Страница 13 из 16
А так же Ирина Анатольевна каждый раз при нашей встрече уверяла: я прекрасный отец и делаю все правильно. Так что я тоже получал свою долю психологического лечения.
Но единственный нейропсихолог в нашей клинике была настолько востребована, что даже при учете прекрасного личного отношения ко мне и Чебику, она никак не могла перенести наш плановый прием на близкую дату.
К этому времени, преодолев мучительный процесс согласования с заказчиком, я уже сомневался, что и в самом деле слышал, как Чеб сказал «Лимпопо».
Тошкинская птицефабрика, промучив меня целый месяц переделками, наконец, разразилась: «Вот теперь – все идеально. Полный восторг, Захар, вы согласны?»
– Согласен! – выдохнул я. – Только никому не говорите, что это я сделал.
Услышав бульк смс-ки (пришли деньги от птицефабрики), поднялся и с наслаждением потянулся.
Чебик, все это время остававшийся «прекрасным неприставучим мальчиком», увидев, что я расслабился, бросил свою раскраску с машинками, по которой он уже несколько часов елозил исключительно синим карандашом.
Подскочил и, по своему обыкновению, обнял меня за ногу, заглядывая снизу в глаза.
– Идем к Ирине Анатольевне, – кивнул я.
Чебик, засидевшийся дома, запрыгал от радости.
Но повторить «Лимпопо» на приеме категорически отказался.
– Мне не показалось, – оправдывался я перед Ириной Анатольевной. – Няня Антона тоже слышала.
– В любом случае – это хорошо, – сказала врач.
И, покосившись на занятого игрушками Чеба, шепнула:
– Он знает о случившемся в «Лимпопо»?
Ирина Александровна, конечно же, была хорошо осведомлена о нашей дружбе с зоопарком.
– Не уверен, – развел я руками. – Как мог, скрывал это, но вы же понимаете, насколько у детей всегда ушки на макушке.
Врач кивнула:
– Скорее всего, Антошка в курсе. И то, что он начал говорить, имеет двоякий смысл. Первый – не очень хороший. Хоть мальчик и не показывает, но, очевидно, он подвергся сильному эмоциональному стрессу. При его заболевании…
Я кивнул. Чебику необходимо спокойствие. Насколько это возможно, я выдерживал его режим. А когда не мог – отводил к бабАне, она-то уж точно не позволяла отклониться от расписания.
– А с другой стороны, – продолжила Ирина Анатольевна, – психологический барьер сломлен. Мы полностью убедились, что в его речевом аппарате патологий нет. Он просто не хочет говорить. Будем работать над этим.
Она ободряюще улыбнулась.
На обратном пути после занятий Чебик, конечно же, потянул меня в зоопарк.
– Завтра, – сказал я. – Обещаю, что в зоопарк мы пойдем завтра. А сегодня – к бабАне, она наверняка соскучилась по тебе. У меня – встреча с новым заказчиком. Понимаешь?
И Чебик важно кивнул.
***
Я с самой первой встречи почувствовал, что нравлюсь Лизе, и она тоже была мне симпатична, но, отравленный летавицей, уже много лет не мог смотреть ни на одну особь женского пола, как на большее, чем боевую подругу.
Когда связал дважды два, то сначала даже подумал, что летавицы и в самом деле должны вырабатывать нечто вроде яда, обеспечивающее их потомству, которым они явно никогда не занимались, надежную заботу самцов. Это немного утешало, так как умаляло Тави в моих глазах до уровня животного. Даже насекомого, о чем просто кричали прозрачные, трепещущие крылышки за ее спиной. Пауки «черные вдовы» бесхитростно съедают самцов после соития, а летавицы обрекают своих партнеров на безбрачие и одинокое отцовство. Как сказала бы бабАня – ни себе, ни людям.
Хорошо, что в этот вечер я решил заглянуть домой перед тем, как забрать Чеба у няни. Заскочив в квартиру с не очень удачных деловых переговоров, застал совершено неправильную картину.
Вообще-то, по моим представлениям, я должен был порассуждать сам с собой в тишине. Но ни о каких одиноких размышлениях и речи быть не могло. Во-первых, почувствовал запах табака, как только открыл дверь. В сигаретном дыму до моего слуха доплыли звуки голосов. Кажется, двух. Беседа имела явно весёлый и беззаботный характер.
Тави! А с ней – Лиза.
Меня прошиб холодный пот. Летавица заявилась ко мне, в наверняка отслеживаемую квартиру, не подозревая, что за ней по пятам рыщет какой-то жуткий управник «до выяснения обстоятельств забрать с собой». А, кроме того, вопреки всем моим строжайшим запретам, «вошла в контакт» с близко знакомым мне человеком.
Я немым укором завис на пороге кухни и хмуро уставился на пирующих. Девочки пили вино, заедая какими-то пирожными, крошки от которых рассыпались по всему столу. Лиза курила, а Тави болтала, не прерываясь даже на то, чтобы выслушать ее мнение. На мое появление она отреагировала без энтузиазма.
– А, зануда явился, – только и произнесла, покачивая ножкой в мягкой балетке.
По своему обыкновению, которое я терпеть не мог, летавица сидела прямо на столе. Среди крошек и бокалов с красным, густым вином. Счастье еще, что крылья Тави были спрятаны. Она хотя бы догадалась надеть мою футболку, в которой просто утонула.
– И тогда я плеснула на эту тварь первым, что попалось под руку, – продолжила она, отвернувшись к Лизе. – Только потом поняла – кофе. С сахаром и горячий.
Тави прозвенела колокольчиком. Своим неповторимым хрустальным смехом. Кажется, Лиза была уже совершенно и без остатка поглощена обаянием невесомого существа. Да кто бы мог сопротивляться? Первые несколько месяцев знакомства с летавицей ходишь как завороженный. Пока она не сотворить тебе количество пакостей, превышающее допустимый предел. Но у меня не имелось достаточно времени ждать разочарования Лизы.
Они вообще не должны были встретиться. Никогда в жизни никто из моих знакомых в Яруге не должен знать о Тави. Я приложил столько стараний, чтобы этого не случилось. И теперь все коту под хвост.
– Что ты здесь делаешь? – мрачно спросил я, обращаясь сразу к обеим девушкам.
Тави вообще нисколько не смутилась, а Лиза быстро затушила бычок о блюдце с остатками пирожных, подняла на меня глаза. В них загорелось чувство вины. Она только теперь поняла, что сделала нечто дурацкое.
– Вы забыли на площадке панамку, – пролепетала моя подруга. – Я принесла… Дверь открыла…
Она повернулась к Тави и всплеснула руками:
– Ой, а мы и не познакомились… Как тебя зовут?
– Если кто-то с кем-то классно проводит время, какая разница как их зовут?
И в самом деле! Давай, Тави, жги дальше. Вернее, нет, не жги.
– Уже поздно, – сообщил я. – Я должен забрать Чебика у няни. Лиза, тебя проводить?
Ее наивная хитрость сейчас не умиляла, а раздражала. Лиза не была конченой идиоткой: зачем Чебу его панамка на ночь глядя? Можно принести утром, днем, да и вообще могла бы не приносить. Этих панамок бабАня натащила целую кучу. Мы их постоянно теряли, но няня не унывала и нахлобучивала на Чеба каждый раз новую.
Может, смерть Литвинова сблизила нас еще больше, а, может, вне зависимости от случившегося Лиза подумала, что пора идти ва-банк. Время, оказывается, имеет свойство неожиданно кончаться, обрезая все шансы воплотить мечту. Итак: детская панамка, как предлог остаться на ночь. Вино явно прилагалось к панамке для этого случая. Не летавица же расщедрилась на него, да еще и на пирожные. Тави с подарками? Нонсенс.
Представляю разочарование подруги, когда дверь ей открыла прекрасная незнакомка. А впустила ее точно летавица. Ни у кого, кроме меня, не имелось ключей от квартиры. Тави же никогда не смущали запертые двери. Она всегда могла найти щелку в окне, чтобы открыть задвижку. Тем более летом, когда окна почти никогда основательно не запирались.
– Поздно, да, – засуетилась Лиза. – Мне и в самом деле пора. Не нужно провожать, автобусы еще ходят. Да я и вообще – недалеко…
Она выскочила в коридор, я вышел следом.
– А твоя сестра – просто чудо, – сказала Лиза, завязывая кроссовки. – Почему ты не говорил, что у тебя…
«Сестра?» – Тави проявила высшую меру изобретательности. И я бы сказал – «такта», если бы мог подозревать хоть каплю эмпатии у своей бывшей жены.