Страница 66 из 102
«Объединенный союз» набирал силу, росло его влияние. В 1911 году вспыхнуло восстание. Восстание охватило всю провинцию Хубэй, увлекло трудящиеся массы, способствовало пробуждению их революционного сознания. Пламя восстания охватило другие провинции. Пали Нанкин, Ханьян, Кантон, Шанхай. 1 января 1912 года была провозглашена республика, а Сунь Ят-сен стал временным президентом республики.
В январе по предложению Владимира Ильича Ленина Пражская конференция партии большевиков направила поздравление победившей революции: «Конференция… приветствует революционеров-республиканцев Китая, свидетельствует о глубоком воодушевлении и полной симпатии, с которой пролетариат России следит за успехами революционного народа в Китае…»
Вскоре залп крейсера «Аврора» потрясет капиталистический мир, а еще через два года Совет Народных Комиссаров РСФСР обратится к китайскому народу с призывом:
«Мы несем освобождение народам от ига иностранного штыка… Мы несем помощь не только нашим трудящимся классам, но и китайскому народу… Советское правительство отказалось от всех завоеваний, которые сделало царское правительство… Советское правительство отказывается от получения с Китая контрибуции… Советское правительство уничтожает все особые привилегии… на китайской земле… В Китае не должно быть иной власти, иного суда, как власть и суд китайского народа».
И Сунь Ят-сен откликнется: «Отныне китайская революция не сможет добиться успеха, если мы не будем воспринимать Россию как своего учителя».
В январе 1924 года состоится I съезд реорганизованного гоминьдана. На нем доктор Сунь провозгласит союз с СССР, союз с коммунистической партией, выступит в поддержку требований рабочих и крестьян. И здесь, с трибуны съезда, потрясенный тяжелой вестью о смерти Ленина, скажет:
«Ленин — это вождь революционного движения всего мира, самый великий человек, борец за освобождение угнетенных народов».
И далее:
«За многие века мировой истории появились тысячи вождей и ученых с красивыми словами на устах, которые никогда не проводились в жизнь. Ты, Ленин, исключение. Ты не только говорил и учил, но претворил свои слова в действительность… Ты умер… но в памяти угнетенных народов ты будешь жить веками, великий человек!»
Думал ли Сунь Ят-сен, произнося эти слова, что пройдет немного лет, и другой китаец, второй человек в Китае, в Китайской Народной Республике, заявит: «Председатель Мао стоит значительно выше Маркса, Энгельса и Ленина»?
Доктор Сунь умер в Пекине. Возле Пекина, на зеленом склоне «Благоуханной горы», стоит храм «Биюньсы», один из залов которого, построенный шестьсот лет назад, превращен в мемориальный музей Сунь Ят-сена. В центре зала, на специальном постаменте, покоится саркофаг из стекла и металла. Саркофаг был послан правительством Советского Союза, но в те смутные времена он долго блуждал по различным дорогам и прибыл лишь после погребения Сунь Ят-сена. Сейчас он находится в тихом мемориальном зале как символ протянутой братской руки. Даже хунвэйбины не решались осквернить его. А похоронен был великий китайский патриот в белой мраморной высокой пагоде. В 1929 году его останки были перенесены в мавзолей в Нанкин.
Накануне окончательного отъезда из Пекина я получил разрешение посетить мавзолей в Нанкине.
«26. Х.70 г.
Мавзолей Сунь Ят-сена находится в пригороде Нанкина. Поднимаешься вверх по крутой лестнице, а ступенькам нет конца, одна, две… сто… двести… триста… триста девяносто две. По обеим сторонам каменной лестницы портреты и цитаты. Цитаты, цитаты… На самом верху, в мавзолее, стоит мраморная фигура доктора Сунь. Строгое, с резкими чертами лицо, длинная мантия. Во втором зале находится мраморный саркофаг. Стены вокруг исписаны иероглифами. Это политическое завещание Сунь Ят-сена своим соратникам. Доктор Сунь завещал продолжать борьбу до окончательной победы революции, хранить как зеницу ока дружбу с Советским Союзом, укреплять союз с коммунистами».
Сунь Ят-сен написал политическое завещание на смертном одре, за день до смерти. В тот же день он направил свое предсмертное послание Союзу Советских Социалистических Республик:
«Дорогие товарищи! Прощаясь с вами, я хочу выразить мою пламенную надежду, надежду на то, что скоро наступит рассвет. Настанет время, когда Советский Союз, как лучший друг и союзник, будет приветствовать могучий и свободный Китай, когда в великой битве за свободу угнетенных наций мира обе страны рука об руку пойдут вперед и добьются победы».
…Мы продолжаем шагать по Кантону. Откуда-то, наверное с моря, подул ветер. Снова на оградах и стенах домов появились пла ¬ каты и дацзыбао. Время от времени по притихшим улицам проносятся переполненные солдатами грузовики. Гид ведет нас к реке Жемчужной. На ее берегах растет густой лес, целый лес кокосовых пальм, банановых и еще каких-то деревьев.
— Шамян… Остров Шамян…
Гид больше ничего не говорит. Но нам и так все ясно. Еще в школьные годы я слышал или, может быть, читал, что когда-то это был обыкновенный прибрежный квартал, заселенный иностранцами. Чтобы укрыться от народного гнева, колонизаторы прорыли широкий канал, заполнили его водой и превратили этот квартал в остров. Видимо, страшной была народная ненависть, если они не доверяли ни крепостным стенам, ни колючей проволоке…
…Наш гид прерывает экскурсию. Пока мы бродили по маленьким полупустым живописным магазинчикам, он куда-то исчез. Но вот он прибежал, запыхавшись, и почему-то заговорил по-русски, хотя с нами была наша переводчица. Но он так тяжело дышал, что мы ничего не могли понять:
— У… У… же сог… сгл… сглсвано…
Через переводчицу мы выяснили, что получено разрешение на посещение фабрики…
— Какой? — обращается она снова к китайцу. — Фабрики по изготовлению изделий из слоновой кости? Мы должны немедленно отправиться туда?
И мы поехали.
Мне, разумеется, хотелось посетить фабрику не по изготовлению изделий из слоновой кости. Мне хотелось увидеть какое-нибудь другое, современное, промышленное предприятие. Но что делать, решаем не мы.
Старый автомобиль пробирается по узким улочкам, а я пытаюсь вспомнить, что знаю, и вообще, знаю ли что-нибудь о слоновой кости. В дипломатическом магазине в Пекине имеется целый зал с изделиями из слоновой кости. Я всегда подолгу рассматривал их. Мне было известно, что это тонкое искусство знакомо китайцам с глубокой древности и что изделия китайских мастеров из слоновой кости давным-давно известны в Европе, пользуются спросом, ценятся и именно этот спрос наложил на них свой отпечаток.
Но для размышлений уже не было времени.
Машина выбралась из тесной улочки и остановилась у фабрики. А перед фабрикой — митинг. Но нас встречают молчанием. Суровым молчанием.
Кто-то из нашей группы прошептал:
— Наверное, собрались, чтобы посмотреть, как выглядят живые ревизионисты.
Зал, в который нас вводят, видимо, предназначен для приема гостей. Здесь преобладает красный цвет: и сукно на столе, и «красные книжечки» на сукне, и развешанные по стенам плакаты с лозунгами и цитатами. Только портреты зеленого цвета и бюст — большой гипсовый бюст — белый…
Садимся по обе стороны стола. С одной стороны — мы, с другой — представитель революционного комитета фабрики и еще несколько человек. Кто они, я так и не понял.
Начинается беседа, нет, начинается обряд. Один из китайцев открыл уже изрядно потрепанную «красную книжечку» и начал читать, остальные повторяют за ним. Одна цитата, две, три. Наконец обряд закончен, можно начинать беседу. Но нет, оказывается, он только начинался. Один из китайцев проворно вскакивает и отрывисто, по-военному, командует: «Все лицом к нашему самому, самому великому». Все встают, благоговейно делают шаг вперед к бюсту Мао Цзэ-дуна. Все, кроме нас. Командующий раздраженно повторяет: «Все». Мы переглядываемся. «У нас это не принято, — возражаю я, — мы можем выйти, пока вы совершаете свой обряд». Атмосфера накаляется, но обряд продолжается.
Наконец начинается беседа.