Шофер

Агенты уголовного розыска ждали Радкевича, его фотографии и словесное описание были у всех сотрудников, они их наизусть, можно сказать, запомнили. Но вместо Радкевича менять драгоценности на деньги приехал Шпуля, его здесь никто не ждал, и поэтому на его появление не отреагировали. Гершин спрыгнул с пролётки в одиннадцать, как и говорилось в оставленной в тайнике записке, зашёл в подъезд и сначала ошибся дверью, перепутав квартиры, долго искал нужную комнату, не найдя, спросил у жильца, точившего нож на кухне, и только после его подсказки прошёл в седьмую. Потом подслеповато разглядывал таблички и надписи в длинном коридоре. Наконец, вставил ключ в замочную скважину, и зашёл внутрь.

Вместо газеты «Правда» на тумбочке лежал журнал «Мурзилка». Но опять же, подслеповатый Гершин этого сразу не заметил, задел журнал, тот упал на пол и задвинулся наполовину под тумбочку. Наклоняться и поднимать его Шпуля не стал, увидел, что там что-то печатное лежит, и успокоился. Он, сверяясь с запиской, отвернул у кровати шишечку, достал прут, отодвинул кровать и засунул ключ в отверстие. Половица щёлкнула, открывая тайник, Шпуля опустился на одно колено, положил рядом с собой пачку денег, пошарил рукой, озадаченно посмотрел на пустое углубление. Никаких ценностей в схроне не было.

В этот момент дверь шкафа распахнулась, и в комнату со стороны соседа ворвались люди в штатском, но с револьверами. Шпуля было подумал, что это конкуренты, но тут же понял, что с этим ему не повезло. С конкурентами можно было договориться, с агентами уголовного розыска — нет. Гершина уложили на пол, надели наручники. Один из легавых поднял журнал, хотел было положить его на тумбочку, но внезапно решил рассмотреть повнимательнее. А потом забрал одного из своих, и бросился в коридор.

Радкевич был возле дома в десять, но внутрь не пошёл — он должен был проследить, кто зайдёт вслед за Шпулей, чтобы забрать деньги. Шпуля возражал, он считал, что замена содержимого происходит перед тем днём, когда они сюда приезжают, но Герман думал иначе.

— Сам посуди, — говорил он, — ты деньги положил, они так и будут лежать? Нет, сразу их заберут, а потом перед следующим обменом стекляшки положат. И этот человек будет следить за тобой, а я его сразу вычислю, и тогда голубчик от нас никуда не денется, приведёт к остальному товару.

— Пусть вон Косой проследит или Рябой, — предлагал Шпуля.

— Они уже следили, и без толку. Нет, лучше сам этим займусь.

Они с Петькой оставили машину на углу дома и поднялись на чердак соседнего здания, там через слуховое окно было видно всё как на ладони. Над ними, на крыше, кто-то расхаживал, каблуки били по железной кровле. На первый взгляд во дворе и на улице всё было спокойно, никто за Шпулей внутрь не пошёл, и не высматривал. Герман начал беспокоиться, когда прошло четверть часа, а Гершин обратно не появился. Он только собирался послать Петьку на разведку, как его подельника вывели в наручниках и усадили подъехавший автомобиль, следом за ним вышли двое легавых, уж их Радкевич навидался, залезли в машину вслед за Шпулей. Тот, что гремел сверху, на крыше, спустился по лестнице на чердак, осмотрелся, Германа и Петьку не увидел, ушёл вниз.

— Чую, и по нашу душу пришли, — Герман не отрываясь смотрел на разворачивающиеся события, Петька собирался что-то сказать, но он ему не дал, сжал ладонью плечо, — заткнись.

К дому подъезжали автомобили, пролётки и самокатчики, люди поднимались и спускались, теперь агенты и уполномоченные не таились и действовали открыто. Радкевич даже дышать боялся, он выждал как минимум часа два, пока всё не стихло, и только тогда поднялся.

— Уходим, — приказал Петьке. — Шпуле мы уже не поможем, самим бы на свободе остаться.

— На машине?

— На извозчике, идиот, машина больно приметная. Да поторапливайся, своё бы спасти.

Но на Генеральной, куда они приехали, уже вовсю орудовали чекисты, рядом с рестораном чадили бензиновой гарью несколько милицейских грузовиков. А из дома на Бужениновской улице выносили вещи, во дворе стоял Зуля в наручниках, покачиваясь на ветру.

— Твари, — прошипел Герман, прикидывая, что сотни червонцев, которые лежали в кармане, надолго не хватит, — про этот дом только Шпуля знал. Хотя нет, не только он. Точно, шофёр Коврова меня подвозил. Сволочи, они с чекистами заодно. Ну ничего, Петька, мы своё вернём.

Бахматов проверил список жильцов, отыскал в коммунальной квартире одиннадцатую комнату, из всех дверей без отметок выбрал наиболее подходящую. Дверь эта была заперта, но второй агент угро обладал необходимой физической силой, и снёс створку с петель.

Внутри обнаружились двое мужчин, они перетряхивали одежду, вспоротый матрац пучился комками ваты, мебель отодвинули и частью разобрали. Обыск мужчины делали практически бесшумно, проходя по коридору, никто бы и не заподозрил, что здесь кто-то есть. Инспектора Бахматова и агента первого разряда Минца встретили спокойно и без опаски, даже когда им пригрозили револьверами. Мужчина лет сорока вытащил из кармана удостоверение сотрудника ОГПУ.

— Уполномоченный Фельдман. А вас я знаю, товарищ, вы — Бахматов из угро, так?

Бахматов кивнул, показал журнал, где карандашом была написана фамилия нанимательницы комнаты.

— Лежал в комнате Разумовского, — объяснил он. — Наверняка она подсунула, по ошибке или случайно, как тайный знак.

— Ума палата, сама себя заложила, — вздохнул чекист, — коммерсанта задержали?

— Только что.

— В тайнике было что-нибудь?

— Нет, только деньги, он их он не успел положить.

— Значит, точно здесь припрятала, больше негде. Спасибо, товарищи, справимся сами.

Бахматов кивнул, и уже собирался сказать Минцу, что их другие дела ждут, как тот приподнял детский деревянный грузовик, стоящий около стены.

— Леонид Лаврентич, смотрите, тут фанерка двигается, гвозди не до конца воткнуты, а внутри что-то болтается.

Чекисты насторожились, Фельдман пододвинул на столе чашку и кастрюльку с подсохшей кашей, посмотрел на Бахматова.

— Давай, Гриша, — распорядился тот.

Агент поставил игрушку на стол, поддел ножом фанерку, откинул в сторону. Под ней лежали два свёртка, в одном были деньги, толстая пачка червонцев, а в другом — несколько украшений с драгоценными камнями.

— Ведь куда прятала, падла, — выдохнул чекист, — ну ты молодец, паря, глаз — алмаз, вот что значит опыт, пришли и сразу же нашли.

Шестопалова на работе вооружилась шваброй и ведром, и начала отмывать грязь и пыль. Лацис, которого она ждала, приехал на работу только к половине одиннадцатого, до этого времени Анфиса извелась. Как только замначальника зашёл в свой кабинет, по пути ущипнув машинистку за задницу, она тут же заявилась туда, сначала для виду протерев приёмную комнату.

— Я ничего класть не стала, — сказала она, проверив, плотно ли заперта дверь. — Кто-то в комнате ходил, сначала хотела спросить, не твой ли человек.

— Нет, — Лацис нахмурился, вытер лоб потолком, — разве что наши новые дружки кого навели. Плохо, Фиска, придётся место менять. где вещички, что я передал?

— Дома спрятала.

— А деньги?

— Вместе с цацками положила.

— Вот что сделаем, ты отсюда никуда не отлучайся, а я съезжу на извозчике, заберу вещички. Деньги тебе оставлю, как договаривались.

— Мы на другие деньги договаривались, — лицо Шестопаловой заострилось, сделалось хищным, всё очарование наивности пропало, — сто тыщ ты мне должен.

— Так это если весь товар продать, а ушло немного совсем, вот за него и получишь, — Лацис недовольно поморщился, — может, ты и навела кого. И вообще, ты как после работы домой придёшь, езжай на вокзал, телеграмму сочини, будто сестра болеет, и чтобы ноги твоей в Москве к вечеру не было, а про меня забудь. Если схватят тебя легавые, молчи, про меня ни слова, а то и сама долго не проживёшь, и ублюдка твоего выкину на улицу, пусть подыхает.