Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 14



Главный удар в 9-й армии наносился корпусом комдива Шмырева, но входящая в него 44-я стрелковая дивизия, моя дивизия, еще находилась в пути! То есть, сила удара уполовинилась, и на острие атаки оказывалась одна 54-я горно-стрелковая дивизия. При этом никто не обращал внимание, что наступать придется практически по бездорожью, что местность пересечена речками и озерами, заболочена, а это делало наступление еще более проблематичным. В чем было подавляющее преимущество Красной армии, так это в технике: танках, артиллерии, самолетах, но не везде: в наступающей 9-й армии не было и сорока танков! Обещанная бронетехника стала прибывать уже после начала наступления!

В этих условиях планировать за три недели преодолеть 240 км до Ботнического залива по прямой было откровенной фантастикой. Воевать – это не оловянных солдатиков переставлять по карте! Когда же все пошло не так, свежую 44-ю раздергали по кусочкам, а потом то, что осталось, бросили на выручку 163-й дивизии, оказавшейся в окружении. На Раатской дороге финны разбили мою дивизию, рассекли по частям и фактически уничтожили. Именно катастрофа 44-й стала основой уверенности в слабости Красной армии, и не только у Гитлера. Англия и США очень долго сомневались в том, что СССР сможет победить в этой войне.

Думай, Леша, думай, а то сожрут тебя финны, а наши еще и к стенке за это поставят…

Оказывается, я терпеть не мог перестук вагонных колес. Мой, тот, которого должны расстрелять, путешествовать в поездах любил. А что ему? Сорок лет и полон сил. Физических. А вот характер! С бабами не везло. Они чувствовали, что в душе он мягкосердечный и им можно крутить, как только пожелаешь, это с виду – суровый вояка, а душа-то ранимая, нежная. Первая жена и единственная любовь сгорела от испанки, женился он по молодости, в горящие годы Гражданской войны. Марфуша должна была родить, да не судьба. Он из лап испанской смерти выбрался. Повоевал: против Колчака (там и познакомился с женой, там ее и потерял). Потом бои с махновцами и врангелевцами, попал на курсы краскомов, причем повторные курсы были уже в Сумах, заштатном тихом городишке, провинция! К 37-му году дослужился до командира полка, а потом была «командировка» в Китай, военным советником. Репрессии тридцать седьмого его не зацепили, и не потому что был в Китае, чего уж там, повезло, не было среди его знакомых близких сподвижников Тухачевского. В Китае сражался храбро, великих побед не одержал, но и горьких поражений не было. Учил воевать местных товарищей, учился воевать сам. Наверное, был не так и плох. Во всяком случае, вернулся из Китая комбригом и принял 44-ю дивизию (Щорсовскую). Судьба ее была в ТОЙ реальности незавидной: долгое время была одной из лучших, показательной, «выставочной» дивизией Киевского военного округа, но была разбита в Финскую. В Великую Отечественную сражалась стойко, но попала в Уманский котел, где опять была разбита, выйти из окружения удалось буквально единицам, после чего и была окончательно расформирована. Значит, попробуем решить задачу-минимум, спасти дивизию от позора Раатской дороги. А себя, любимого, от свидания с расстрельной командой.

Какие-то мысли у меня появились. Их и надо было проверить.

– Доброе утро, Ануфрий Иосифович!

– Доброе утро, Алексей Иванович! – начштаба, которого должны расстрелять вместе со мной, проявился сразу после дивинтенданта.

– Чем это ты нашего снабженца озадачил? Он от тебя вышел красномордый такой, как свекла…

Волков с огорчением посмотрел на остатки моего чаепития, видимо, ожидал увидеть другой порядок напитков на столе. Вспомнил, что к водке оный полковник имел откровенную слабость. Открыл дверь купе, и сообразительный адъютант быстро привел стол в порядок.

– Жрать надо меньше, краснеть не придется – со хорошей такой злостью ответил.

– Это точно, Зашкурный сальца себе за шкуру залил хорошо, – пошутил штабист. Интенданта дивизии никто особо не жаловал. От него так и несло на километр: я пройдоха, мой гешефт самое главное, остальное – подождет. Но Волков не сплетничать пришел, или нет? И все-таки быстро перешел на серьезный тон:

– И всё-таки, Алексей Иванович, ты какой-то не такой сегодня…

– Да, пришлось объяснить нашему безмерному товарищу интенданту, который скоро в купе и боком не протиснется, будет из прохода докладывать, что не на маневры едем, что бойцы в шинелях и бойцы в полушубках – совсем разное дело. Ну и про политику партии и правительства тоже, доходчиво… Да.

Полковник что-то прокрутил в голове (не дурак, хотя и любит приложиться к чарочке), и выдал:

– Значит так, ты из штаба округа вернулся какой-то не такой, Алексей Иванович, что-то узнал? Так что такого страшного? Поделись с боевым товарищем.

– Нашептали мне…

– Неужто кто-то накаркал? – мой начштаба, полковник Волков смотрит иронично, но все-таки скользит в его взгляде неуверенное: «неужто что-то важное узнал?».



– Знаешь, был я на приеме у самого… Ты же знаешь, Семен Константинович любит поговорить, дать напутствие, вот и получал я… напутствие.

– Говорил с ним? – немного ошарашенно заметил Волков.

– Да, откровенно поговорили, я даже не ожидал. Теперь думаю, что делать. И ты, Ануфрий Иосифович, присоединяйся.

– Слушаю, Алексей Иванович! – и Волков превратился в слух.

– О командарме Духанове он очень невысокого мнения. Считает, что его потолок – дивизия, не больше. Но отдуваться-то нам с тобой. Отсюда, вытекает, что наша задача сделать так, чтобы наши головы не слетели. Смотри, мы должны действовать в направлении главного удара, а один полк у нас уже забирают. Если раздергают дивизию по частям, нам потом крышка.

– Не преувеличивай.

– Не преувеличиваю. Кто начинает наступление, не сосредоточив все части на направлении главного удара?

– Идиот.

– Сам ответил на свой вопрос.

Тут в купе появился и комиссар дивизии, Иван Тимофеевич Пахоменко, которого мы иначе чем «Батя» не именовали. Полковой комиссар Дмитрий Николаевич Мизин[39], занимавший эту должность накануне выступления дивизии слег с пневмонией, теперь Пахоменко сочетал в себе сразу две должности: комиссара дивизии и начальника политотдела. А кому сейчас легко? А ведь из нашей руководящей троицы он самый молодой. Батя тоже поинтересовался тем, почему Зашкурный бродит по вагону, нашёптывая себе под нос «лыжи… палки… санки…». Пришлось все повторить, добавив еще пару фамилий. От фамилии Чуйкова поморщился начштаба, знает, что тяжела рука у комкора и к рукоприкладству оный весьма расположен. А вот на Мехлиса оба среагировали подсознательно ужаснувшись. Крутой и неподкупный норов этого преданного партии и Сталину человека был хорошо известен. Не знаю, из-за чего, но мозгового штурма в итоге не получилось. Ни одной идеи на-гора не выдали. Пришлось их отпустить, не солоно хлебавши. Что делать? Фотографическая память выдала строки, отдающие свинцом: «Трусость и позорно-предательское поведение командования дивизии в лице командира дивизии комбрига Виноградова, нач. политотдела дивизии полкового комиссара Пахоменко И. Т. и начштаба дивизии полковника Волкова, которые вместо проявления командирской воли и энергии в руководстве частями и упорства в обороне, вместо того, чтобы принять меры к выводу частей, оружия и материальной части, подло бросили дивизию в самый ответственный период боя и первыми ушли в тыл, спасая свою шкуру»[40]. Да, это из приказа Северо-Западного фронта, который я увидел в каком-то сборнике документов по Финской войне.

Я много думал, пока мы ехали, пока поезд громыхал по шпалам, пока мелькали за окнами городки и полустанки, думал над тем, как я отношусь к ним: к Виноградову и руководству 44-й дивизии. Вроде бы неплохие ребята, всем около сорока, но… какие-то блеклые, безынициативные, решает все начальство, наше дело – приказы выполнять. Если говорить честно, в их личной храбрости не сомневаюсь, знаю, что сам комбриг пулям не кланялся, но его дело не пехоту в атаку водить – для этого другие командиры есть. И по большому счету, расстреляли их правильно. И нечего на жуткого Сталина кивать, мол, Сталин во всем виноват. В чем? В том, что дивинтендант Зашкурный не озаботился об обеспечении бойцов теплой одеждой? Что комдив и начштаба не обеспечили ведение разведки, боевое охранение? Позволили финнам небольшими силами рассечь дивизию? Сколько людей положили! Так что расстреляли их по делу. Реабилитировали не по делу. Ладно, хрущевские реабилитации всех скопом – тема отдельного разговора. Не считая Сталина ни ангелом, ни демоном, не вижу, в чем его вина в гибели тысяч парней на Раатской дороге! В том, что война началась? Она бы и так, и так началась, к этому все и шло. Нет, в гибели конкретных парней в конкретном месте виноват, в первую очередь, их командир. И точка!

39

Мизин Дмитрий Николаевич, военный комиссар 44-й дивизии, в ТОЙ истории пропал без вести в ночь с 6-го на 7-е января 1940 года, предположительно, попал в засаду противника на 14-м км Раатской дороги, в этом варианте истории остался жив, хотя из пневмонии выкарабкался с большим трудом.

40

Приказ военного совета Северо-Западного фронта от 20 января 1940 г.