Страница 14 из 18
– Приношу свои извинения, леди и лорды. Госпожа Жаклин просила передать приглашение. Будем рады видеть вас в поместье Лафьер.
– Лафьер? – переспросил Алекс, рассматривая карточку.
Я с тревогой поглядывала на мужа, гадая, какое он примет решение. А вдруг он так сильно расстроился из-за сегодняшнего происшествия, что решит проучить не только моряков, но и меня, и незнакомую леди? Но я зря опасалась – во всех делах, касавшихся встреч, выгоды и особенно выгодных встреч Алекс мыслил, как настоящий дипломат.
– Что ж. Нельзя отказываться от возможности познакомиться с известным форгардским предпринимателем, – сказал муж.
А я едва не прыгнула ему на шею от восторга.
Вместе с посыльным прибыли и слуги, принесшие с собой три паланкина. Устроившись внутри одного и приоткрыв занавеску, я всю дорогу смотрела на красочный оживленный город, поражавший своей чужеродностью.
Я была искренне благодарна судьбе за встречу с Жаклин, ведь в противном случае я бы никогда не увидела ни конусообразной белой башни, что стояла на четырех слонах, вырезанных из розового камня, ни процессию, в которой каждый человек с головы до ног был увешан цветочными гирляндами. Люди распевали гимн и направлялись куда-то в неизвестном мне направлении.
Об одном только я жалела – Алекс был в соседнем паланкине, и я не могла спросить у него, что означает это шествие и странные действия местных, которые стояли по колено в реке и поднимали к небу руки, полные воды, а затем выливали ее себе на макушку.
Поместье Лафьер находилось в пригороде Далила. Солнце было уже в зените, когда мы добрались до белокаменного двухэтажного дома с изогнутой черепичной крышей. Миниатюрное строение, фасад которого лишили каких-либо украшений – колонн, скульптур или барельефов – утопало в зеленых зарослях пальм и бананов. А среди изумрудных листьев «горели» огоньками насыщенно-розовые цветы олеандров.
– Ты в порядке? – спросил Алекс, едва носильщики опустили мой паланкин на зеленую лужайку. Муж протянул руку и помог мне выбраться.
– Спасибо! Чудесно! – ответила, оглядываясь по сторонам.
– Почему-то я не сомневался, – усмехнулся он.
Я улыбнулась в ответ.
Едва я ступила на каменную дорожку, по обе стороны от которой зеленели аккуратные лужайки, послышался голос Жаклин.
– Ну наконец-то! – Девушка поднялась из плетеного кресла, находившегося на террасе.
– Добро пожаловать, леди и джентльмены, – сказал невысокий мужчина – ровесник моего отца, направляясь к нам.
Пожалуй, если бы я не знала, что незнакомец – дядя Жаклин, я подумала бы, что он ее отец – настолько они оказались похожи. Такие же миндалевидные глаза, изгиб бровей, слегка заостренные скулы и цвет кудрей. Вот только лорд Лафьер был значительно смуглее своей подопечной, белизну кожи которой подчеркивало бледно-сиреневое платье.
– Рады видеть вас! – поприветствовал мужчина, слегка поклонившись мне, а затем пожав руки отцу и Алексу. – Разрешите представиться, Гастон Лафьер, маркиз Ирэни.
Оглядев моего мужа и папу, он сказал:
– Право, джентльмены, рискну предположить, что вы «сварились» в своих аби. На правах хозяина позволю предложить вам отбросить ненужные церемонии, мы все-таки не при дворе раджи.
Мужчины посмеялись, признавая правоту маркиза, который был одет в батистовую сорочку и хлопковый жилет с кюлотами, а затем прошли в дом, где за прохладительными напитками заговорили о жизни и делах.
Я же вместе с Жаклин отправилась прогуляться по саду.
– Здесь очень красиво, – сказала я, рассматривая ярко-оранжевые гроздья ашоки и вслушиваясь в трели сине-зеленых и красно-желтых птиц, сновавших между раскидистыми ветвями невысоких пальм.
– Интересно, что бы вы сказали, если бы прожили здесь пятнадцать лет, – вздохнула девушка, раскрывая веер из слоновой кости и обмахиваясь им. – Расскажите лучше про Эльгард…
И я рассказала, стараясь не упускать все важные и интересные мероприятия, случившиеся в Лаверте за последние полгода. В тот момент, когда я хотела поделиться впечатлениями от премьеры балета, состоявшейся зимой в королевском театре, с дерева свесилась серенькая обезьянка и протянула лапки к Жаклин. Конечно, я уже видела этих зверей и знала, что они обитают в Могуле, но все равно не смогла удержаться от восторга.
А вот Жаклин моих эмоций не разделяла.
– Явилась, попрошайка, – протянула девушка, доставая из сумочки, привязанной к поясу, кусочек лепешки. – Что? В коробке ничего не осталось?
– Она ваша? – спросила, наблюдая за тем, как обезьянка поглощает лакомство. Это было так мило, и так хотелось ее погладить, но помнится, кто-то рассказывал, что эти звери не безобидны и могут укусить.
– Не совсем. Ее хозяин – слуга, доставивший вам пригласительные. Он дрессирует ее, чтобы она могла приносить ему записки и небольшие предметы. Но я с ней тоже нашла общий язык. Вернее, мне пришлось. Вначале я очень ругалась, когда эта проныра повадилась забираться в мою комнату и корчить рожицы в зеркало… но потом… в общем, я не смогла попросить дядю пристрелить ее. А со временем я и Иша подружились.
Покончив с лепешкой, обезьянка скрылась среди ветвей. Мы же продолжили наш путь и беседу, остановившись только около постройки с покатой крышей, напоминавшей издалека маленький амбар. Дверь была открыта и оттуда доносились мужские голоса.
– Наш «музей», – скривилась Жаклин. – Дядя всех сюда притаскивает, чтобы похвастаться «сокровищами».
Услышав слова «музей» и «сокровища», я оживилась. По правде сказать, разговоры о моде и светских сплетнях мне немного надоели, очень хотелось переключиться на нечто по-настоящему интересное.
– Я уверена – это стоит внимания, – заметила, направляясь к двери.
– Бросьте. Старый, никому не нужный, кроме дяди, хлам, – попыталась остановить меня Жаклин.
Но я была настроена решительно. Всего один день в Могуле, и я хочу выжать из него максимум пользы!
– Моя коллекция, – с гордостью говорил Гастон, когда мы вошли в темное прохладное помещение, напоминавшее дедушкино хранилище, где находились особо ценные вещи.
– Вы точь-в-точь, как мой отец! – послышался голос папы. – Он так же бредит Востоком, еще и Дарлайн заразил. А вот и ты, дорогая. Мы только о тебе вспоминали.
Внутри «амбар» действительно походил на музей: вдоль стен застыли каменные статуи львов и многоруких богов, а еще стелы, покрытые письменами, на полках были расставлены керамические чаши, разложены пояса, ножи, курительные трубки…
А затем я увидела висевший на стене свиток, покрытый изображениями: человек, меч, птица, державшая в когтях ножны. Я с недоумением рассматривала рисунки, стараясь понять, отчего они кажутся мне знакомыми. Где-то я уже видела подобное. Причем относительно недавно.
– Что это? – обратилась к лорду Лафьеру, показывавшему Алексу старые печати.
– Это из Хорсы, – пояснил маркиз Ирэни, – а если точнее – нитторийская легенда, дошедшая даже до Могула. Она о мече, выкованном в горном пламене.
– Вы расскажете ее? – спросила, всматриваясь в рисунки, выполненные тушью.
– Почему нет? – согласился Гастон. – Предание гласит, что некогда Нитторийские острова были погружены во тьму и их населяли демоны, пожиравшие людей. Никто не мог с ними справиться. Даже когда родилось Солнце, ничего не изменилось, ведь убить демона мог только демон. Так продолжалось до тех пор, пока один из них не полюбил дочь Солнца. Он пошел на сделку с богиней, выковав в пламени горы меч, в который вложил свой дух. А Солнце сделало ножны, призванные сдерживать демона, заключенного в металл. После этого создатель меча и дочь Солнца умерли, чтобы переродиться людьми – от них пошла императорская семья.
Слушая легенду и рассматривая свиток, я вспоминала о золотой птице, изображенной на ножнах…
– А есть ли легенда, рассказывающая о том, что случилось с этим мечом?
– К сожалению, Ниттори слишком закрытая страна, – пожал плечами маркиз Ирэни. – Приходится перебиваться крохами. Знаю лишь одно. Мой знакомый, побывавший в Гакке, рассказывал, что нитторийцы часто изображают птиц на ножнах, чтобы те не давали вырваться «духу оружия» на свободу.