Страница 6 из 27
Постепенно и мучительно патриотическое движение выходило из маргинальной фазы. Я помногу и часто говорил о том, что всеядность погубит оппозиционное движение, превратит его в пеструю “богемную тусовку” с неопределенными политическими возможностями. Считал и считаю, что всеядность была избыточной, что идеологический синтез не произошел (или произошел не в тех формах и не в том качестве) еще и потому, что брошенные в смысловой котел ингредиенты были слишком контрастны, слишком самодостаточны и слишком несовместимы. Все это так. И я готов еще раз это все повторить. Но говоря об этом, я никогда не девальвировал тот титанический труд, который патриотическая интеллигенция и патриотические политики осуществили ВМЕСТЕ в невыносимых условиях, шаг за шагом выводя реальную патриотическую идеологию из дебрей маргинального бреда.
Десятки и сотни интеллигентов давили на бродящую маргинальную массу силой своей мысли и слова. Они требовали, чтобы смутные чувства и образы гибели Отечества преобразовались в нечто, хотя бы отдаленно напоминающее политическое мышление. Они заставляли планировать и считать ходы, думать об устройстве элиты, об игровых схемах и комбинациях, о философии исторического процесса, о единстве почвенного и технократического в советской истории, о реальном соотношении в этой истории государственничества и его подрыва, о причинах поражения СССР, о сложной логике преемственности и взаимного отрицания в советском и досоветском периоде, о взаимоотношении атеизма и высоких религиозных смыслов, о явной и скрытой сакральности.
Все это приходилось делать, повторяю, в тяжелейших условиях. На фоне застарелых взаимных недоверий, на фоне мелких лидерских амбиций, откровенных и скрытых провокаций, на фоне “синдрома поражения”, создающего все специфические комплексы политической неполноценности, на фоне недоученности значительной части оппозиционных кадров, их неготовности к большой организационной и собственно политической работе. На фоне всего того, что я называю огульным и убийственным отрицанием современности.
Не соглашаясь со многим из того, что выстраивалось в идеальном и практическом плане все эти годы (и, как теперь показала практика, не соглашаясь с этим зачастую вполне осмысленно и практично), я одновременно поражался терпению, энергии, я бы сказал даже - психической устойчивости и политической “мужицкой прочности” Проханова и Зюганова, которые работали бок о бок в этом сумасшедшем доме и ухитрялись как- то отсеивать очевидных придурков, провокаторов, просто больных людей, как- то утрясать несовместимые смыслы в больном обществе, начиненном памятью о прошлых распрях и готовом воспроизводить эти распри заново.
ДА, МНОГОЕ БЫЛО СДЕЛАНО не так. Да, в смысловом котле варилось слишком много несовместимого, а зачатую ядовитого варева. Но вопреки всему это куда- то двигалось. И уже зримо можно было отличать крупные политические структуры от богемных тусовок, солидные оппозиционные органы печати от бульварных радикально- маргинальных псевдополитических “листков”. За этими отличиями, которые сейчас кажутся очевидными и как бы изначально данными, - гигантский труд, человеческие жизни, положенные на алтарь слабых, но ощутимых сдвигов от маргинальности и беспомощности к политической дееспособности.
С точки зрения той идео- логики, которой я оперирую, подобное движение с многократной “утряской и усушкой” исходно некондиционных “политпродуктов”, с мучительным политическим и организационным взрослением руководителей вчерашних не очень крупных политкружков, было равнозначно как бы конструированию и реальному созданию в формате политической практики целой колонны идейно- политических и организационно- кадровых фильтров и конденсаторов, которые втягивали в себя протестную энергию и очищали ее, оздоровляли, собирали, преобразовывали. Представим себе, что вся эта колонна фильтров и конденсаторов рухнет. ПРОТЕСТНАЯ ЭНЕРГИЯ ОТ ЭТОГО НЕ СТАНЕТ СЛАБЕЕ! Но она перестанет очищаться, возгоняться, структурироваться. Что будет? Мутный поток первичных агрессивных импульсов, помноженный на разочарование в коммунистическом предательстве. Разочарование, которое, как все мы понимаем, будет осознаваться в рамках “бульварных” схем изначального, “векового” предательства коммунистов…
Да, номенклатура в значительной и очень значимой части, видимо, окончательно отпала, предала, смутировала. И что? БЕРЕТСЯ ЛИ ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ИТЕЛЛИГЕНЦИЯ ВОСПОЛНИТЬ ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ, ЭЛИТНЫЙ, ЛИДЕРСКИЙ ДЕФИЦИТ, СТАТЬ САМОДОСТАТОЧНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СУБСТАНЦИЕЙ, СПОСОБНОЙ ПОВЕСТИ КЛАССОВЫЕ И ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРОТЕСТНЫЕ МАССИВЫ В СТОЛЬ СЛОЖНЫХ УСЛОВИЯХ? Есть ли такая интеллигенция? Собираемся ли мы ее создавать? Накапливать, взращивать? Какие структурные формы это примет? И наконец, вся политическая оппозиция прошла длинный путь. Куда она пришла - вопрос другой. Кто ее туда привел - тоже вопрос не праздный. Возлагать всю ответственность на Зюганова и Селезнева здесь не приходится. Тут нужно сказать правду о самих себе. Сказать себе и другим.
Но ведь указанным выше путем самопреодоления, очищения ШЛИ ДАЛЕКО НЕ ВСЕ! Кто- то не захотел отказаться от маргинальности. Кто- то не смог никуда пойти в силу своих специфических качеств не лучшего типа. Кого- то удержали на провокационной “скамейке запасных” разного рода “кураторы”. Теперь начинается РАЗРЫВ КОММУНИКАЦИЙ МЕЖДУ ШЕДШЕЙ ВПЕРЕД И ЗАШЕДШЕЙ В ТУПИК (НО ВСЕ ЖЕ ШЕДШЕЙ КУДА- ТО И ЧЕМУ- ТО УЧИВШЕЙСЯ ПО ДОРОГЕ) ОППОЗИЦИОННОЙ ГОЛОВКОЙ И - МАРГИНАЛЬНЫМ АРЬЕРГАРОДОМ! Так что же - мы в ухудшенном виде вернемся к эпохе маргинальных сшибок 1990 года?
В ухудшенном, подчеркну! Ибо тогда это была восходящая маргинальность, а теперь это будет маргинальность нисходящая и остаточная. Потому, что тогда маргинальное и немаргинальное было смешано, а теперь концентрация маргинальности будет гораздо выше. Потому, наконец, что маргинальность арьергарда за годы его пребывания в оном резко усилилась. Он еще больше “стух”, озлобился, отупел, опровокационился во всех смыслах. И ЭТО будет замкнуто на протестный потенциал уже не через бульварные радикал- патриотические листки, а через серьезную крупнотиражную публицистику?
Разрыв с элитной частью своего политического движения всегда болезнен. Иногда он необходим. НО ЛИШЬ КАК КРАЙНЕЕ И ПРЕДЕЛЬНОЕ СРЕДСТВО. Применение подобного средства требует от тех, кто на это пошел, СОВЕРШЕННО НОВОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ВО ВСЕМ, ЧТО КАСАЕТСЯ ДАЛЬНЕЙШЕЙ СУДЬБЫ ПАТРИОТИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ. Даже то дозированное протестное хулиганство, которое было позволительно в крупной оппозиционной печати тогда, когда она шла рука об руку с серьезной и ответственной (уже в силу своего статуса и пути) оппозиционной политикой, теперь, после разрыва, становится категорически неприемлемо.
ДАЖЕ ЕСЛИ ЗАВТРА крупные патриотические издатели, бросившие сколь угодно справедливый вызов порочному верхушечному компромиссу, будут делать то же газетное дело, какое делали вчера, крен в направлении маргинализации все равно произойдет. Для того, чтобы этого избежать, НУЖНО СОЗНАТЕЛЬНО ЗАКЛАДЫВАТЬ “АНТИКРЕН”, нужно “респектабелизоваться” и “осолидниваться” (при полном сохранении своего лица и бескомпромиссности своей позиции) с такой скоростью, с какой перед близким боем окапываются брошенные на промерзлое зимнее поле пехотные батальоны.
Это нужно делать не из чувства страха перед какими- то “Комиссиями по экстремизму”. Это нужно делать не ради перестановки фишек в игре имиджей и возможностей. Это нужно делать из чувства ответственности перед массами, которым ЗАДАЕТСЯ НОВЫЙ ФОРМАТ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА. Из чувства ответственности за свой же исторический вклад, свою жизнь, отданную делу политического строительства. Это нужно делать, зная, что ты теперь, после брошенного вызова, - уже на переднем крае. Что “на номенклатурной тризне”, которую ты же и справил, на этой, как говорил Твардовский, “тризне грозного отца” - ты и твои товарищи отныне и навсегда “стали полностью в ответе за все на свете до конца”. В этом расставании с номенклатурой не должно, не может, не имеет права возникнуть даже тени интеллигентского инфантилизма, бунтарства, желания “отвязанно порезвиться”.