На Восток

Алекс фыркнул, услышав слова про побег. А я невольно рассмеялась и закатила глаза.

Вернувшись в темную каюту, я садилась на кровать, расчесывала волосы и тайком молилась о том, чтобы ночь прошла без сновидений.

Вот же… я никогда раньше не молилась! Никогда! А теперь, каждый раз, когда Алекс тушил светильник, незаметно переплетала пальцы и мысленно говорила: «Защити! Пожалуйста, защити!». Но великий и вездесущий, которому поклонялись в Эльгарде, упорно оставался глух к моим просьбам.

Пусть я и не кричала больше по ночам, но сон не желал отпускать, вцепившись в меня, будто клещ. Каждый раз, стоило мне закрыть глаза, как я оказывалась в лесу. Картинка только отличалась фазой луны. Мне было страшно.

Каждый раз перед тем, как заснуть, я старалась расспрашивать мужа о Хорсе и засыпать с мыслями о волшебной стране.

– В каком городе мы будем жить?

– В Гондаге, – ответил Алекс, находившийся рядом и наблюдавший за мной.

– Там много эльгардцев?

Муж призадумался. Он лежал на кровати без рубашки, в одних панталонах, положив руки под голову. Его тренированное в фехтовании тело, подсвеченное теплым золотистым огнем ночника, притягивало глаз, и поначалу я жутко смущалась подобной картины, но с каждым днем голос разума твердил все громче и громче: «Он твой муж! Ты имеешь право не только глазеть на него…». Временами я его слушала, а временами мне мерещилось, что я воровка, которая любуется тем, что предназначалось другой.

– Наверное, пара сотен наберется!

– Пара сотен? – удивилась я. – Так много?

– Крупица по сравнению с населением Хорсы, – рассмеялся Алекс, дотрагиваясь теплыми пальцами до моей голени, видневшейся через кружево ночной сорочки. – И, в основном, это послы, миссионеры и торговцы.

Его пальцы медленно скользнули до моего колена, а затем спустились обратно, чтобы осторожно забраться под ткань.

– Миссионеры? Неужели наши боги кому-то интересны, кроме нас? – скептически усмехнулась я, вспоминая о неуслышанных молитвах и с горечью думая о предстоящем кошмаре. Может, хоть сегодня он меня минует?

– У хорсийцев много богов, поэтому им не важно – одним больше, одним меньше, особенно если новенький приносит удачу в торговле.

Алекс хитро улыбнулся, я невольно повторила его улыбку, а пальцы мужа вновь поглаживали колено. Он не сводил с меня глаз. Я же почувствовала смущение и волнение.

– А мы помогаем миссионерам, потому что они настраивают население в нашу пользу. К тому же они составляют словари и грамматику.

Рука Алекса на секунду замерла в районе моего бедра.

– А в Ниттори боги такие же?

– В Гакке я слышал, что они поклоняются богине Света, но помимо нее, у них множество мелких духов, населяющих каждый предмет, место. Пожалуй, все…

Рука Алекса настойчиво продолжала свой путь от внешней стороны бедра к внутренней, а затем выше и выше. Я напряглась, догадываясь, что последует дальше, но ошиблась.

– Ты мне правда покажешь что-нибудь в Хорсе? Папа столько рассказывал об их стене, построенной от кочевников, о храмах, о горах…

– Обязательно, – кивнул Алекс, прикрывая глаза. Но руку с бедра не убрал. – И Гондаг с его каналами, и корабли, и… Дарлайн, поцелуй меня.

– Что? – спросила, опешив от неожиданности. – Это обязательно? – и вдруг осеклась. Ну как я могла задать такой вопрос?

– Нет, – ответил муж. – Но мне было бы приятно.

– Только поцеловать? – уточнила с некоторой опаской.

– Угу.

– Ладно. – В конце концов, пора привыкать к этому.

Я убрала расческу и наклонилась к «спящему» мужчине, чтобы поцеловать его в уголок губ. А рука Алекса вдруг переместилась с моего бедра на талию и крепко прижала меня. Я охнула. А мужчина сделал резкое движение, переворачиваясь. Теперь я оказалась под ним.

– Попалась? – улыбнулся Алекс, а затем поцеловал мою шею.

По телу немедленно пробежала трепетная волна. А внутри что-то связалось тугим узлом.

– Ты все еще боишься, – сказал Алекс, становясь серьезным. – Даже несмотря на то, что все было. Даже несмотря на то, что твое тело отзывается на мои прикосновения. Почему? Расскажи мне, Дарлайн, – он провел свободной рукой по моим волосам, оттянул одну прядь и стал медленно наматывать ее на палец, внимательно рассматривая. – Я имею право знать.

Конечно, имеет! Вот только я всегда тяжело шла на откровения, предпочитая держать мысли и чувства при себе. Алекс гладил меня по голове, легко целовал мочки ушей, подбородок, шею. Отогреваясь в тепле его прикосновений, я решила, что, пожалуй, пора изменять своим привычкам.

Воспоминания, едва заметив приоткрывшуюся дверь, поспешили выбраться на свободу. Вначале блеклые, они неторопливо набирали краски, разворачивались, пробуждая, казалось, давно забытые эмоции.

Я будто вернулась в тот ясный солнечный день, наполненный голосами птиц, шелестом листвы и… криком. Вновь услышала шепот отца: «Все будет хорошо! Все должно быть хорошо, правда?».

Я ничего не ответила, лишь кивнула. Папа прав, все должно быть хорошо. При родах не умирают… почти никогда. Почти. С нашей семьей это не может произойти. Наверное.

А потом вдруг стало тихо. Так тихо, что мне показалось, как я слышу стук папиного сердца. Вот оно колотится, колотится, замирает… мое замирает вместе с ним.

«Почему такая тишина?» – думаю, хотя в глубине души знаю ответ. Все закончилось, не успев начаться.

Вышедшая из комнаты повитуха попросила папу войти. Я же никак не могла заставить себя подняться и последовать за ним, видя в приоткрытую дверь кровать, с которой бессильно свисала женская рука.

Я выбежала на улицу и побрела в сторону сада. Меня окружали зной, благоухание, краски лета, пленявшие взор. Это ошибка. Наверняка это ошибка! Мы просто неправильно поняли. Наверное, маме надо было отдохнуть. Трагедии происходят только в мрачные дни, когда хлещет дождь или воет вьюга, но не в такие! Нет! Я с надеждой посмотрела на дом, расположенный между раскидистыми ясенями и дубами. Но даже глядя на черные окна, внутри меня тлел огонек, поддерживавший слабую веру в чудо. Когда я вернулась, слуги уже закрыли зеркала тканью, рассматривая которую я поняла, что чуда не будет. Огонек погас.

– Мама умерла во время родов, – сказала, делая над собой усилие. – Врач не смог спасти ни ее, ни моего брата.

– Мне жаль, – ответил муж, отпуская прядь. – Извини, но я не улавливаю связи.

Конечно, я тоже не сразу уловила. Лишь на похоронах, когда тетя Агата в перерывах между рыданиями сказала: «Первые роды прошли так тяжело! Как она могла оставить второго? Всевышний, надеюсь, Дарлайн не повторит ее судьбу!».

– Говорят, дочери повторяют судьбу матерей, – прошептала, отводя взгляд в сторону. Я внутренне сжалась, опасаясь реакции мужа. Какой она будет? Злость? Смех? Равнодушие? Все-таки мы не настолько хорошо знали друг друга, чтобы я могла предсказать его поведение.

Мгновение. Другое. Будто вечность прошла. Я уже набралась храбрости и перевела взгляд с потолка на Алекса, когда он спокойно ответил:

– У тебя будет другая судьба.

Я не разделяла оптимизма Алекса, но согласившись на брак, сделала свой судьбоносный выбор. На помощь трав, запас которых хранился в саквояже, я не надеялась – ни маме, ни тете Агате они не помогли.

Алекс тем временем поцеловал меня. Отстранившись, вновь провел ладонью по щеке, а я, пожалуй, впервые увидела его таким серьезным, без привычных смешинок во взгляде.

– Обещаю, с тобой все будет хорошо. И с нашими детьми, – осторожно добавил муж. – В Хорсе отличные доктора, и они всегда будут рядом.

Рука под ночной рубашкой нежно, но беззастенчиво поглаживала мою заострившуюся грудь, покрывшиеся мурашками плечи, живот. Алекс поцеловал ложбинку между грудей, прикрытую тонкой тканью сорочки, а затем стал спускаться ниже, стараясь разжечь внутри меня огонь.

Я пока не разобралась с эмоциями, которые будили во мне его ласки. Пожалуй, это было приятно. Если бы не смерть мамы, если бы не слова Бланш, то наверное…