Шофер

— Значит, с завтрашнего дня и до выходного я их вожу? — уточнил Сергей. — Хорошо, но, если начнут требовать, чтобы я круглые сутки им прислуживал, откажусь.

— Правильно, ты же не подстилка какая, чтобы куда кинули валяться, — согласился Николай, — поступай, как считаешь нужным, иначе уважать не будут. Да, может случиться, что проверить тебя захотят, ты уж себя покажи. А я за рулём сам как-нибудь.

— В правом колесе что-то стучит, надо бы посмотреть.

— Если успеешь, сделай завтра утром, ключ зажигания я оставлю внизу, у служащего, и предупрежу. Машину потом оставь там же, а сам езжай завтра в ресторан «Звёздочка» к полудню, Радкевич ждать будет. Да, и как договаривались.

Он достал из кармана пачку денег, протянул.

— Тридцать пять червонцев. На что потратишь? Могу подсказать, что выгодно.

— Сам справлюсь, — Травин спрятал деньги в карман.

Глава 18

Глава 18.

Кольцова сперва отправилась к себе домой, на Ворсонофьевский. В квартире была только Глаша, при виде молодой хозяйки она неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала. Лена забрала фотоаппарат, новую, только что появившуюся модель — Лейка-1, заглянула в ящик трюмо, где у неё всегда лежали деньги, но как и вчера, ничего там не нашла. Последние четыре рубля она выгребла из копилки.

До Старой Божедомки было почти двадцать минут быстрым шагом или четыре остановки на общественном транспорте. Девушка не стала запрыгивать в подошедший трамвай, сэкономив гривенник, и чуть было не попала под дождь. Пришлось постоять под навесом, переждать, пока сильный, но короткий ливень закончится, и дальше уже шлёпать по лужам. Всю дорогу Лена думала о том, что ей рассказал Травин, и по сторонам не глядела. На Цветном бульваре её обрызгал извозчик, а на Садовом кольце чуть не задавил новенький английский автобус.

В квартире, где жила машинистка гаража коммунхоза, она застала только пожилую соседку и мужчину неопределённого возраста, который ремонтировал шкаф. Мужчина при виде Лены расправил плечи, подтянул живот и уже собирался всё-всё рассказать, как тут пришла ещё одна женщина, судя по всему, его жена, загнала беднягу в комнату и сама закрылась там вместе с ним.

Пожилая соседка по имени Клавдия Петровна к гостье отнеслась хорошо, напоила её чаем с сухарями и всё жаловалась на жилищные проблемы. По её словам, Сима вела распутный образ жизни, меняла мужчин, как перчатки, а последний вообще был вылитый бандит, говорил, что комнату заберёт себе, а другим житья не даст. Из описания Кольцова узнала Травина.

— Так он раньше не заходил сюда? — уточнила она.

Соседка помотала головой, зато вспомнила, что в воскресенье днём, перед той ночью, когда Сима пришла домой пьяная и помятая, она упоминала какого-то Рыжикова, с которым видеться не хотела. Лена аккуратно всё записала, сфотографировала кухню на всякий случай и вышла на улицу. Там, возле соседнего дома, два старичка играли в домино. Никакой Симы Олейник они не знали, и вообще, по их словам, в ближайших домах появилось много новых жильцов из пришлых, которые мусорили, орали по ночам песни и пьянствовали. Единственным приличным человеком, по их мнению, был дворник Григорий Пурищев, и то потому, что они его почти не видели.

Лена сначала прошлась по скверу, щёлкнула камерой возле дерева, о котором говорил Сергей, нашла следы — они почти уже исчезли, и засняла их тоже. Сквер со стороны и сам просился на фотоплёнку, она сделала два кадра, а потом пошла искать Пурищева.

Дворника девушка нашла в подвале, за незапертой дверью стоял крепкий спиртовой дух, а на обшарпанном столе, едва видимом в полумраке — бутыль на четверть, почти пустая, рядом с ней лежали два огурца и кусок хлеба. Сам Пурищев лежал на кровати на спине и храпел. Кольцова еле его растолкала, дворник было подумал, что наступила ночь и пора идти на улицу, мести первые жёлтые листья, но узнав, что рабочий вечер ещё не начался, загрустил.

Оживился он, только когда Лена при тусклом свете настольной лампы начала рисовать в тетради машины, все, которые знала.

— Красивые, — сказал он, — только темно было, разве разглядишь. Может, эта, а может та, кто их разберёт. То ли дело лошадь, она или гнедая, или каурая, или ещё какая, ноги ставит по-разному, морда там и остальное, запряжена в дрожки или возок, а с этими новыми экипажами путаница.

— Номер на машине какой, не запомнили? — сделала последнюю попытку девушка.

— Номер? Вот чего не знаю, того не знаю, — дворник поднял бутыль, одним махом допил остатки мутноватой жидкости. — Дочка, есть чего выпить? Что-то сердце шалит.

Последними деньгами Лена делиться не захотела. Поняв, что гостья на угощение не расщедрится, Пурищев выставил её из дворницкой, и пригрозил, что если ещё раз её здесь увидит, отхлещет метлой. Зато, когда он её выпроваживал, девушка заметила интересную особенность — солнечный свет дворник не переносил.

Сбежав от дворника, Лена заглянула в подотдел райкоммунхоза на Сухаревской площади, узнать, почему не работают по ночам фонари. Недовольный толстячок с заложенным носом, оторвавшийся от стопки бумаг и бутерброда с окороком, вспомнил, что керосиновые светильники возле сквера были сломаны вот уже два года, их чинили, но не проходило и нескольких дней, как они снова ломались. У подотдела из-за этого страдала отчётность, фонари передали дворнику Пурищеву с условием, что он их отремонтирует и будет заправлять, и на этом успокоились. Керосин дворник получал регулярно, а уж куда он его девал, здесь никто разбираться не хотел.

В двадцать четвёртом отделении милиции Кольцова заявила, что проходит практику в тридцатом отделении, в уголовном розыске у субинспектора Панова, а здесь по поводу своей знакомой, с которой случилось несчастье. Лекции в университете читали работники республиканской прокуратуры, в частности — Вышинский, его фамилия тоже здорово помогла. Заместитель начальника отделения, замотанный текучкой, не стал выяснять, действительно ли перед ним практикантка, а распорядился, чтобы ей оказали содействие, милиционер, которому Травин передал сумочку и ключи Симы, предложил вместе осмотреть комнату. Так что обратно в квартиру они пошли вдвоём.

Осмотр комнаты ничего не дал, грязные следы на полу, измятая кровать, следы крови на покрывале и другие следы, с неприятным запахом, всё это аккуратно записал. Лена одной рукой закрывала нос надушенным платком, другой — держала фотокамеру, пытаясь перемотать плёнку двумя пальцами, и убралась из комнаты как можно скорее, а милиционера окружили соседи на предмет свободной комнаты, хулиганов на улице и протекающего водопровода, так что ждать пришлось ещё минут двадцать. Наконец, им удалось вырваться, милиционер проводил Кольцову до угла улицы, попозировал ей на фоне Театра зверей, и просил заходить ещё.

Всё это Лена рассказала Травину, который пришёл домой к шести вечера в хорошем настроении.

— Рыжиков? — Сергей задумался. — Есть у нас один, по фамилии Пыжиков, но он ей, то есть Симе, не нравился никогда. Может, на работе поругались, вот она его и вспоминала. Так что не так с этим Пурищевым?

— Сам подумай, — сказала Кольцова. — Он в темноте хорошо видит, а при свете плохо, может, глазная болезнь какая, наверняка и фонари ломает, чтобы не мешали ночью мести. Так что машину он рассмотрел наверняка. Надо такую же поставить на том же месте ночью, тогда он её узнает.

— А номер не вспомнил? — Травин покачал головой, идея ему не понравилась, каждый автомобиль к скверу не притащишь.

— Нет. Серёжа, ну найдёшь ты этого человека, а дальше что? Машинистка ваша жива-здорова, я звонила из телефонной будки в больницу, говорят, на поправку идёт, значит, остаётся только изнасилование, и то если оно было. Ты мстить собрался? Кому и за что?

— Пока не знаю. С одной стороны, ты права, мало ли что произошло, а с другой, её на улице выкинули, а не довезли до двери, значит, причины у этого человека были скрываться.