Страница 42 из 65
Берсерки укрылись от залпа ангонов, и, почти не снижая скорости, отбросили щиты в стороны. От них больше не было никакого проку. Они завыли в предвкушении битвы, прыгая на строй лучших воинов Нейстрии. Огромные топоры с хрустом врубились в их щиты, и острые щепки полетели во все стороны. Тела берсерков окрасились кровью, но они лишь хохотали, разбивая головы тем, кто только что их ранил. Строй франков в самом центре дрогнул, когда две шеренги на узком участке были изрублены в мгновение ока. А следом накатился строй данов, который разорвал отряд королевских лейдов на две части. А от берега уже отплывали драккары. Северяне снова будут топить лодки с воинами и расстреливать из луков тех, кто стоит на палубе и готовится высадиться.
— Конунг, там снова этот… из города пришел, — к Эйнару подошел Ульм, один из сыновей от второй жены. Они в походе, а значит, он конунг, а не отец.
Элигий, человек, приближенный к королям Хлотарю и Дагоберту, был королевским казначеем, ювелиром и заодно резчиком монетных штемпелей. Честность его была такова, что вызвала всеобщее изумление. Мыслимо ли дело, взять заказ на украшение королевского трона и ничего при этом не украсть. Поверить в такое никто не мог. Его работу проверили, протерли глаза, а потом снова проверили. Подкопаться было не к чему. Молодой парень сдал в казну даже золотые опилки. Неслыханную весть тут же донесли до самого короля Хлотаря, который осыпал Элигия должностями, связанными с деньгами и золотом. Король, отличавшийся редкостным здравомыслием и знанием людей, не ошибся и тут. Среди наглого вороватого сброда, который всегда отирался около его трона, он нашел истинный бриллиант(1).
— Сиятельный герцог, — обратился Элигий к Эйнару. — Я вновь молю вас о милости. Люди голодают! Они скоро начнут умирать от недостатка пищи. Прошу, возьмите выкуп и не трогайте наш город. Мы будем господа молить за вас.
— А какой дадите выкуп на этот раз? — поинтересовался Эйнар. С каждым разом сумма немного увеличивалась.
— Двести фунтов золота, — понурился Элигий. — Это все, что есть в городе. Даже божьи церкви лишатся своих украшений и казны. Вы обираете нас до нитки.
— Согласен! — решительно ответил Эйнар. — Двести фунтов золота, и я не трогаю ваш город. Клянусь в этом Тором и Одином. По рукам?
— По рукам! — просветлел Элигий. — Мы соберем все к вечеру.
Он исполнил свое обещание. Несколько человек вынесли из города сундуки, в которых лежали монеты, украшения и даже ободранные оклады икон, безжалостно вырванные с корнем. Тут было все, что мог дать город. Это понял и Эйнар, и ярлы, которые пришли сюда с ним.
— Что же, — удовлетворенно сказал Элигий, когда даны закончили взвешивать неслыханную добычу. — Теперь вы можете уходить!
— А кто тебе сказал, что мы уйдем? — неприятно удивился Эйнар. — Не было такого уговора! Даже и не думай.
— Как это не было? — лицо Элигия разочарованно вытянулось, и он возмущенно завопил. — Но вы же клялись своими богами! Они покарают вас!
— Я поклялся, что не трону ваш город, — гневно посмотрел на горожанина конунг. — И я не нарушу эту клятву. Но я не обещал, что я отсюда уйду, когда получу золото. Я уйду, конечно, но немного позже.
— Когда? — с надеждой посмотрел на дана Элигий. — Когда вы отсюда уйдете?
— Я уйду отсюда… э-э-э… — задумался Эйнар, шевеля губами, — через пятьдесят восемь дней. Потерпи, почтенный, осталось совсем немного.
Дагоберт вглядывался до боли вперед, туда, где всего в двух сотнях шагов виднелись стены Парижа, жемчужины Нейстрии. Туда, где недавно погибли его воины. Он больше не будет бросать своих людей в самоубийственные атаки. Даны потеряли не меньше тысячи воинов, он потерял почти четыре. Плохой размен. Да еще и Элигий прислал весточку из осажденного Парижа, и это совсем выбило короля из колеи. Даны взяли выкуп, поклялись не трогать город, но никуда не уходят. И это при том, что у них самих еды уже не так-то и много. Они, конечно, разграбили монастырские припасы, и до сих пор устраивают рейды за съестным, уходя вверх по течению Сены чуть ли не до Бургундии. Но зачем им сидеть тут еще два месяца? Зачем? У Дагоберта голова кругом шла. Совершенно бессмысленное решение конунга северян не давало ему покоя. А еще ему не давало покоя то, что в этом явном безумии была своя, непонятная ему пока логика.
Маленькая ручка опустилась на его плечо. Нантильда, он узнал ее запах. Женщина, к которой он, несмотря на всю свою любвеобильность привязался, как ни к одной другой. Она не осталась в Меце, а увязалась за ним. Он не смог отказать ей. А еще она была умна, и у него не было от нее тайн.
— Взять выкуп, поклясться не тронуть город и не снять осаду. Какая глупость, правда? — промурлыкала она чуть слышно. — Кто же мог заставить северян торчать тут все лето, мой государь? И главное, зачем?
— Само! — простонал Дагоберт, которого озарила догадка. — Проклятая сволочь. Он боится, что я приду с армией в его земли. Проклятый трус!
— Ты так мудр, мой король, — негромко сказала она, обняв его сзади. — Я никогда бы не догадалась, ведь я всего лишь глупая женщина, которая любит тебя всей душой.
— Иди ко мне! — Дагоберт обнял ее, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. — Я не могу уйти отсюда, пока северяне здесь. Я накажу этого негодяя в следующем году. Клянусь святым Мартином и святым Дионисием! Он заплатит мне за это.
В то же время. Новгород. Словения.
Милица проснулась на большой кровати с балдахином и вскочила в испуге, стараясь унять бешено бьющееся сердце. Где она? Что с ней? Где привычная землянка с глиняным очагом и закопченными стенами? Понемногу она приходила в себя. Такое случалось все реже и реже, и то, что казалось лишь сладким сном, каждый раз оказывалось правдой. Ее Само жив, и он повелитель множества земель и народов. Сначала она подумала, что он стал владыкой, но потом узнала, что владыки служат ему. Значит он теперь стал, как аварский каган? Почти что живое божество? Ее Само? У нее до сих пор не укладывалось все это в голове.
Негромкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Она никак не могла привыкнуть к порядкам в доме ее сына, и пока еще робела перед собственными служанками, которые были одеты так нарядно, как ей и не снилось раньше. Вот и сегодня, как и каждое утро, вошла одна из них и присела, щипнув пальцами подол платья.
— Княгиня, пожалуйте умываться. Ваше платье сейчас принесут. А потом его светлость вас на завтрак ждут.