Страница 23 из 43
– Ну вот и все, – сказал я. – Отъезжаем, разбиваем лагерь и будем ждать.
Мы удалились от госпиталя метров на двести по той же дороге, что вилась через лес, не стоит детишкам видеть страдания раненых, и стали разбивать лагерь. Чуть позже дедушка с Мариной подошли, их выгнали, одну бабушку оставили. С этой помощью с разбивкой лагеря закончили быстро. Я и тент натянул, и палатку под ним поставил. Потом стал возиться с костром, заодно устанавливая треногу. Марина, которая ранее помогала маме с бабушкой в готовке, уверенно взялась за приготовление обеда, хотя делала это в первый раз. Но ничего, справлялась, рыбный суп сварила из консервов и крупы. Даже картошки последние остатки использовала, почистив. В общем, справлялась, хозяюшка. А уж какая гордая стояла и разливала по тарелкам, не передать. Лайкам и Шарику тоже налили, но отставили, теплым можно кормить, но негорячим, потом поедят, когда остынет похлебка. Ведро крышкой закрыли, нам еще маму с бабушкой кормить, маму хотя бы бульоном. Дед тоже, чтобы отвлечься, делом себя занял, прихватив Димку, ушел на опушку, травы накосить. Как показал опыт, того, что он вчера вечером после преодоления реки накосил, было мало, ехать жестко, малышня жаловалась.
Для мамы я поставил палатку, матрасы, подушки, все приготовил. Но вечером бабушка пришла одна. Она молчала, довольно щурясь, кушала суп. Хлеб был, в столовой госпиталя пару буханок нам дали, обменял у повара на две банки рыбных консервов. Так что бабушка кушала вприкуску, но молчала, хотя мы все вокруг собрались ожидая. Кто? Так и выжидала, выдерживая драматическую паузу.
– Ну не томи, старая! – рявкнул дед.
Бабушка с укором посмотрела на него, отхлебнула с ложки супа и, вытерев полотенцем губы, спросила:
– Как внучка назовем, решили уже?
– Брат значит, – довольно улыбнулся я под общий шум и гам. – А что тут думать, Гаврилой назвать в честь деда.
Другие тоже придумывали, и после долгого обсуждения все же выбрали. Кириллом, в честь старшего брата отца, погибшего в Гражданскую. Кстати, воевал он за белых, против Красной армии. Вспоминать об этом у нас в семье не любили, но брат есть брат, мой дядя, хоть и погибший. Про маму бабушка сказала, что ее оставили пока, присмотрят в эту ночь, а завтра можно забрать, у нас в палатке отлежится. Ребенок здоровый, взвесили уже, три сто. Крепкий и орущий. Марина убежала к палатке, где лежала мама, мало ли что подать или помочь, ну и в тарелке супу отнесла с куском хлеба, а бабушка, забравшись в палатку, легла отдохнуть. Похоже, укатали ее роды не хуже мамы, пусть отдохнет. Так-то она вполне шустрая для своих лет, но все же возраст давал о себе знать. Чуть позже вернулась Марина, маму уже покормили, не нужно было приносить. Оставила тарелку, вечно голодная малышня быстро все выхлебала, и снова убежала.
Я же, еще раз пройдясь по лагерю, строго-настрого лайкам велел охранять имущество, те сытые были, покормленные, оставил за ними присматривать Шарика и, прихватив гитару, направился в госпиталь. Нужно поблагодарить медиков за маму и братика, да и концерт для раненых устрою, все легче будет.
Шум капель барабанил по навесу и листве деревьев, создавая тот неповторимый звук уюта и умиротворения. Правда мы были не в теплом сухом доме, а как раз на улице, но навес вполне неплохо закрывал нас от дождя, как и палатку, она тоже под навесом стояла. Внутри мама с нашим младшим братом, которому от роду было всего шесть дней, ну и бабушка. Места им хватало. Дождь начался еще ночью, сейчас полдень, а он не прекращался. Марина прямо под навесом готовила суп, дым слабо рассеивался, так что немного слезились глаза. За эти шесть дней лагерь у госпиталя мы так и не покинули, лишь обустроили его лучше. Каждый день утром нас навещал фельдшер, который принимал роды. Крупный мужик лет сорока пяти на вид. Маму принесли на плащ-палатке бойцы охранного взвода, ходить ей не рекомендовалось, малыша несла бабушка, едва поспевая за ними. Вот так устроили маму в палатке, и она там почти все время проводила. О ней бабушка заботилась, Марина так же помогала. Мы планировали дня через два двинуться, а пока ожидали, когда мама придет в себя. А тут еще этот ливень.
Оба наших транспортных средства находились под навесом, чтобы груз не намочить. Это лошадям пофиг, стоят в стороне, довольные. Так что мы устроились кто как, кто на повозке, кто под ней. Малышня под телегой устроили возню, в кучу-малу играли, но я на них внимания не обращал. Нашли себе занятие и ладно. Дед, накинув мотоциклетный плащ, ушел к госпиталю, за хлебом, повар не отказывался нам его давать, правда, уменьшив выдачу до одной буханки. Нормально, сейчас обед с хлебом поедим. Маринина похлебка уже доходила, она сегодня варила гороховый суп, для запаха покидав в него кусочки копченого сала.
Заметив, что дед возвращается, шлепая по лужам, я обратил внимание, что плащ не топырится от хлеба. Он что, его не смог получить?
– Нет госпиталя, – добравшись до нас, пытаясь восстановить дыхание, выдохнул он. – Похоже, еще ночью уехали.
– Точно, был какой-то шум перед дождем, я думала, это раненых новых привезли. Их же постоянно привозят, – сказала, отвлекаясь от готовки, Марина.
– Это плохо, – задумчиво покачал я головой. – Это очень плохо.
– Что не так?
– Если госпиталь эвакуировали, да еще так поспешно, значит, немцы снова прорвались. Сами знаете, наш Ленинградский фронт только драпать умеет.
– Са-а-аша, – с укоризной протянула Марина.
– А где я неправду сказал? Тут важно другое, похоже, мы в заднице, в большой заднице. Немцы рядом.
– Что делать будем? – деловито спросил дед.
– Сейчас, я думаю.
– Бросили нас? – спросила Валя дрожавшим голоском.
– Скорее просто забыли в спешке сообщить об уходе, – отмахнулся я.
Походив немного под навесом, тронув висевший на телеге чехол с гитарой, осмотрелся и кивнул сам себе.
– Дождь нам мешает, но он же нам и поможет. Немцы в такую непогоду не пойдут вперед, все дороги развезло, а мы на телегах проскользнем. Значит так, снимаем навес и делаем из него тент на повозку. Там малышню и маму с бабушкой повезем. Нам главное добраться до железнодорожной станции, за ней река и мост. Пересечем их, можно вздохнуть свободнее. До них примерно одиннадцать километров. Все, собираемся… Марина, ты не отвлекайся, перед отправлением покушаем, это обязательно.
Я уже давно стал командиром, дед еще перед отправлением это нормально воспринял, помогал, как мог, советами, но вперед не лез. Возраст, как говорится, не тот. Мы с ним использовали срубленные жерди и сделали каркас, потом сверху в два слоя расстелили брезент. Получилось вполне неплохо, ям нет, воде негде скапливаться. После того как хорошо покушали, накидали внутрь побольше травы, она сохла тут же под навесом, и мама, осторожно ступая, перебралась в повозку. Свернув палатку, мы расстелили ее на моей повозке. Запрягли лошадей и, устроившись на козлах, вывели телегу с повозкой на дорогу и направились к выезду, через который и въехали в этот лес. Со мной на телеге был только Димка, нам плаща вполне хватило на двоих, дед в таком же плаще правил, сидя на козлах позади нас. Его повозка была тяжелее, так и лошадей у него было две. Остальные все прятались под тентом. Самодельный, но вроде крепко сделали, пока не развалился, за этим Марина присматривала.
Выбравшись на разбитую техникой трассу, по обочине, стараясь не завязнуть, так и двинули под дождем к реке, и небольшому селу, что раскинулось на ее берегу с нашей стороны, там же и станция с мостом были. Вот их нам надо как можно быстрее пересечь. Водная преграда, если наши сядут за ней в обороне, шанс удержать некоторое время немцев есть. И неплохой шанс. Двигались мы фактически наугад, скорее угадывая, куда нужно править, чтобы не застрять, поэтому темную массу впереди первым углядел как раз Димка, он больше головой крутил, а не смотрел на дорогу, как я.
– Это что? – спросил он у меня.
– Машина вроде, – натягивая поводья, пробормотал я.