Страница 12 из 27
По рассказам Евгения Ивановича я, как слепой, ощупывал ту войну, узнавал ее по этим приметам, легко вживался в то время.
Вскоре после встречи с Евгением Ивановичем я возвращался из командировки в Гори, к Сталину. Любя поезда и смотренье в окно, ехал по железной дороге. Морозной зимней ночью за станцией Прохоровка вдруг засветилась высоченная, белая, будто снеговая глыба нового православного храма на месте того танкового сражения. После мрака, в который погрузили Грузию ее нынешние правители, после керосиновых ламп на вокзалах, стеариновых свечей в домах, это обилие света вокруг святого для каждого русского места глубоко тронуло, что-то вроде молитвы за Россию шепотом сорвалось с моего языка: “Пусть вечно сияют наши храмы, - думал я. - А мы будем вечно помнить о наших отцах”.
У БЕЛЫХ КРЕСТОВ
Вот уже четыре года перед Домом правительства вызывающе-гордо цветет мемориальная территория в память о погибших защитниках “Белого дома”. Сильные духом, честные, сердечные русские люди по будням ухаживают за мемориалом, готовят его к торжественным дням.
Каждый из них заслуживает отдельного рассказа в нашей газете, что мы и намерены сделать в ближайших номерах. А для начала беседуем с руководителем “Вахты памяти”, активным участником событий 1993 года, русским художником Андреем Подшиваловым.
- Мы сидим у тебя в мастерской, Андрей. В окружении прекрасных русских пейзажей, выполненных в традициях нашей классики. А по видеомагнитофону я слежу за кадрами снятого тобой телефильма. На экране - Пресня, знакомый поминальный крест, липа в траурных лентах…
- Недавно мы сняли этот документальный фильм. У нас нет ни штатива, ни специального освещения, ни сценария, ни монтажного оборудования. Есть одна камера. Но, несмотря на это, фильм получил довольно широкое распространение. Подобный киносамиздат действует сильнее, чем многие профессиональные версии событий октября 1993 года. Ведь если бы Солженицына в советское время напечатали большим тиражом в хороших изданиях, он бы сразу актуальность потерял и не сделал того, что сделал позже.
Но главные наши силы направлены, конечно же, на поддержание в порядке и совершенствование мемориальной территории. Работа наша не прекращается круглые сутки. Ведь вахта памяти потому и называется вахтой, что люди как вахтеры приходят каждый день. Интересно бывает слушать, как у мемориала говорят: “Это народ сделал”.
А ведь за этим народом стоит конкретный человек. Если я не пойду и не покрашу столб, потом не подвяжу на него ленточку или не залезу на дерево, чтобы повесить на него флаг, или не смастерю стенда, то этот так называемый “народ” ничего не сделает. Даже за народными песнями и стихами стоит определенный человек, и этого не стоит забывать.
Вахта памяти вышла на свою работу сразу после того, четырехлетней давности, расстрела. И чего только ни пережили мы за это время. Если рассказывать, то не один бестселлер можно написать.
Костяк нашего коллектива прошел огонь и воду, это настоящие герои, хотя по внешнему виду не скажешь - старушки, дедули, ребятки простые. Но они истинные борцы оппозиции: создают массовки, собирают подписи, агитируют и, самое главное, делают они все это бескорыстно. В лучшем случае, за свою работу получают пулю в сердце - тогда о них немного вспоминают. А потом опять говорят - это народ. Правда, вот недавно КПРФ благодарность им объявила в виде грамот, которые с горем пополам отпечатали и принесли мне, чтобы я их раздал… Разве так благодарят?! Да и сами грамоты - отпечатанные в несколько минут бумажки. Мне их и вручать-то стыдно…
В нашей “вахте” все согласны, что выше любви к Родине нет ничего. Сначала идет любовь к Родине, потом к матери, к жене и детям, а потом все остальное. И высшее предательство - это предательство Родины, за что везде существует высшая уголовная ответственность. А у нынешних демократов вместо любви - цинизм. Можно женщину любить, говорят они, - бесплатно или за двести долларов, а Родину, мол, любить - смешно, это что-то такое неприличное.
Вот почему я и уважаю этих святых людей из “Вахты памяти”, которые в 1993 году пришли защищать “Белый дом” и которые оттуда не ушли по сей день - вместе со своими погибшими товарищами стоят в одном ряду. А это ведь опасно: выйдет охрана и за привязанную ленточку расстреляет. Или в подъезде могут стукнуть как-будто случайно, машиной сбить переходящего якобы на красный свет. Но люди приходят, работают и не боятся. Это единственное в стране место, где до сих пор висят Андреевский, Имперский и флаг Советского Союза - висят перед американским посольством и перед этим ненавистным Домом правительства. Здесь - своеобразный очаг людского горя: сюда приходят бастовать шахтеры, учителя, аграрии. Они здесь получают не меньший заряд борьбы, чем прочитав газету “Завтра”.
Мы могли бы годика два пособирать деньги и построить - не ахти какой дорогой - но памятник, и не мерзнуть, не мокнуть здесь каждый день. А мы постоянно работаем: кто тряпочку обветшавшую заменит, кто веночек подновит, кто крест новый смастерит. Все держится на самодеятельности, потому что воздействует очень сильно - люди приходят и удивляются, что все еще существуют развешенные фотографии, картины на стенах, стихи. Люди приезжают со всего мира посмотреть на оставшийся кусочек советской власти, кусочек порядочности и честности. Об этом и наш фильм, в котором каждый кадр наполнен символами: фильм-молитва.
Многие скажут, что наша работа проста: пришел, подкрасил, подвязал, постоял. А ведь за всем этим стоит очень много незаметных на первый взгляд трудностей. Вот, например, у меня жена не работает, я учусь и получаю стипендию 70 000 рублей, на которые могу купить 10 тюбиков краски. В таком же положении все мы. Нам приходится ползать по помойкам и свалкам в поисках материала и даже простого камня, чтобы поставить фундамент для того же креста. Обращался я к одному известному скульптору, так он меня просто выставил, не захотел даже со мной разговаривать: он ведь ставит такие монументы!.. А мы тут пришли с какой-то мелочью…
Но мы продолжаем работать, и только Бог ведает, чем мы при этом руководствуемся. В большинстве своем тем, что в нас было вложено в детстве, в нашем воспитании с возвышенными категориями любви к Родине, партии. А нынешнюю КПРФ я отказываюсь понимать. Не знаю, что в них больше - трусости, пофигизма или предательства.
Если говорить образно, пусть несколько преувеличенно и не в нашу пользу, то я понимаю ситуацию так: начало всего социалистического - это выстрел с “Авроры”, окончание - эти кресты на нашей мемориальной площади. И тогда тоже свергали не монархию, а ненавистную буржуазию. В Петербурге - “Аврора”, в Москве - крест. Я не знаю, кто дернул за шнур, чтобы выстрелить из “Авроры”, зато я знаю, кто поставил этот крест - “Вахта памяти”. А это место, где он стоит, - славное и в то же время проклятое: здесь убили и царя, но царя не как личность, не как человека, а как что-то духовное, истинно русское. Здесь произошла духовная смерть монархии. В 1991 году здесь разбомбили Советский Союз, а в 1993 году - советскую власть и последнюю надежду на возрождение. За нами, за нашей работой стоят правда и любовь, а это, как мне кажется, и есть Бог. Он нами и руководит.
- Андрей, прошло четыре года, но я чувствую по тебе, по твоему темпераменту, что все в тебе еще живо и никак не иссекают та боль и любовь.
- Я этим живу, в этом варюсь. То, что мы сейчас делаем, невозможно без мужества и смелости. Надо обязательно быть таким - смелым и мужественным. Но я, к сожалению, трус, я самый настоящий трус в полном смысле этого слова. Я очень боюсь, что меня побьют, изуродуют, ранят или убьют…
- Этого, Андрей, боится всякий, только не всякий находит в себе мужество признаться в этом…
- Раньше, до 1993 года, я любил слушать стариков, когда они рассказывали о том, как служили у Чапаева, у белых, у красных… И слушая их, я старался понять, что такое война, почему случаются такие моменты, когда любящие друг друга люди вдруг берут жуткие приспособления, которые называются винтовками, танками, пулеметами, и начинают друг друга кромсать, терзать, убивать, и делают это с довольно частой периодичностью? Какая идея их вела и ведет - в гражданскую войну, в Отечественную и сейчас? И со временем я потерял ориентацию - мне стало казаться, что все рассказанное происходило со мной: пролетая на трехсотметровой высоте на воображаемом боевом самолете, я чувствовал трупный запах мертвецов, покоящихся в болоте, слышал выстрелы и крики умирающих. Я ощущал смерть. После этого у меня возник протест против насилия и смерти. Именно только поэтому я и приплелся в 1993 году к “Белому дому”, потому что каким-то внутренним чутьем я ощущал, что люди начнут погибать, руководимые беззаконием и алкоголиком. Я как трусливый человек пошел туда, стараясь предотвратить нечто страшное, хотя были мысли, чтобы отсидеться - просто взять этюдник и уехать в деревню. Но не уехал. И каждый член нашей “Вахты” был у “Белого дома” все десять дней. Сабир, например, глаза убитым закрывал. Анна Александровна противогаз отдала ребятам, а сама перетаскивала трупы. Виталика одного из первых подстрелили. А когда многие разбежались, поняв, что восстание захлебнулось, эти ребята остались, на их глазах происходил ужасный расстрел.