ветер развевал ее длинные волосы и доносил до него оттенки ее запаха: гранатовый сидр, цедра лимона, сок красной смородины, мякоть клюквы, печеная кожица яблока и пряные трастамарские специи. На корне языке Дамиан почувствовал едкий привкус тошноты.
— Да, я ему все объяснил. Больше между нами не будет недоразумений. — Он отвязал бурдюк и протянул ей. — Не хочешь пить? Набрал из источника по дороге сюда.
Она странно на него посмотрела, но все-таки кивнула и, недолго поколебавшись, немного отпила.
— Горькая…
— Наверное, земля попала… — начал Дамиан, но продолжать не пришлось.
Глаза Авалон закатились. Обмякнув, она потеряла равновесие и, зацепившись за стремя, выпала из седла. Он подхватил повод ее лошади, чтобы та не понесла, и остановился. Голову кружило то ли смятение, то ли воодушевление. Дамиан сам не мог до конца разобраться, но одно знал точно: он наконец-то обрел власть над собственными страстями.
На горизонте показался отряд, в хвосте которого по колдобинам поля грохотала карета.
Заложив руки за спину, Дамиан стоял возле лестницы на помост, где устроили очищающий омеловый костер. Снег падал тихими хлопьями, похожими на пепел, изо рта вырывался пар, но ладони его на холоде все равно почему-то вспотели, а гулко бьющееся сердце неприятно несло вскачь. Он не видел ее больше четырех недель, пока шел суд. Ирод сам пожелал сделать процедуру по всем княжевым канонам, чтобы возвестить о новой эре в Храме: честность и непредвзятость. Дамиан не показывался на судах, несмотря на новое положение, которое требовало от него вовлеченности. Он отказывался под предлогом рассмотрения большой кипы бумаг, которые ему предстояло проверить, но на самом деле он боялся, что, увидев ее, снова поддастся яду, которым был отравлен. Однако он все равно знал, чем закончился суд. Она не признала свою вину в шпионстве и убийстве Симеона — она вообще не произнесла ни одного слова за все эти недели.
Раздался мощный звон колокола, отдавшийся вибрацией даже в костях, и Дамиан вздрогнул.
Вздернув подбородок, он покосился в сторону здания тюрьмы. Процессия задерживалась, и это окончательно его встревожило. Он уже даже сделал шаг в сторону ворот, когда они распахнулись. Пять храмовников сопровождали хрупкую фигуру, одетую в грязную серую рубаху. Босые ступни, связанные руки со шрамами от веревок на запястьях и сломанными, опухшими пальцами. Дамиан увидел, что губа у нее разбита, и ощутил прилив ярости. Он ведь приказывал не трогать ее. В груди шевельнулось болотно-зеленое чувство.