Страница 27 из 78
Глава 10
Проснулся я с дикой головной болью и еще более диким сушняком. Ну ебтвою, Илюша! Ну почему ты был примерным маменькиным сынком⁈ Почему не бухал пивас с двенадцати с другими пацанами⁈
Кое-как выбравшись из постели, я моментально попал в лапы Мишани.
— Доброе утро, — прогудела с порога черная гора.
Мишаня вышел из ванной, где, судя по валящему из дверей пару, принимал душ. Но не черные, бугристые мускулы моего соседа привлекли мое внимание, нет. Я, не моргая, смотрел на небольшое, на фоне мишани, розовенькое полотенце с котятками, которым мой сосед сейчас вытирался. Хорошо хоть трусы натянул…
— Миш, а скажи, чем ты руководствовался, когда…
Я просто ткнул пальцем в полотенце.
— А? Оно очень мягкое и хорошо впитывает воду, — пожал плечами Иванов, протирая свою блестящую черепушку.
Странно, вчера его башка не была похожа на начищенный самовар…
— Ты что, голову бреешь?
— Ага. Удобно. У меня волосы очень непослушные, тренироваться мешает.
— А полотенце у тебя впитывает воду хорошо.
— Угу.
— И тебя ничего не смущает?
— Что?
— Цвет?
— У тебя проблемы с мужественностью? — усмехнулся Иванов.
— У меня-то нет…
— Илья, это просто удобное полотенце, — вздохнул Мишаня.
— А может, все же…
— Нет, не может.
— Ну ладно.
Как оказалось, Миша проснулся еще в пять утра, сходил в спортзал, перекусил тем, что сумел стащить вчера с посвящения в первокурсники и сейчас был готов уже ко второму приему пищи.
— Надо бы и тебе вместе со мной подниматься, — заявил гигант.
— Ты ебу дал? В пять утра⁈
— А что такое? Самое время. Размяться, провести первую тренировку, покушать…
— Что значит первую⁈ — ужаснулся я.
— Ну как. Конечно первая. Потом тренировка после обеда и еще одна — перед сном. Чтобы это, ночью расти быстрее, — ответил Миша. — Ты же знал, что мускулы растут во сне?
— Впервые слышу, — ответил я.
— Поэтому ты и такой щуплый, — важно сообщил Иванов. — Но ничего, мы это исправим.
Мы шли по территории в потоке других первокурсников. Благодаря стараниям Мишани, я выглядел еще более-менее. Большинство первачей сейчас мысленно молили о смерти, а половина вовсе были еще пьяны, хоть и не понимали этого.
— Я все пропустил… — надулся я.
Блять! У меня было столько планов на эту пьянку! Я собирался перезнакомиться со всем потоком, чтобы стать в доску своим, может, познакомиться с кем-нибудь со старших курсов, а теперь я оказался в полной социальной изоляции и мой единственный знакомец — вот этот, исконно русский потомок жарких африканских просторов.
— Не знаю. Там скучно было. Девчонки выпили и тупо хихикали постоянно, парни молчаливые какие-то. Только что покушать можно было…
— Тебе лишь бы пожрать, Мишаня.
— У меня режим.
— Знаю-знаю, ты уже говорил.
— Печеньку хочешь? — внезапно предложил Миша.
Я с недоверием посмотрел на гиганта, щурясь от солнечного света и чувствуя, как к глазам подкатывает та самая похмельная светобоязнь вперемешку с головной болью, после чего утвердительно кивнул.
Как фокусник, Мишаня достал из своего портфеля пару печенюх, завернутых в салфетку. Вот уж где заботливая черная мамаша…
— Держи, — сказал мой сосед. — Мне печенье вообще нельзя, потому что…
— Режим, я помню.
— Сплошной жир в этом печенье, никакого белка…
— Угу, вредное, капец. Не ешь эту гадость, — согласился я, запихивая в рот уже второй кусок.
— Да и сахара в нем валом, что опять же…
— Полностью тебя поддерживаю.
— Лучше вот куриной грудки, да риса отварного. Или макарошек. Или гречи…
— Правильно, у тебя режим!
Я наконец-то посмотрел на своего соседа и увидел, как блестели его глаза. А смотрел он строго на мою руку, в которой я держал салфетку с печенюшками. И взгляд этот был голодный-голодный.
— Но вообще, наверное, иногда можно, — пожал я плечами. — Будешь?
— Ну только если кусочек… — смущаясь, ответил Миша.
Осторожно, словно это была драгоценность, Миша подцепил одну печеньку, после чего она моментально пропала в недрах черной горы. Для себя же спиздил, очевидно. Дал слабину. А сейчас решил избавиться, сбагрив мне. Но меня-то не проведешь. Эх, Миша-Миша, как же много нам предстоит работы по принятию себя…
Я только покачал головой и продолжил жевать. До главного учебного корпуса было еще минут пять ходьбы, как раз успеем доесть.
Ударная доза сахара из печенюх сделала свое дело — мои глаза немного открылись. Правда, ненадолго — уже к концу первой пары я распластался по парте и бессовестно дрых, как, впрочем, половина нашего потока. Мишаня же, как истинный дисциплинированный ботан, все аккуратно записывал за преподом в общую тетрадку. Кстати, первой парой у нас был этикет.
После мы выдержали спаренную лекцию по истории Российской Империи, во время которой Мишаня успел что-то схомячить из припасенного судочка, и на этом для первого дня все. В ректорате и студсовете понимали, в каком мы были состоянии, так что теория магии и практикумы унесли на конец недели, как и физическую подготовку.
В столовой, где сейчас на обед собралась вся гимназия, мы опять приковывали к себе массу взглядов. Половина глазела на меня — все же, первая дуэль в учебном году, да еще и между первокурсниками, вторая половина — на Мишаню. Точнее, на его поднос.
Не знаю, о чем договорился этот ирод с ректором, но при виде мощного негра кухарки и обслуга мигом засуетились. Специально для моего соседа откуда-то из недр кухни приволокли целую гору расфасованных по контейнерам порций, а на тарелку нагрузили риса, яиц, куриного филе, каких-то тушеных овощей, литровый графин со взбитой жижей непонятного происхождения и не бог весь что еще. По сути, только одной порцией Иванова можно было бы накормить четверых крепких мужчин, а соседушка собирался вхомячить это в одно лицо.
— Ты не треснешь? — спросил я, пытаясь втиснуться со своей тарелкой за стол, который был буквально завален едой соседа.
— Мне надо минимум шесть тысяч калорий в день и хотя бы четыреста граммов белка, иначе схудну, — прогудел Мишаня, резво приступая к поглощению пищи.
— Я боюсь спросить, что в графине, — сказал я, косясь на мутное пойло белесого цвета.
— Детское питание, — прогудел Миша. — Белка добрать… А то много кушать тяжело…