Шофер

Дверь в жилище Шестопаловой была заперта, Сергей постучал, ответа не дождался, но и дверь открыть не решился при подглядывающих в щёлку свидетелях, повертел набором отмычек, убрал их обратно в карман. Потом вышел из квартиры, забрался на чердак, там замок легко поддался, и через третий подъезд выбрался на улицу.

Глава 22

Глава 22.

Пушкарь был не рад, что в субботу разговорился с незнакомцем из жилконторы. С раннего утра понедельника в его комнате сидели трое сотрудников уголовного розыска, возглавлял их некий Леонид Бахматов. Сотрудники угро пили чай и тихо переговаривались. Они появились в комнате Пушкаря часов в восемь утра, открыли дверь в соседнюю комнату своим ключом, просверлили в шкафу дырку и провели туда слуховую трубку. Заднюю стенку шкафа сняли с гвоздей, чтобы выбить при необходимости. Четвёртый агент занял место на крыше соседнего дома, оттуда и подъезд, и все, кто в него входил и выходил, были как на ладони. Ещё двое дежурили неподалёку на автомобиле. Травина на захват расхитителей и спекулянтов не пригласили.

Еще в субботу, выбравшись из дома с драгоценностями, Сергей отправился к Коврову, прихватив с собой Лену. Та была полна энтузиазма тут же прижать к ногтю преступников, если ещё полгода назад Кольцова сомневалась, стоит ли ей становиться следователем, или лучше в артистки податься, то за последнюю неделю поняла — это её призвание.

— Столько человек не могли это дело распутать, — говорила она Травину, — а мы с тобой за один день, считай, всё провернули. И подозреваемых нашли, и свидетелей, и место преступления, я вон парня, который у них на стрёме сидел, отвлекла. Да ещё попутно дело об изнасиловании почти раскрыли и о краже керосина дворником. Тебе, Серёжа, надо в милицию идти, у тебя талант.

Сергей скромно молчал. Уж если по-честному рассуждать, многое из произошедшего было стечением обстоятельств. Не подвернись вовремя Кальманис, он бы тогда ни за что не заподозрил Шестопалову. Правда, комнату Разумовского Травин так и так бы отыскал, потом через Пушкаря и на уборщицу вышел, но вот связь её с Лацисом и его помощником сам никак не установил бы без Кольцовой. То же с цепочкой в машине, которая принадлежала Симе — неизвестно, смог бы он забрать Студебеккер из мастерской, чтобы показать дворнику Пурищеву, а тут такой подарок в виде улики. Нет, не чувствовал себя Травин советским Коломбо или Холмсом, скорее, так получилось, что события завертелись вокруг него и окутывали плотным коконом.

Ковров, когда они появились, был не один — в кресле с папиросой и стаканом с бурой жидкостью сидела женщина в пёстром китайском халате, та самая, у которой Травин не так давно отнял пистолет. Сотрудница ОГПУ, судя по подслушанному тогда разговору. Мальцева к тому, что посторонние граждане раскрыли преступление, отнеслась с неожиданным энтузиазмом. Уже через два часа компания в полном составе переместилась в неприметную квартиру возле торговых рядов, где их ждал мужчина средних лет, с усиками и в пенсне, по фамилии Райнис. Мужчина, не в пример Мальцевой, был недоволен.

— Это чёрт знает что, — заявил он, — вы, товарищ Ковров, неслыханную самодеятельность затеяли. Я давал согласие на гражданина Травина, и то только в качестве водителя, а об этой женщине ни слова не слышал. Вы, простите, кто, гражданочка?

Лена представилась, и сказала, что она — племянница Янины Лацис-Пилявской. Янину Иосифовну Райнис встречал, и при её упоминании ещё больше расстроился. А когда Мальцева рассказала, кто в этом деле подозреваемый, ударил кулаком по столу.

— Я понимаю, уборщица, — сказал он, — могла сговориться с этим, как вы сказали, Кальманисом, но чтобы товарищ Лацис в этом участвовал, никогда не поверю.

На самом деле Райнис мог и в это поверить легко, но участие в преступлении старого партийца и ответственного работника, которого ОГПУ, а точнее ЧК на эту должность и назначила, сильно осложняло всё дело.

— Так я и говорю, надо непричастность дяди Генриха доказать, — Кольцова в присутствии ответственного работника ОГПУ не тушевалась, — я уверена, что Генрих Янович ни в чём не виноват, а всё Карлис затеял.

— А вы что думаете, товарищ Травин? — Райнис повернулся к молодому человеку, предложил ему папиросу.

— Это всё — догадки, — Сергей закурил. — Но судите сами, Радкевич в эту квартиру уже несколько раз ездил, комната там одна такая, где люди не живут. И ключ от неё у Шестопаловой есть, а работает она в Гохране. Уж слишком много совпадений, чтобы ничего это не значило. Скорее всего, они с Кальманисом эти драгоценности вынесли и где-то спрятали, сотрудников наверняка проверяют и карманы с портфелями обыскивают, а вот в мусор там или в ведро с грязной водой никто не полезет, ко всему уборщица — она во все помещения доступ имеет. Часто выносить — риск попасться большой, думаю, они за один раз всё вынесли, спрятали где-то, и теперь берут понемногу, скорее всего Кальманис приносит, а она, когда убирается в комнате, их в тайник кладёт, потом деньги забирает. Навряд ли они кого-то ещё в свои дела посветили, слишком риск большой. Так же, как держать весь товар в том же доме, но я чердак на всякий случай проверил. Кое-что люди прячут, но не золото и бриллианты, а так, по мелочи, два маузера, винтовку сломанную, царские червонцы рублей на триста, печатную машинку, три бутыли с самогоном и рухлядь меховую.

Райнис задумался.

— Разумно, — сказал он, — и то, что Ковров сказал насчёт Шпули, то есть Гершина, тоже важно, раз не хочет тот ждать, нельзя ему раньше нас позволить найти. Вы, товарищи, повели себя как настоящие борцы за народное добро, я это обязательно скажу кому следует. Но дальше мы сами этим займёмся, вы уж, пожалуйста, нам не мешайте. Идите сейчас в торговые ряды, купите себе что-нибудь, не зря же в центр города приехали, а мы с товарищами обсудим, что и как делать. Хорошо?

Травин не возражал, положил коробочку со слепком ключа чекисту на стол и двинулся на выход, Кольцова было возмутилась, что её от дела отстраняют, но взяла себя в руки, к тому же за одну руку её тянул Сергей, и сопротивляться этому было трудно. Коврова и Мальцеву Райнис выпроводил через полчаса, оставшись в одиночестве, задумался.

Если Травин ошибался, и никто в комнату Разумовского деньги и бриллианты не складывал, виновным в провале будет не этот молодой человек, а он, Райнис. Значит, к задержанию придётся привлекать не только сотрудников ОГПУ, но и работников уголовного розыска, и обставить это как обычное похищение, к примеру, из какой-нибудь государственной ювелирной мастерской. Такой вариант рассматривали с самого начала, приказ должен был отдать начальник московской милиции Цыруль. В уголовном розыске для этого существовала специальная группа с номером один, она занималась убийствами, грабежами и кражами с государственных предприятий. Группу возглавлял уполномоченный Бахматов, который в ноябре 1922 года арестовал банду Котова-Смирнова, совершившую больше сотни убийств в Москве и соседних губерниях. Ну а остальными займётся ОГПУ. Кальманиса возьмут на рабочем месте, как только Радкевича схватят, Шестопалову арестуют чуть погодя, проследят за ней. Насчёт Лациса надо было решать с Артузовым, допрос или арест такого высокопоставленного сотрудника, как помощник начальника Гохрана — дело политическое. Заодно неплохо было бы выяснить, кто такой Разумовский. Его описали уж больно похожим на Лациса, тогда комната вполне могла быть конспиративной, а ниточки — вести в иностранные посольства. Тут уж открывалось широкое поле деятельности для контрразведывательного отдела, в котором работал Райнис и который возглавлял Артузов.

Райнис беспокоился не зря, как правило, настоящие события идут не так, как их планируют. В дело вмешивается случай, небольшая погрешность, от которой весь результат идёт наперекосяк.

Анфиса Шестопалова опасность почуяла ранним утром понедельника, когда несла побрякушки в схрон. В комнате кто-то побывал, за годы работы уборщицей она такие вещи хорошо научилась подмечать. Может быть, кто-то из знакомых хозяина комнаты заходил, он о таких случаях иногда не предупреждал, но женщина рисковать не стала. Вместо приготовленной «Правды» она прихватила первое, что попалось под руку — журнал «Мурзилка», который ей отдал представительный незнакомец из жилконторы. Про то, что на журнале написана её фамилия, она забыла. В схроне лежали деньги, оставленные за прошлую передачу, их она забрала, тихо, на цыпочках, вернулась в свою комнату, убрала драгоценности в укромное место, где никто точно искать не будет. На работу она уходила в шесть, сонного Витьку отнесла и посадила под дверь к соседке, сунув в руку краюшку хлеба.