Лондон в огне

Кэт закрыла песенник. Она не произнесла ни слова: в присутствии Эдварда разумнее всего помалкивать.

– Что читаешь? – Он потянулся к песеннику. – А-а, изучаешь музыку? Прелестно. Может, мне попросить тебя спеть для нашего гостя после обеда? Уверен, сэр Дензил будет очарован.

Эдвард прекрасно знал, что у Кэт нет слуха.

Он опустил голову, и она уловила запах вина.

– А впрочем, сам я уже очарован безо всяких песен.

Кэт отодвинулась от него, однако Эдвард последовал за ней и прижал ее к столу, преграждая девушке путь к отступлению. Она отвернулась и сделала вид, будто любуется зеленой симметрией сада и горячим, затянутым тяжелой пеленой небом. Эдвард – мужчина высокий, ростом почти шесть футов, уже начинал толстеть, хотя ему едва исполнилось двадцать пять. Он напоминал хряка и аппетитом отличался соответствующим. Чаще всего кузен не обращал на нее внимания, и это ее более чем устраивало, ведь в остальное время он всячески пытался ее поддеть. Но с недавних пор Кэт заметила, что он не сводит с нее глаз, наблюдая и оценивая.

– Это чудо. – Эдвард облизнул губы. – Я про твое внезапное преображение. В одночасье ты стала похожа на женщину! Просто удивительно.

Он положил руку на плечо Кэт. Его ладонь была теплой и слегка влажной. Он сжал пальцы крепче.

– Кожа да кости, милая кузина, – заметил он. – С одной стороны, еще ребенок. А с другой… с другой…

Кэт отпрянула.

Он приблизил лицо к ее лицу, и ей в нос снова ударил винный дух.

– Я видел тебя вчера вечером.

Застигнутая врасплох, Кэт снизу вверх глядела на его раскрасневшееся лицо.

– Ты тайком пробиралась к дому, – продолжил Эдвард. – Выходила одна, я прав? Шлялась по городу, будто дешевая уличная девка. Вы, пуританки, все одинаковые: с виду воплощенная строгость и добродетель, но в тихом омуте черти водятся. Я видел тебя из окна таверны у ворот. Шмыгнула в переулок, словно воровка. Кто тебя впустил? Этот твой прислужник-калека?

Кэт уже давно ненавидела Эдварда Олдерли. А ненавидеть она умела. Кэт копила свою злобу так же, как скряга – золото.

Стукнула щеколда. Эдвард отдернул руку и отступил на шаг. Кэт поправила платье и отвернулась к окну. Она часто дышала, на коже выступил пот.

В комнату вошла Оливия:

– Дай на тебя взглянуть, дитя мое. А теперь повернись боком. – Тетя кивнула. – Хорошо. И краски на лице появились. – Оливия взглянула на Эдварда. – Энн сотворила чудо, правда?

Тот поклонился:

– Да, мадам. Моя кузина сегодня – просто красавица. – Эдвард улыбнулся мачехе. – Не сомневаюсь, что ее преображение происходило под вашим руководством.

Тут вошел дядя Олдерли вместе с сэром Дензилом.

Дамы присели в реверансе, а сэр Дензил отвесил изысканный поклон сначала Оливии, а потом Кэт. Это был маленький человечек в высоком парике и туфлях на удивительно высоких каблуках.

– Ах! – протяжно произнес он своим тонким голосом, обращаясь к пустому пространству между двумя женщинами. – Я попал в настоящий цветник! – Он повернулся к господину Олдерли и поднес указательный палец к губам. Этот детский жест совсем не вязался с его обликом. На пальце сверкнуло бриллиантовое кольцо. – Откровенно говоря, сэр, я жаден до женских прелестей. – Он в первый раз посмотрел прямо на Кэт и без особого энтузиазма прибавил: – Скоро у меня будет возможность насытиться сполна.

Неуклюжий комплимент повис в воздухе. Некоторое время все молчали.

– Ну что ж, сэр, – обратилась тетя Оливия к мужу. – Пойдемте за стол?

Кэт заметила, что власть проявляется в мелочах.

Лучшим свидетельством высокого положения дяди Олдерли было то, что, в то время как вокруг него Сити обращался в пепел, хозяин Барнабас-плейс обедал дома как ни в чем не бывало. Еда была хороша, а слуги расторопны – так же, как и всегда, когда хозяин принимал гостя, которому желал угодить. Достали лучшие столовые приборы – вилки с двумя зубцами и ножи с удобными округлыми ручками. На их покупке настояла тетя Оливия: их доставили из Парижа за баснословные деньги.

Тем самым господин Олдерли давал понять и сэру Дензилу Кроутону, и, возможно, собственному семейству, что Пожар не нанес урона ни ему самому, ни его богатству: под защитой Бога и короля он неуязвим.

Обедали, как всегда, в полдень. За столом сидели пять человек: господин и госпожа Олдерли на противоположных концах стола, Кэт и почетный гость рядом, а Эдвард напротив них. Господам прислуживали четверо слуг. Кэт с удивлением заметила среди них Джема, одетого в плохо сидящую на нем черно-желтую ливрею Олдерли.

– А он что здесь делает? – спросил господин Олдерли, когда Джем встал у него за плечом.

– Разве я вам не говорила, сэр? – произнесла тетя Оливия. – Лейн куда-то пропал, пришлось заменить Джемом.

– Нашел время! О чем этот Лейн только думал?

– Откуда же мне знать?

– Как только вернется, прикажу его высечь.

– Воля ваша, сэр. – Будучи хорошей хозяйкой, Оливия сразу заметила, как подергиваются ноздри сэра Дензила. – Желаете отведать карпа, сэр? Соус я приготовила сама, они мне особенно хорошо удаются.

Про себя Кэт отметила, что сэр Дензил и сам смахивает на рыбу. Пожалуй, как раз на карпа.

Все яства приготовили на их кухне: тетя Оливия вела хозяйство добросовестно и считала ниже своего достоинства отправлять слуг в харчевню за едой. К тому же большинство этих заведений не работали, а те, что уцелели, едва справлялись с наплывом едоков.

Для сэра Дензила приготовили обед из трех блюд. Надо отдать ему должное – вызов он принял мужественно. Всерьез занявшись фрикасе из кролика и курицы, гость время от времени возвращался к карпу, вгрызался в вареную баранью ногу и откусывал кусок за куском от бока ягненка. Еда исчезала у него во рту столь стремительно, что казалось, сэр Дензил ее почти не жевал.

– Это у вас пирог с миногой? – спросил он тетю Оливию звонким голосом. – Какая прелесть! Сейчас попробую кусочек.

За остальными яствами последовали два голубя, блюдо с анчоусами и бо́льшая часть лобстера. К этому времени сэр Дензил несколько выдохся, зато налег на напитки, продемонстрировав необычайную способность к поглощению канарского вина: гость выпил почти полгаллона. Лицо сэра Дензила раскраснелось, а глаза остекленели, из-за чего Кэт опять вспомнился карп: точно так рыба выглядела, когда ее принесли на кухню.

Выпили за здоровье короля и за смуту в рядах его недругов. По деликатной подсказке тети Оливии сэр Дензил произнес два тоста: первый – за хозяйку (та улыбнулась и приняла похвалу как должное), а второй за Кэт. Девушка сидела, уставившись в стол, и мечтала оказаться где угодно, лишь бы не здесь.

Сэр Дензил показал ей бриллиантовое кольцо у себя на пальце, и камень заискрился.

– Видите, моя дорогая? Я ношу ваше кольцо. А свое пришлю вам, как только его подгонят по размеру.

Это кольцо, служившее знаком любви, на самом деле им не являлось и было преподнесено лишь для соблюдения приличий. Насколько поняла Кэт, господин Олдерли приобрел оба кольца сам, поскольку сэр Дензил испытывал недостаток в наличных средствах, а ювелиры не горели желанием продавать ему товар в кредит. Кольца были изготовлены как символы помолвки. Это кольцо господин Олдерли отправил сэру Дензилу только вчера.

Разумеется, говорили в основном о Пожаре, а также о короле и придворных.

– Есть основания надеяться на лучшее, – сообщил сэр Дензил, жуя лобстера, из-за чего его пронзительный голос звучал приглушенно. – Слышал, утром так сказал сам король. Если герцог Йоркский не даст огню распространиться дальше Темпл-Бар, Уайтхолл будет спасен.

Оливия поднесла руку к горлу:

– А нам здесь ничто не угрожает?

– Люди лорда Крейвена не дали огню перекинуться на Холборнский мост, – заметил господин Олдерли.

Сэр Дензил взмахнул вилкой:

– У вас нет ни малейших поводов для опасений, мадам.

– Меня известили, что худшее позади, – прибавил господин Олдерли. – Даже Бладворт наконец приказал сносить дома. Пока только у ворот Криплгейт, однако начало положено.