С чистого листа

— Зачем тебе? — в его голосе отчетливо прозвучало удивление.

— Я хочу знать, что он со мной делал, — помолчав, пояснила: — Каждый эксперимент имеет конкретную цель. Вне зависимости от исхода результаты записываются. Вполне вероятно, он не пытался меня сделать гениальной или вечно юной, а хотел сотворить нечто иное. Уже сейчас я спокойно пользуюсь бытовой магией и выращиваю деревья. По моему мнению, ни к юности, ни к гениальности это не имеет прямого отношения. Я должна знать, чего ожидать. А вдруг, после всех опытов-то, меня ждет тяжелая болезнь? — выдав такое для самой себя невероятное предположение, замолчала.

— Вряд ли, — мужчина покачал головой. — В больнице ты неестественно быстро выздоровела. Мы с твоей тетей и реаниматологом не то что не видели подобного, но даже и не слышали.

Вот он и признался. А если бы я не спровоцировала? Так бы и молчал? Неправильно это. Неправильно.

— Спасибо, хоть сейчас рассказали, — не смогла сдержать горечи в голосе.

На лице Савелия Андреевича отчетливо проявилось огорчение. Он, похоже, искренне сожалел. Но все равно о внезапно обострившемся слухе, умении быстро усваивать информацию и способности управлять огнем я решила пока не упоминать. Сама знаю, и ладно.

Спустя долгую паузу, Игнатьев задумчиво произнес:

— Насколько знаю, твой отец пользовался компьютером для фиксации экспериментов. Кроме как в вашем полусгоревшем доме ему быть негде. Я планировал завтра-послезавтра съездить, посмотреть. Вдруг цел остался. Дом под охраной артефактов, чужой не пролезет, но все же мешкать не стоит.

Я кивнула. Охрана охраной, но документы, пусть и электронные, лучше забрать. Может мне стоит поехать с ним? Вдруг я что-то в том доме вспомню?

Прерывая мои размышления, мужчина твердо заявил:

— Даже если Владимир и сделал открытие века, он нарушил закон. По указу императора России любые опыты над людьми, не достигшими двадцати одного года, караются смертью. Использование результатов таких опытов строго запрещено. На что брат рассчитывал, я, честно, не понимаю. Но, как медику, мне интересно, к чему он пришел, — признался, не отводя от меня глаз. — Тем не менее я не хочу, чтобы о преступной деятельности Владимира узнали. Не позволю трепать нашу фамилию, — мужчина нахмурился. — Ты умная девочка, уверен, поймешь все правильно. Реальных доказательств, что Ярослава Игнатьева получила во время пожара сильные ожоги, нет. Защитный купол, в котором тебя привезли в больницу, непроницаем для глаз. Его открывал Евгений Петрович. Фактически, кроме него и медсестры, тебя никто не видел. Видеокамеры в приемном покое не работают, карта вызова скорой утеряна, — он усмехнулся, давая понять, по чьей просьбе ее «потеряли». — С дознавателем я уже договорился: расследования как такового не будет, тебя не станут опрашивать и тревожить. Если кто-то спросит о причине госпитализации, говори, что физически не пострадала, но медики перестраховались. В больнице выявили потерю памяти. Проходишь лечение. На этом все.

— Ясно, — ответила негромко. В голове царил сумбур. Решив хорошо все обдумать, когда останусь одна, задала самый важный сейчас вопрос: — Савелий Андреевич, мне можно вернуть память?

Тот помолчал, затем тяжело вздохнул.

— Я ознакомился с твоим анамнезом и данными исследований, проведенных в больнице, — он говорил аккуратно, подбирая слова. — Яра, приборы и артефакты тебя не видят. Боюсь, это опять-таки результат экспериментов моего брата, — дядя тяжко вздохнул. — Есть варварские методы спецслужб, но к тебе их применять нельзя. Погибнешь, — глянул строго, потом мягко добавил: — Не расстраивайся. Просто поверь: иногда прошлое лучше забыть крепко-накрепко.

— Возможно, вы и правы, — промолвила и отвела взор. — Пойду к себе, пожалуй.

— Конечно, Яра. Иди, отдыхай, — с пониманием откликнулся Савелий Андреевич.

Улыбнувшись мужчине на прощание, я покинула кабинет.

В своей комнате остановилась у окна, глядя на темнеющий небосвод. Вроде бы мне все объяснили. Но отчего-то по-прежнему не желала верить.

Я — не она. Упрямая мысль засела иглой в разуме и не давала покоя.

Едва слышно скрипнула входная дверь. Через миг девичьи руки обняли сзади за плечи.

— Ну что ты, сестренка? Совсем расклеилась, — развернув к себе, Светлана шутливо меня потормошила. — Все образуется.

— Надеюсь на это, — откликнулась тихо. Прижавшись щекой к острому плечику девушки и думая о своем, едва слышно шепнула: — Надеюсь.

***

Япония. Токио. Хризантемовый дворец

— Мой господин! — ученый согнулся в нижайшем поклоне перед императором Ичиро.

Сидя в кресле и мерно покачивая начищенной до блеска лакированной туфлей, тот наклонил голову набок и лениво обронил:

— Чем порадуешь?

— Мы вычислили место, где в России был всплеск силы, — подобострастно посмотрев на хозяина, торопливо продолжил: — Город Краснодар, улица Российская, дом 716.

Задумчиво пожевав губами, темноволосый мужчина властно уточнил:

— Отправил людей?

— Конечно, господин, — вновь согнулся в три погибели старик. — Прямого рейса нет, но они уже сделали пересадку в Москве. Через пару часов будут на месте.

— Жду результата завтра.

— Слушаюсь, мой господин, — не поднимая глаз и не разгибаясь, ученый, пятясь, покинул комнату.

А Ичиро довольно улыбнулся. Скоро, уже скоро все прояснится.

Включив с пульта навороченный музыкальный центр, он откинулся на спинку роскошного кресла и прикрыл глаза, наслаждаясь музыкой и великолепным голосом сына.

Глава 6

Спала я отвратительно: то просыпалась, то проваливалась в беспокойный сон, то видела непонятные, обрывочные картинки. Хаотично тасуя их, подсознание явно пыталось до меня достучаться. Казалось, еще чуть-чуть и… Но нет. Память упрямо не желала возвращаться.

Перевернулась на живот и, вконец измучившись, тяжело вздохнула. Жутко неудобный излишне мягкий матрас послушно прогнулся. Как же он мне надоел за ночь!

Обхватив подушку, с тоской посмотрела в открытое настежь окно, за которым звонко стрекотали невидимые цикады. Легкий ветерок, залетая в комнату, приносил с собой запах ночных цветов.

Я смотрела в темное небо, не в силах отвести взор от россыпи звезд: большие и маленькие огоньки таинственно мерцали, манили, беззвучно нашептывали. Внезапно показалось, что мое место не здесь, а где-то там, далеко-далеко. Возможно, во-о-он на той призывно сверкающей звездочке и есть мой настоящий дом.

— Заберите меня, — шепнула едва слышно. Острая тоска пронзила сердце. — Я не могу быть той, за кого меня принимают. Я — не она, — добавила чуть громче. Внезапно слезы навернулись на глаза.

Сев в кровати, вытерла их ладошкой и со злостью стукнула кулаком по ни в чем не повинной подушке. И, не совладав с разрушительной эмоцией, ощутила, как та вырвалась наружу. Над ладонью заплясал огонек. Я замерла, не отводя от него глаз.

Так, стоп! Я обязана себя контролировать. Нельзя подвергать опасности Игнатьевых.

Глубоко вдохнула, потом медленно выдохнула. Буквально через миг сердце забилось ровнее. Вскоре пламя погасло.

Особо не задумываясь над тем, что делаю, причудливо сложила ноги, удивительно привычно разместила на коленях руки ладонями вверх. Затем закрыла глаза и начала глубоко, ритмично дышать, прогоняя все ненужные мысли.

Вдох. Выдох.

Я вижу, как кровь свободно струится по венам, однако в каналах бушует золотистый эфир. Непорядок.

Вдох. Выдох.

Эфир успокаивается, покоряется моей воле. Достигается единение тела с духом, наступает полное расслабление, но одновременно я держу под контролем каждую клеточку организма.

Восстанавливая утраченный баланс, я удивительно просто оборвала связь с реальным миром. Поразительные ощущения.

Не знаю, сколько так просидела. Когда открыла глаза, за окном уже вовсю пели птицы, а солнечные лучи щедро освещали комнату. Я чувствовала восхитительно отдохнувшей и собранной. Вся информация, полученная за вчерашний щедрый на происшествия день, была проанализирована и разложена по нужным «полочкам».