Страница 73 из 102
В общем и в целом с 1650-х годов Персия оказалась экономическим заложником османов. Зачем так поступили англичане с голландцами — большой вопрос. Вероятно, имело место какая-то сделка с Константинополей. Тем более, что торговля с Индией их интересовала куда больше. И они могли безболезненно пожертвовать персидским торгом. И тут в самом конце XVII века с козырей зашла Россия…
Уже сейчас емкость транзитного товарооборота только по шелку могла достигнуть 2–3 миллионов рублей в год, постоянно и быстро увеличиваясь. А там были еще такие интересные товары как ковры, хлопок, шерсть и табак. С табаком может ничего толком бы и не вышло из-за сильной конкуренции с Новым светом, хотя его поставки в Речь Посполитую тоже могли принести свои прибыли. А вот ковры пошли на рынок Западной Европы. Как предмет роскоши, что выглядело сказочно.
Хлопок же и шерсть выглядели крайне полезным и легкодоступным сырьем для растущей ткацкой промышленности России. В том числе и потому что торг с Персией велся товар на товар, чтобы не допускать утечек золота с серебром в обе стороны, дабы не рушить в обоих державах монетный оборот. То есть, покупки российской стороной осуществлялись за счет поставок оружия, тканей и металлических изделий. И дешевые ткани, производство которых ударно наращивалось, принимались южным соседом очень охотно.
Кроме того, к 1706 году Россия стала постоянным оптовым покупателем персидских лошадей. Самых крупных и выносливых. Каковых минимум по пять сотен в год отправляли на север.
По оценкам Алексея в горизонте лет десяти, если все будет идти так, как идет, получится дойти до оборота в 5–7 миллионов рублей. И наращивать его дальше к взаимной выгоде. Получая на этом обороте прямой, с прибавочного продукта, и реэкспортной прибыли на как минимум такую же сумму. Что, на минуточку, превышало на 1706 год всю совокупность налогов и пошлин, собираемых ежегодно в России. В горизонте же четверти века при удачном стечении обстоятельств этот оборот мог достигнуть 15–20 миллионов.
Для Персии это сотрудничество тоже было выгодно. Не настолько, как северному соседу, но весьма и весьма. Прежде всего это развязывало Исфахану руки в борьбе с ее традиционным врагом — Османской Империей. Позволяло неплохо вооружить армию. И усилить эффективность собственной экономики за счет насыщения ее относительно дешевыми металлическими изделиями. В том числе сельскохозяйственными орудиями.
Да, это все не закрывало проблему необходимости создания собственных производств. Но на текущем уровне социально-политического развития с этим так и так были серьезные проблемы.
И на горизонте маячила «морковка» транзитной торговли с Индией и Восточной Африкой. Которая и Ирану, и России могла принести пользы и выгоды явно побольше, чем простое сотрудничество промеж себя. Да и строительство чугунной дороги позволяло существенно снизить логистические издержки Ирану и получать большую выгоду от торговли с Россией…
— Сынок, — нарушил задумчивость Алексея Петр. — Ситуация с персидской невестой, насколько я знаю, все еще в подвешенном положении. Это так?
— Да, отец. Они сослались на итоги этой войны. Если они смогут с нашей помощью получить Багдад — многое изменится.
— Ты веришь в это? — спросил Меншиков, опередив Петра.
— Не сильно… — покачал головой Алексей. — Мне кажется они сильно тяготятся этой моей просьбой.
— Мои люди, — произнес Василий Голицын, — говорят, что на проповедях действительно стали чаше говорить о благости сотрудничества с нами и что мы не такие уж и плохие, хоть и христиане. Верно из-за того, что не католики и не протестанты. Но… не думаю, что Аббас пойдет на такой шаг как выдача за Алексея своей сестры.
— Почему? — поинтересовался государь.
— Сефевиды не просто враги, но и главные конкуренты османам. Они борются за доминирование в исламском мире.
— В политическом исламе, — буркнул царевич.
— Да. Наверное, это можно так назвать, — согласился Голицын. — Экономические выгоды от сотрудничества с нами для них огромны. И я уверен — они довольно позитивно нас воспринимают. Но такой брак — это огромный урон репутации для них как лидеров исламского мира. Ведь ближайшая родственница шаха откажется от ислама. Этим, без всякого сомнения, воспользуются их враги, как внутри страны, так и среди других исламских держав.
— И им не объяснишь… — опять буркнул царевич.
— Именно. — кивнул Голицын. — Тем более, что недоброжелатели Сефевидов будут стремиться рассказать о том, что те отступились от ислама. Возвращение же Багдада эту проблему только усилит.
— Почему? — удивился Петр.
— Багдад — очень важный центр ислама. Он неразрывно связан с величием древних халифатов. Султаны османов давно приняли на себя титул халифов, то есть, главных духовных лидеров ислама. Ради чего они и стремились установить контроль над Багдадом. Захват его Сефевидами обострит конкуренцию за духовное лидерство и авторитет. Борьба за Багдад в чем-то напоминает уже традиционное соперничество за Рим между Бурбонами, как наследниками Валуа, и Габсбургами.
— Видишь? — спросил царь, обращаясь к сыну.
— Не выходит каменный цветок… — кивнул недовольно тот.
— Что? — не понял отец.
— История есть такая, — начал выдумывать Алексей. Толком-то той сказки Бажова он не помнил, вот и высасывал из пальца, по мотивам, — о том, как похвастался один мастеровой, что цветок сможет вырезать из камня так — от живого не отличишь. Узнала про это Хозяйка медной горы и предложила ему пари держать. Коли справится — озолотит, а если нет — в камень обратит. Ударили по рукам. Он сел работать. А она все подтрунивала над ним, ходя вокруг… с этими словами.
— Справился? — спросила Арина.
— Справился. Да только с Хозяйкой той что с джином — лучше дел не иметь. Забрала в свое царство, чтобы такой мастер искусный по земле не ходил. Не погубила, но и награда оказалась хуже некуда.
— Хозяйка медной горы, — медленно произнес Яков Брюс. — Она кто?
— А кто ее знает? Говорят — видели ее на Урале первые переселенцы. Но с тех пор уже сколько воды утекло. Я как историю эту услышал — попробовал разобраться. Но ясности никакой. Скорее всего кто-то из народа Дану. Очень много общего. — ляпнул Алексей, выдумывая на ходу. Там, в прошлой жизни в связи с ажиотажем вокруг эльфов о народе Дану слышал хотя бы случайно почти каждый. Хотя бы краем уха. Вот и вспомнилось ему.